Поэтессе Марии Малиновской
Я живу в мире горефантазий,
гореверы и горелюбви,
горесчастья многообразий,
горесвета, го.. истины, тьмы.
Мы такие на горести падкие.
Кинь Инь-Яня животную страсть,
власть страстишки покажется сладкою.
Горе, го.. в нереальность упасть.
Парадокс сформулирую чётко я.
Кое-нечто – в куда-никуда.
Наслаждаюсь фантазии чётками
горежизни и горетруда.
Да, прикинусь старухой ведуньею.
Стихотворица или колдунья я?
Для Марии
Слышу шум в «оргАнной гореальности»,
стихнувший почти, стихий фагот.
В готике стихосложений гениальности
стимул муллит стих - их эшафот.
Эшафот средь поля долюшки.
С криком бусел пролетел над ним.
Им, поэтам, Боже, больше волюшки,
горюшком омыть судьбины клин.
Клин сиротства горького и одиночества,
чествованья низости разлук
(лука горечь)… Соли ли пророчества,
кандалов железных лязга звук
стуком сердца, болью нестерпимою
смоет «гореальность» песней зримою,
зазвучит оргАном в поле мук.
Про Марию
Акушерка родильного дома поэзии,
рыжеватая, милая, стройная, нежная.
Навевают печаль современные тезисы.
Белорусских полей «гореальность» безбрежная.
Принимая творение Божие,
Сотворению Духа причастна,
ощущаешь – ну, как же ничтожна я
в этом мире с погостами счастья.
Счастья женского, тёплого хочется
акушерке поэзии дома.
Матереет твоё одиночество.
Поэтической власти истома.
Истомилась, устала, замучилась.
В глубине карих глаз – тишина
оглушает, и светятся лучики…
Лучезарность стиха рождена.
;
Свидетельство о публикации №120052908681