Десять негритят

Жанр


Люди в шляпах стреляли друг в друга.
И на драповых тёмных пальто
Пятна крови вспухали упруго
В чёрно-белом кино для дальто...

Всё без цвета и звука понятно.
И всегда наступает момент,
Что никто не вернётся обратно.
Даже если прокрутит в уме...

Кроме нас. Мы освоились в прошлом.
Можем даже «Титаник» спасти.
А круизы отменим. Как пошлость.
Но оставим — бифштекс на кости.



Социальная дистанция


Две звезды над паранджой
Переменчивого цвета
Излучают летний зной
И зимою. Ждут ответа.

Отвечай же им, Хайям.
Не увиливай, милейший.
Прекращай хлебать том-ям,
Горевать о прошлых гейшах.

Ты-то точно не ханжа.
Может, это просто маска?
Отчего же два ножа
Режут кожу нежной лаской...



Арго


Чай дымился, так и не остывши.
Словно солнце, в нём растаял мёд.
Дул в волыну доблестный волынщик.
И ребята падали на лёд.

Молодые, крепкие ребята.
Сами обладатели волын.
Не слепые, вроде бы, котята.
Но играл, как надо, он один.

А исполнив, сел и выпил чаю.
Как всю жизнь до этого хотел.
Поперхнулся. Кажется, случайно.
Врач латынью вывел: 

с а м о с т р е л.



Мода


Родился я в рубашке из нейлона —
В.В.


Сменили боги шахматы на шашки.
Театр превратили в кинозал.
Родился мир в смирительной рубашке.
И грыз её. И рвал. И разорвал.

Блаженны духом, граждане Бедлама
Вступили в полные подпольные права.
На римских пап надели иго мамы.
На царском ложе выросла трава.

Входи смелей. Не мешкай на пороге.
Дверь приоткрыта. Воет ветерок.
Пьют, не закусывая, ветреные боги,
Мешая с добродетелью порок.



Не жаль


Рим пылает. Рим горит.
Видно, будет Римом меньше.
Лейся в угли, аквавит.
Проникай в сосуды трещин.

Небо синее, как спирт,
Раскалило алчный камень.
Тот в ответ и говорит:
Слышу, кто тут шепчет «амен».

Слабость даром не пройдёт.
Всё припомнят людям боги.
Император-идиот
От подагры лечит ноги…



Когда


...когда я стану молодым —
скользить гондолами свиданий,
смакуя острый жирный дым,
жечь эльсиноры хищных даний,

идти богам наперекор,
используя их гнев и ссоры,
ввязавшись в безнадёжный спор,
парить, не требуя опоры,

не признаваться ни за что
в грехах, просчётах и ошибках,
по нервам проходить, как ток,
и бой проигрывать с улыбкой —

тогда…



Рок энд


Небо смотрит из-под туч сурово.
Ветром гонит лодки по реке.
Но молчит ненайденное слово.
Прячется, как бомба в тайнике.

А потом рванёт. Да так, что вздрогнет
И пойдёт волною горизонт.
Рог, труби. Слезами Хельг и Рогнед
Продырявлен атмосферный фронт.

Что горело весело в начале,
Вспыхнет ослепительно в конце.
Конь не бледен. Он, скорее, чалый.
И финал похож на рок-концерт.




Соцгород


Стоят большие кирпичи.
Бывают кирпичи с глазами?
В них угли брызжут, как в печи.
И плачут снежными слезами.

Бессмертный дворник-зимовей
Вдыхает крупчатую прану.
А в пряди жидкие ветвей
Вцепилась пятерня бурана.

Пурга срывает шубы с крыш.
Сбивает с ног мороз-урядник.
Но круглый снеговик-крепыш
Грызёт тайком ледовый пряник.



Мгновение


Соберёшься, скажем, выпить чаю.
Вот заварка, чайник с кипятком...
Отвлечёшься, вроде невзначай, и
Год прошёл ...наверно, с молоком.

Письма эти даже не открыты.
И не читаны за сорок с лишним лет.
Всех долгов не высчитает мытарь,
Гладко бритый лезвием «Жиллет».

А любовь всё медлит, медлит, медлит.
Так, как будто вечность впереди.
Тихо скрипнут старенькие петли.
Свет под дверью. Время уходить.



Пусть


Не в избытке, но отпустят смысла.
Пусть одна свеча горит из многих тысяч.
Чья-то жизнь над пропастью зависла.
Но опоры каменной не ищет.

Пусть не мне откроется калитка
В тихий сад, когда-то бывший раем.
Время тянется, как мудрая улитка.
Но всегда ползёт навстречу краю.

Незаметной, неразрывной нитью
Шито сердце из дождя и снега.
Пусть живёт иное — по наитью.
Беспризорно, как растут побеги.