Ангел

IC.XС.NIKA

АНГЕЛ

-

Из недр пылающей кабины,
В крови, в слепящей синеве,
Пасть на звенящие глубины,
Как снег в последнем Ноябре!
М., для А. де С-Э

-

Нет свободы – в дерьме, есть свобода – сорваться в дерьмо.
Эта жалость червей, разлагающих ядерный труп...
Это горе в себе, но над братскою бета-тюрьмой –
Несказанный покой утешающих губ, воскрешающих рук.
Звук серебряных труб, освящающих счастье – дарить!
Это бремя сердец, пожелавших пролиться на дно...
Твой божественный дар как ресницы вечерней зари,
Как последний пожар для незримо погибших миров.

М., 2010 г.

-

Господу И.Х.
Замысел

Поэты умирают в небeсах.
Высокая их плоть не знает тленья,
Звездой падучей, огненным знаменьем
Поэты умирают в небесах.

Поэты умирают в небесах,
А я шепчу разбитыми губами:
Не верьте слухам, жил в помойной яме,
А умер, как поэты, в небесах.

Иосиф Мандельштам/Леонид Киселёв

-

ТЫ РОДИЛСЯ

Ты родился, чтобы умереть за детей над гибелью живущих, отогреть пришедших и грядущих. Ты родился, чтобы умереть...

Умираю, чтобы зажигать в сердце жизни солнечную славу. Новой Евой нового Адама умираю, чтобы зажигать...

Задрожав на огненных весах, забушует солнечное пламя...
Слава – это имя или знамя всех, кто умирает в небесах.

М., 2001 г.

Антуан де Сент-Экзюпери:

«Я не в силах предвидеть, я в силах созидать. Будущее создают. Если у меня рука ваятеля, то прекрасным лицом станут дробные черты моего времени и то, чего я хочу, осуществится. Но я скажу неправду, утверждая, что сумел предугадать будущее. Я сумел его сотворить. Дробные черты окружающего я превратил в картину, заставил полюбить её, и она стала управлять людьми. Так управляет подданными царство, требуя иной раз заплатить за своё существование жизнью.
Вот я постиг и ещё одну истину: попечение о будущем — тщета и самообман. Проявлять уже присутствующее — вот единственное, над чем можно трудиться. Проявить — значит из дробности создать целостность, которая преодолеет и уничтожит разброд. Значит, из кучи камней создать тишину.
Остальные притязания — ветер слов...»

«Любви нужно найти себя. Я спасу того, кто полюбит существующее, потому что такую любовь возможно насытить. Только поэтому я затворяю женщину в доме мужа и велю бросить камень в неверную. Мне ли не знать томящей её жажды? Словно в открытой книге, читаю я в сердце той, что в вечерний час, сулящий чудеса, оперлась на перила: своды небесного моря сомкнулись над ней, и собственная нежность — палач для неё. Как ощутим для меня её трепет; рыбка трепещет на песке и зовёт волну: голубой плащ всадника. В ночь бросает она свой зов. Кто-то появится и ответит. Но тщетно она будет перебирать плащи, мужчине не насытить её. Берег, ища обновления, призывает морской прилив, и волны бегут одна за другой. И одна за другой исчезают. Так зачем потворствовать смене мужей: кто любит лишь утро любви, никогда не узнает встречи. Я оберегаю ту, что обрела себя во внутреннем дворике своего дома, ведь и кедр набирается сил, вырастая из семени, и расцветает, не переступив границ ствола. Не ту, что рада весне, берегу я, — ту, что послушна цветку, который и есть весна. Не ту, что любит любить, — ту, которая полюбила. Я перечеркиваю тающую в вечернем сумраке и начинаю творить её заново. Вместо ограды ставлю с ней рядом чайник, жаровню, блестящий поднос из меди, чтобы мало-помалу безликие вещи стали близкими, стали домом и радостью, в которой нет ничего нездешнего. Дом откроет для неё Бога. Заплачет ребёнок, прося грудь, шерсть попросится в руки, и угли очага потребуют: раздуй нас. Так её приручили, и она готова служить. Ведь я сберегаю аромат для вечности и леплю вокруг него сосуд. Я — каждодневность, благодаря которой округляется плод. И если я принуждаю женщину позабыть о себе, то только ради того, чтобы вернуть потом Господу не рассеянный ветром слабый вздох, но усердие, нежность и муки, принадлежащие ей одной...

...

И я понял: человек — та же крепость. Вот он ломает стены, мечтая вырваться на свободу, но звезды смотрят на беспомощные руины. Что обрёл разрушитель, кроме тоски — обитательницы развалин? Так пусть смыслом человеческой жизни станет сухая лоза, которую нужно сжечь, овцы, которых нужно остричь. Смысл жизни похож на новый колодец, он углубляется каждый день. Взгляд, перебегающий с одного на другое, теряет из вида Господа. И не та, что изменяла, откликаясь на посулы ночи, — о Боге ведает та, что смиренно копила себя, не видя ничего, кроме прялки. Крепость моя, я построю тебя в человеческом сердце».