Каждому своё. Голубая кровь

- Как прошёл твой день? – приветствовала Ольга Юлю, вернувшись домой с курсов.
- Всё хорошо. Вы возвращаетесь так поздно, - заметила Юля.
- Ой, не мой график. Живу так пятый год, иногда кажется, не хватит сил. Вот прихожу, уже начало одиннадцатого, а я голодная. Наемся, потом спать. Скоро превращусь в слона, мне очень тяжело.
- Что за курсы?
- Да так. Богословские.
- И Вам диплом дадут?! – неподдельно удивилась Юля.
- Если напишу и защищу, дадут, - улыбнулась Ольга, - только зачем он мне? У меня не знаю, сколько их лежит уже.
- А я не поступила в прошлом году.
- Куда поступала?
- На журфак. Я здесь поступала, в Москве, а бакалавриат закончила в Уфе.
- Я закончила журфак в Минске.
- А как Вы оказались там?
- Я родилась в Белоруссии и выросла.
- Я думала Вы москвичка, - растерянно проговорила Юля, стараясь не выдать своего разочарования.
- А я и есть самая что ни наесть москвичка, - возразила Ольга, – моя прабабушка коренная москвичка, в семнадцатом году многих разбросало кого-куда.
- И куда уехала Ваша прабабушка? – недоверчиво спросила Юля.
- Сначала с родителями в Польшу. У прапрадеда, как звали его не знаю, а фамилия Грозный – у прабабушки такая же, дом был то ли на Волхонке, то ли на Воздвиженке. Во время революции прапрадедушка увез свою семью за границу, он собирался во Францию, но почему-то остановился в Польше.  Купил там маёнтак – замок – с конюшней и лошадями. Принципиальный момент, - улыбнулась Ольга.
- Почему принципиальный?
- Моя прабабушка влюбилась в кучера, польского парня рыжеволосого, и её выгнали из дома. Родители узнали о связи и, дав денег и кое-чего из мебели…, попросили уехать подальше, поскольку в семье была ещё дочь, которая собиралась замуж – боялись упустить из-за этого инцидента партию... А её, младшую - Наталию, вроде прокляли даже. Это тяжёлый грех. Проклинать детей тяжёлый грех, потому что у родителей благословение от Бога.
- Как прокляли?
- Да я не знаю толком, но у неё сыновья к тридцати годам стали пить. А потом сыновья сыновей… Но из моих многочисленных двоюродных братьев, получается её правнуков, пил только один, он умер уже.
- И куда они поехали, когда их выгнали?
- Да кто знает? Наверное думали вернуться в Москву, здесь же остался дом. Но почему-то остались на полпути, в Белоруссии. Возможно, из-за репрессий, а может причина и другая была – прабабушка не особенно распространялась на свой счёт. Я сама её и не видела никогда даже. Говорят, я похожа на неё, - Ольга задумчиво улыбнулась. - Моя сестра видела её не раз, она живёт на Ленке (Ленинский проспект), Ленка с Ленки. Вот от неё и узнала, что жизнь прожила прабабушка в глухой деревне, зная четыре языка, и ни разу не пожаловалась. От прежней жизни ей остались только знания и уголок из красивой мебели ручной работы. Она всю жизнь прожила со своим Винцентом, родила троих детей, работала учительницей в школе и умерла в девяносто восемь лет.
- Ничего себе! А Вы не пробовали поискать родных, может остался кто-то?
- Прабабушка не искала, и я не стала. Подумала, у них возможностей больше, и если они не искали, то им не нужно этого, им нормально и так. Мне тоже нормально.
- Значит, в Вас течёт голубая кровь?
- Папа говорил так, - грустно улыбнулась Ольга. – Но это не совсем так. Моя мама из семьи зажиточных крестьян. Прадед другой имел хутор и крепкое хозяйство. В тридцать восьмом году ему сказали, что придут утром раскулачивать, он погрузил семью свою и всё, что мог взять с собой на повозки и уехал в ночи. Я даже толком не знаю, откуда именно они приехали, поскольку прабабушка говорить об этом боялась всю жизнь. О были времена. Господи, помилуй!
- Тогда же много репрессировали?
- Много. Кто в Сибирь шёл, кто куда. Прадед вот осел в Беларуси. На новом месте построил хутор. Потом подросла моя бабушка и вступила в колхоз, и у прадеда всё отняли. Прадед очень горевал. Досталось от него моей бабушке. Поделом. У него со двора тогда увели даже гусей, не говоря о лошадях, коровах…, потом и дом заставили перенести с хутора.
Пора спать, Юля, - резюмировала Ольга. – Тебе на работу завтра и у меня ранний подъём.
- А у меня своеобразный график, мне завтра к двум, - успокоила Юля.
- Да, и правда своеобразный. У меня тоже своеобразный. Завтра всавать в шесть, поём в Иверской.
- А это где?
- На Красной Площади. Раньше из Москвы ни один купец по своим делам не уезжал, не отслужив молебна в Иверской. И потом благодарственный по возвращении. Потом расскажу как-нибудь.

Ближе к полуночи за Юлей приехало такси, она вернулась утром, к шести, с букетом бордовых роз.
«Мы были совсем другими», - подумала Ольга, когда Юля старалась потише пробраться в свою комнату.

Продолжение следует