Эдик

Пронзительно яркий луч солнца, выглянувшего из-за крыши соседнего дома, пробился в щель от не задёрнутых до конца плотных штор и, как прожектор с вохровской вышки, высветил в сумраке помещения лицо мужчины, лежащего на элитной деревянной кровати и облачённого в спенсер дополненный галстуком-бабочкой и белым шёлковым носовым платком в нагрудном кармане. Средний палец правой руки, покоящейся на груди спящего, украшал скромный перстень, а на запястье его откинутой левой руки отблескивали желтизной часы.

Недовольно поморщившись от упавшего на него солнечного луча, спящий повернулся на бок, затем открыл глаза и, пробудившись окончательно, присел, спустив ноги на пол. Стянув сверкающие глянцем кожаные туфли и небрежно отбросив снятый спенсер, человек встал, потянулся, разминая мышцы, подошёл к окну и раздвинул шторы.

В ворвавшемся с улицы потоке света стоял не высокий, приятной наружности, крепкого телосложения мужчина с коротко подстриженной седой головой и посаженными на неё округлыми похожими на пельмени ушами. Весь его внешний вид, впрочем, как и обстановка комнаты свидетельствовали о финансовом благополучии и успешности этого взирающего на мир индивида.

Эдуард Горин, разглядывающий за окном непривычно безлюдный городской пейзаж, был коренным москвичом, родившимся в СССР и прошедшим все доступные в стране Советов ступени воспитания и образования: ясли, детский сад, среднюю школу, секцию греко-римской борьбы в спортивной школе, технический ВУЗ и срок на зоне. Эдик, так звали его немногочисленные друзья и знакомые, был контактным, жизнерадостным и озорным человеком в кругу своего общения, который он никогда не стремился расширить.
 
Предложенная по окончании института работа не могла удовлетворить его тягу к обеспеченной вольнице – фарцовке, прелесть которой он испробовал ещё в институте. Незаконная, в те времена, предпринимательская деятельность неизбежно привела Эдика на Петровку 38, в кабинет следователя ОБХСС, оказавшегося его институтским одногруппником, пришедшим в органы по комсомольскому призыву. В итоге, пионер отечественного бизнеса был отправлен отбывать срок в не столь отдалённые, но малоприятные места.

С развалом Советского Союза фарцовщики и ОБХСС закончили свою деятельность. Эдик в начале 90-х организовал несколько торговых точек в «Луже», а его однокашник-кум стал таксистом-бомбилой. Со временем, образование и опыт позволили Эдику создать небольшую сеть магазинов, доходы от которой вполне обеспечивали его разнообразные потребности. А моральное удовлетворение приносили сокрытие прибыли, уход от налогов и прочие популярные среди соратников фенечки, возбуждавшие его, поднимавшие тонус и отсутствие которых переводило дни в разряд напрасно прожитых.

Достигнув почтенного возраста, Эдик как-то незаметно утратил интерес к шумным ночным клубам, силиконово-ботексным «вешалкам», охотившимся за состоятельными «папиками», и к любимому шотландскому виски «Джонни Уокер» восемнадцатилетней выдержки, а нереализованные авантюризм и отчаянность нашли выход в казино, игра в котором стала для него основным развлечением.

Нет, Эдик не был скупым, но спущенная в ночной игре сумма и излишняя, принятая в азарте, доза вискаря как будто выпали в нём неприятным осадком и изрядно портили настроение.

Стакан воды с Упсой и прохладный душ смыли этот осадок и заметно подняли настроение, а любимый халат, уютное кресло и чашка кофе вовсе вернули Эдика в нормальное состояние. Включив пультом настенный, почти двухметровый Samsung, он пустился в вояж по телеканалам, чтобы как-то скоротать время в условиях навязанной народу принудительной самоизоляции из-за объявленной коронавирусной пандемии.

Этот жлобский со стороны властей финт ушами – введение режима самоизоляции вместо объявления ЧС и штрафование нарушителей режима, лишённых возможности работать, оставшихся без средств к существованию и индивидуальной защиты от вируса, никак не ограничивал прав и свобод Эдика, живущего по своим понятиям и не относящего себя к гражданам страны, именуемой Москва. Просто круг его общения обычно активизировался не ранее обеда и поэтому некоторое время Эдик был вынужден проводить наедине с самим собой.

Итак, пролистав около полусотни телеканалов Эдик не нашел ничего достойного его внимания. Большинство каналов заполняли эфирное время однообразными бесконечными сериалами о ментах, врачах и Золушках, которых играли безликие и бездарные артисты. Эстрада была в основном зарубежная, поскольку все наши примадонны, императрицы и прочие «звезды» различной величины давно уже вышли в тираж, превратившись в белых карликов. Спорт, ставший бизнесом, основанным на купле-продаже легионеров, вообще был вне его интересов. От ливня дебильной рекламы, с участием некогда известных, но потерявших честь и совесть артистов, его воротило. А центральные федеральные каналы с бесконечными ток-шоу неопрятных небритых мужиков, то орущих и дерущихся, то одевающих и раздевающих женщин, то копающихся в «грязном белье» «героев» пошлых передач Эдик не переносил на дух, так же как и развлекательные программы с участием полусинтетических тёлок с пониженной социальной ответственностью, лиц, запутавшихся в своей гендерной принадлежности, прикормленных шутов и скоморохов поучающих народ как тому, ограбленному, обездоленному и бесправному нужно жить.

Эти  шуты напомнили Эдику, как в первом классе им организовали культпоход в цирк на Цветном бульваре. Для них, семилетних москвичей, цирк не был чем-то необыкновенным, в нём каждый из них побывал не раз. И вот они нарядные, парами, галдящим ручейком проникли в храм искусств и растеклись по сидениям первого ряда. Действие на арене не очень отвлекало детей от активного общения и озорства, так как они не виделись уже со вчерашнего дня. Но с выходом клоуна внимание детей переключилось на него и все затихли в ожидании новых трюков и приёмов. Однако клоун работал по знакомой уже детям программе. Разочарованный Эдик решил помочь ему разнообразить выступление и крикнул: «Кло-вун, пёл-ни!». Класс моментально подхватил и дружно картавя начал скандировать его призыв. На этом культпоход завершился, а родители потом получили в школе рекомендации по воспитанию детей.

Улыбнувшись воспоминанию, Эдик снова взглянул на телеэкран, где вновь крутили рекламный ролик с «богемным» шутом дурящим народ. Не стерпев этой пытки, Эдик в полный голос крикнул: «Клоун, пёрни!», выключил телевизор, в сердцах отбросил в сторону пульт и подумал: «А ведь прав был Колчак, требовавший при входе армии в любой город: «Не трогайте артистов, проституток и кучеров. Они служат любой власти».

Переключив в своей голове программу и озадачившись чем бы занять наступивший день, Эдик отправился за второй чашкой кофе.