О себе

(идея Славко Яневски).

 Я - ВitteLeben из Kuckuck. Моя жизнь и удивительные приключения



                Не думай о смерти. Она сама придёт.

1.

Ветер гнал меня на пирс,
В небе Солнца шар завис,
Порт в Таренто был большой,
И, как всякий порт, родной,
Я в Святую землю шёл,
Путь пройдённый так тяжёл!
И наняться на галеру,
Оставалось кавалеру.
Очередь людей стояла,
И миазмы излучала,
Издалёка путь держали,
Блох и вшей все нахватали,
Были плуты и убийцы,
Звездочёты, кровопийцы,
Францисканцы и катары,
Колдуны и зубоскалы,
И крестьяне, как без них,
И один премерзкий псих.
Муть людская вся в наличье,
В человеческом обличье.
Все спасти себя стремились,
Видно, сильно провинились,
Конец света настаёт,
Кометы виден был полёт,
Бородатой, раскалённой*,
В ад развёрстый, устремлённой,

2.

Отчалили с вечерним бризом.
Легко летел кораблик по волнам,
А за кормою солнце пряталось с сюрпризом,
Предупреждало: завтра ждёт вас ураган.
Кровавой тучей горизонт затянут,
Готовилось свою взять море дань,
Стоячий такелаж* струной натянут,
И тросы песни на ветру гундят.
Шли фордевинд*, с попутным ветром,
Но с каждым часом он крепчал,
И волны, с шапками из пены,
Уже облизывали фал*.
Кормило* с треском обломилось,
В пучину кормщик унесён,
Стихии отдались на милость,
Кто в Бога верит, тот спасён.
Трещала мачта, парус хлопал,
Канаты рвутся будто нить,
И не один с трусливой ж…,
Поклялся жизнь всю изменить.
Без кормчего и без кормила,
Галеру призраком влекло,
Об скалы нас ошеломило,
На дно кого-то увлекло.
Единый челн среди обломков,
Надеждой призрачной манил,
Возможность завести потомков,
И жизнь продлить чуть-чуть, пьянил.
Счастливцев десять поместилось,
И я со щепкою в бедре,
Невольно все перекрестились,
Неужто миновать беде?
Вокруг нас плавали обломки,
И трупы, бывшие людьми,
Мы огрызались словно волки,
И их толкали в бездну тьмы.
Под утро ураган умчался,
И штиль укачивал наш челн,
Диск солнца только улыбался,
«Ну что, попали к морю в плен?"
Два дня от жажды мы страдали,
Готовы горло другу грызть,
Без слёз, сипеньем мы рыдали,
И кто-то ел свою уж кисть.
На третий день с рассветным бризом,
Пустынный берег принял нас,
Каким удачливым капризом,
Оазис, не мираж, нас спас.
У родника, в тени под пальмой,
Прошли счастливые часы,
Звучала музыка печально,
Мы сладкие смотрели сны.

3.

Не долго жизнью наслаждались,
И отдыхали, и купались,
Разбойники нас отыскали,
И тёмной ночью повязали.
Рабом отправили в пустыню,
Чтоб в зад засунул я гордыню,
У фараоновых гробниц,
Где копты падали все ниц.
Нас заставляли в пирамидах,
Страдать от жажды, и в хламидах,
Искать сокровища Хеопса,
Ровесника трицератопса.
От жажды мы с ума сходили,
В  пустыню даже уходили,
Я тоже бегал пару раз,
Поймав, бросали напоказ,
На солнце злобном целый день,
Отдал бы царство я за тень.
Не убивали по причине -
Нет пользы от моей кончины.
Кто умер – зарывали их в песок,
И лёжа на кошме под звёздный диалог,
Меж скорпионами и пауками,
Я слушал, звери бродят как кругами,
Горбатые, пятнистые собаки*,
Любители подраться, забияки,
Зарытых мертвецов всех за ночь отрывали,
К утру обглоданные кости оставляли.
Когда свободною была минута,
О дома вспоминал уюте,
Дубравах с чистыми ручьями,
Лесах весенних с соловьями,
Своём селе и городе Хардгривсе,
Я с долею такою не смирился,
Упорней случай стал искать,
Случилось то, о чём не мог мечтать.

4.

Я с рождения был миловидным,
И по возрасту не был солидным,
Белокур, но с хорошим загаром,
От природы с тяжёлым ударом,
И однажды мне так подфартило,
В новых красках всю жизнь осветило,
За сотню динаров продали,
Напоследок под зад наподдали.
Мой хозяин – купец из Сидона,
Был как гусеница-автохтона*,
Толстый, грязный, в длинной рубахе,
Слуг своих он держал в сильном страхе.
И любитель был он мальчишек,
Принуждал он к блуду детишек.
От меня не добился он толка,
И смотрел с той поры прямо волком,
Был он зол, каждый день издевался,
И однажды внезапно нарвался.
Удавил я его без сомненья,
Не возникло в душе сожаленья,
Всё добро между слуг поделили,
Разбрелись все вокруг и забыли.

5.

Я пристал к погонщикам верблюдов,
Странствовал в пустынях с караваном,
Внешне стал арабом, пересудов,
Избегать мне нужно, как капканов.
Торговать учился понемногу,
Бодро говорил на бахарна*,
Одевался я в бурнус* - их тогу,
Наизусть читал я Аль-Аля*.
Но удача ходит рядом с горем,
Повезло в торговле мне,
Лишь почувствовал себя героем,
Был ограблен ворами во сне.
Конопляная крепка верёвка,
И закончил бы я жизни путь,
Выпала фортуна-жеребьёвка,
Снова помогла смерть обмануть.
Принесло паломников судьбою,
Шли они гурьбой в Ершалаим*,
И достали из петли с любовью,
Покорителя восточных Палестин.

6.

Недолго обществом их наслаждался,
В компании я их остался,
Уж ввечеру, вокруг костра,
Когда уже пришла пора,
Поговорить и отдохнуть,
И в отблесках огня вздремнуть,
Заметил я, что пилигрим,
Один из всех, только один,
Смотрел в меня, как бы пронзал,
Кинжалом будто кровь пускал,
И бормотал белиберду,
На языке… не разберу,
Вдруг имя он моё назвал,
Тогда и я его признал.
Один из нас, из десяти,
С кем разошлись мои пути,
С кем на челне давно спасались,
Потом в оазисе скрывались…
«Мы, после гибели галеры,
Страдали сильно от холеры,
И без еды едва ходили,
Друзей бессчётно хоронили.
Ты обжирался мертвечиной,
Швыряла что на брег пучина,
Лишал воды нас и еды,
Такой никто не знал нужды.
Потом ты бросил нас в песках,
Молили мы, отринув страх,
И умоляли нам помочь,
Ушёл ты, засмеявшись, прочь».
Не мог я слушать этот бред,
Мерцал уже вдали рассвет,
Схватил я ветку из костра,
И сунул что есть сил в глаза,
Бесчестному лгуну и психу,
Он вспыхнул очень даже лихо!
Лупили меня всей толпой,
Кто палкой, кулаком, клюкой,
Сломали руку, рёбра, нос,
Так не страдал и сам Христос.
И бросили там умирать,
Мне больно это вспоминать.

7.

Я лежал, умирал в раскалённом песке,
В небе синем стервятник кружил вдалеке,
Меж барханов запели пятнистые псы,
Торопились минуты, бесконечны часы.
Я лежал и гадал, кто меня разорвёт,
Голошеий орёл. Он с небес упадёт?
Ну, а впрочем, не всё ль мне равно?
Псы, стервятники, солнце и что?
Здесь пустыня без края она, без конца,
Здесь без жизни, надежды, царит тишина,
Что же лучше подходит для смерти моей?
Ветер станет могильщик и плакальщик дней.
Вытекала надежда по капле в песок,
На меня уж играли Сатана и мой Бог,
И в последний момент меня всё же нашли,
 Бездыханного, всадники в порт отвезли.

8.

Лишь через месяц я на ноги встал,
В голове ещё плыл мутный туман,
Носом свистел, но харкал без крови,
Чувствую, надо податься и к дому.
Спасителя звали – Эль-Эдриси,
В пустыне меня он нашёл: grand merci,
Высокий, кудрявый и с бородой,
И привлекал неземной красотой.
Служил господам он на Сицилии,
Добро на меня изливал в изобилии,
И предложил в Сиракузы с ним плыть,
А о Святой земле позабыть.
В Ершалаим я всё же попал,
И Гефсиманский сад посещал,
Всходил на Голгофу и в храме молился,
У Гроба Господня я изменился.
Пошли мы в Сицилию, я пассажиром,
В Эль-Эдриси я почуял вампира,
Неведома хворь всё точила меня,
Сгорал изнутри с каждым днём без огня,
Ни стаи дельфинов, ни рыбий полёт,
Ничто от болезни не отвлечёт.
И я изливал столетнюю желчь,
В бреду выдавал бессвязную речь.
Но мне помогла вода Авиценны*,
Подарком была без сомненья бесценным,
Вернулся в реальность, но был я другим,
Для Эль-Эдриси стал я чужим.
Сошёл я в Италии на каблуке*,
Вода Авиценны в моём кулаке.

9.

Какой-то крестьянин меня приютил,
Я отлежался, немного остыл,
Вода Авиценны сняла лихорадку,
И я убежал, прихватив их лошадку.
Ночами тащился на лошади пегой,
Испорчена лошадь скрипучей телегой,
Под светом бесплодного злого Сатурна,
Под топотом духов в тяжёлых котурнах*,
Из нор вылезали прозрачные звери,
Из каменных трещин с проклятьями змеи,
Я их останавливал рыком кровавым,
Я умирал, и я стал безымянным.

10.

Однажды добрался я до села,
В полях за селом «колосилась*» свекла,
Дома все знакомы, и речка вдоль луга,
И в тот же момент лошадь сдохла с испуга.
Но я ведь опять средь родной красоты,
Убогой и дикой, но как из мечты,
Лишь люди другие, чужими мне стали,
Со страхом смотрели, меня не узнали.
Ко мне подошли и меня окружили,
Спасибо, что сразу ещё не убили,
Тут староста Мартин, а был он мальчишкой,
Когда уезжал я, он был кочерыжкой,
Внимательно мне он в глаза посмотрел,
Внезапно он весь, как снег побелел.
«Оставьте его – человек этот мёртв,
А также, отчасти, я вижу – он морф*,
Давайте помолимся мы за него»,
Ушли все, оставив меня одного.

11.

С тех пор я брожу от села и к селу,
Бывает, и в город я захожу,
Я в полном покое, средь мёртвых теней,
Считаю часы одинаковых дней.
В могиле разрытой с улыбкой в устах,
Осиновый кол и прощенье в глазах,

12.

«Горчило лежит здесь, вокруг никого,
Лопату возьмите, заройте его».

9-16 мая 2020 г.


* Кометы виден был полёт, бородатой, раскалённой - Можно предположить, что имеется в виду комета Галлея, период обращения которой вокруг Солнечной системы составляет около 76 лет, видимо, речь идет о событиях 1208 г.
* Стоячий такелаж - совокупность судовых снастей, служащая для раскрепления неподвижных элементов рангоута и передачи тяги парусов корпусу судна.
* фордевинд – ветер сзади, попутный судну.
* фал - снасть, предназначенная для подъёма и спуска парусов
* кормило - руль судна, кормовое весло, при помощи которого управляют ходом судна, лодки.
* Горбатые, пятнистые собаки – гиены
* автохтон - «автохтонные виды» (роды, семейства) животных или растений, возникли и продолжают существовать на данной местности (как и абориген).
* Бахарна - старобахрейнский диалект арабского языка — одна из разновидностей арабского языка
* Бурнус - очень широкий, просторный мужской или женский плащ с капюшоном из сукна или тонкого войлока.
* Аль-аля - Высочайший — восемьдесят седьмая сура Корана
* Ершалаим - Иерусалим
* вода Авиценны - после себя Авиценна оставил свыше 450 различных трактатов, посвященных лечению болезней с помощью растений, минералов, продуктов питания и, конечно же, питьевой воды.
* на каблуке – регион Апулия
* Котурны - вид обуви. Котурн (платформа) — высокий открытый сапог из мягкой кожи на высокой подошве.
* «колосилась» свекла – свекла пошла в стрелку.
* Морф - те, кто обладают способностью менять свой внешний вид. Интересно то, что изменяться может как цвет, так и сама форма