Симона Вейль. Пролог

Он вошел в мою комнату и сказал: «Жалкий, ты ничего не понимаешь, ничего не знаешь. Пойдем со мной, я научу тебя вещам, о которых ты и не думал». Я последовал за ним.

Он привел меня в церковь. Она была новой и безобразной. Он подвел меня к алтарю и сказал: «Преклони колени». Я ответил: «Я не крещен». Он сказал: «Пади на колени перед этим местом, с любовью, как перед местом, где обитает истина». Я повиновался.

Он вывел меня и отвел в какую-то мансарду, откуда в открытое окно был виден весь город, какие-то строительные леса, река, где разгружались баржи. В мансарде был только стол и пара стульев. Он велел мне сесть.

Мы были одни. Он заговорил. Иногда кто-то входил, присоединялся к разговору, потом уходил.

Уже была не зима. Еще была не весна. Ветки деревьев были голыми, без почек, воздух холоден и полон солнца.

День начинался, сиял, угасал, и снова звезды и луна смотрели в окно. И опять занималась заря.

Временами он умолкал, доставал из шкафа хлеб, и мы делили его. У этого хлеба был настоящий вкус хлеба. Мне никогда больше не встречался такой вкус.
 
Он наливал мне и себе вина; оно имело вкус солнца и земли, на которой был построен этот город.

Иногда мы растягивались на полу мансарды, и сладость сна сходила на меня. Потом я просыпался и пил солнечный свет.

Он обещал мне учение, но так ничему и не научил. Мы просто говорили обо всем на свете, перескакивая с одного на другое, как водится между старыми друзьями.

Однажды он сказал мне: «А теперь уходи». Я упал на колени, я обнимал его ноги, умоляя не прогонять меня. Но он выставил меня на лестницу. Я сошел вниз, ничего не понимая; сердце было словно разбито на части. Ходил по улицам. Потом осознал, что совсем не помню, где находился тот дом.

Я ни разу не пытался его найти. Мне было понятно, что он приходил за мной по ошибке. Мое место не в той мансарде. Оно – где угодно: в тюремной камере, в какой-нибудь мещанской гостиной, полной безделушек и красного плюша, в зале ожидания вокзала. Где угодно – только не в той мансарде.

Я не могу не повторять иногда про себя, со страхом и стыдом, некоторые слова из тех, что он мне говорил. Но откуда мне знать, точно ли я их запомнил? Его здесь нет, чтобы сказать мне об этом.

Я точно знаю, что он меня не любит. Да и с какой стати ему любить меня?

И все равно, что-то на самом дне моей души, какая-то точка меня – не может не думать, трепеща от страха, что, может быть, несмотря ни на что, он любит меня.