Режимная Россия

Когда я сидел в Дубровлаге   
На зоне, где «строгий» режим,
Другой был напротив нас лагерь –
С «особым» режимом крутым.

На «строгом» на зоне рабочей 
Был труд у нас рабский, простой,
А после – гуляй ты, как хочешь,
С друзьями по зоне жилой!
 
Сиди ты себе хоть в читальне,
Хоть парься в парной каждый день,
Помылся – и чист, как начальник…
Но рабскую робу надень!

Хоть радостей мало в неволе,
Но всё ж развлечения есть:
Дух воли почувствуй в футболе!..
Да жутко уж хочется есть!

В чём дело? Да всё очень просто:
Нас в месяц кормили там на
Тринадцать рублей девяносто
Баландой, что ест лишь свинья!

Вот в этом скрывал свою строгость
Наш лагерный «строгий» режим:
Мол, в Чёрном Квардате острога
Вам пищи людской не дадим!

Я вижу: теперь понимает
Читатель, мой мыслящий брат,
Ч т о  страшный, как смерть, означает
Малевича «Чёрный Квадрат»!..

Теперь уже «непостижимым»
Назвать мы его не спешим!..
…На зоне с «особым» режимом
Был камерный жуткий режим.

И в робах там все полосатых
Ходили. У нас был наряд
Весь чёрный. Их лагерь проклятый
Мы звали всегда «Бухенвальд»:

Мы «тень на плетень наводили» –
Был нам от начальства упрёк:
«Отвесные полосы были
В Германии, здесь – поперёк!..»

Чуть-чуть на «особом» баланды
Давали и строили в ряд,
Разбив на большие команды
Придатков совковых лопат.

И камни ворочали ими
Они, и кидали песок,
Притом не казались худыми
За счёт тех полос поперёк!..

Как власти у нас остроумны –
Куда там фашистам до них!
И главное, зекам – не думать:
Так легче покинешь живых.

С работы пригонят, как шлаки,
Иль как человеческий жмых,
И – раз! – под замок их,  в бараки –
Не просто, а в камеры в них.

Живым в «Бухенвальде» том срока
Не мог досидеть и герой,
Ну что вы! – гуманный глубоко,
Спасал его суд выездной.

И суд наконец «доходягу»
(Уж врос в позвоночник живот!..)
К нам переводил, бедолагу,
Для жизни на «строгий курорт»…

И вот собирался он с силами –
Наш зек-человечишко жил!..
…И третий режим был – «усиленный»:
Помягче он нашего был.

Но он для господ-уголовников
Доступным был, а не для нас,
Ведь класса советских чиновников
Они составляли подкласс!

Сходились кой в чём они «нравственном»…
Нет, Кодекс меня не любил:
«Преступником» ведь «государственным
Особо опасным» я был!

Четвёртый, совсем уже мягкий,
Для шушер был «общий» режим:
К примеру, за пьяные драки…
Ведь  н а ш  хулиган исправим!

…Вот так посадил твердолобый,
Но хитрый российский режим
На «строгий»… нет-нет, на «особый»
Народ и страну вместе с ним.

По камерам тесным – квартирам,
От вируса всех нас храня,
В мгновения ока всем миром
Загнали и, значит, меня.

Не зеки мы! – нас не кормили
Баландой при этом хотя б,
Но штрафами щедро лечили,
Чтоб робко покорствовал раб.

Но, впрочем, друзья, что такого?
Разумно сбежал президент
В особый свой бункерный, новый
Спасительный апартамент.

Он мудр: из него он – ни шагу,
И мы из квартир – ни на шаг!
Храним президента-беднягу –
Опасен таинственный враг!

Вождь храбр, лишь на вид оробелый,
Сидит за столом поутру,
Ест хлеб до противного белый
И чёрную слишком икру!..

Для вируса вождь не съедобен –
От голода вирус ослаб,
Он больше разить не способен,
И пред президентом он раб!..

И вот долговязый Собянин…
Нет, великоватенький мэр,
Московский глава и боярин,
Ряд добрых отмерил нам мер:

Отныне мы не на «особом» –
Блаженствуем на «строгаче»!
Но маска–намордник, как хобот,
На каждом торчит москвиче.

Позволены – счастье! – прогулки,
В неделю три дня – по часам:
Отдельно – жильцам в переулке,
Но прежде – элитным жильцам.

В два метра – с таким интервалом
По стрелке притом часовой –
Жильцам надо тихо, не валом,
А цепью ходить круговой.

Что может быть, вроде, нелепей,
Как в «скрепах» подобных идти!
Увы, государство и цепи
Истории не развести.

И в будущем дать обещает
Нам мэр и все прочие с ним,
Коль вирус в тоске истощает,
«Усиленный» – мягче – режим!

Намордникам надо остаться –
Свободы губителен дух,
Но можно уже собираться,
Однако не более двух!

Одобрит такое и школьник,
И злой импотент-эрудит:
Любовный навек треугольник,
Столь мерзостный, будет изжит!

И станет побольше морали,
Мораль нам ужасно нужна!
(О Слове, что было в начале,
С амвона взревёт сатана).

И только пройдёт наважденье –
Враг-вирус невидимый тот,
То, коль проявлять поведенье
Хорошее станет народ,

Поблажку тогда для народа
Шарага крутых сверхлюдей
Даст лучший варьянт, чем свобода,
Которой нет в мире вредней

Для скреп государственной мощи,
А сделает враз перевод
На лучший режим нам, на «общий»,
Раз общества хочет народ.

Ей нужен народ наш покорный,
Как вымуштрованный солдат,
Чтоб принял за мир он просторный
Малевича Чёрный Квадрат.


30 мая 2020 г.
(4:20).
Москва.