Собачья жизнь

Григорий шел в лес с желанием не возвращаться никогда. В ушах то и дело всплывала фраза выталкивающей его из квартиры жены: «Та до тэбэ гыдко доторкнутысь навить палычкамы». Дети по примеру матери брезгливо шарахались, на работу уже никто не брал. И потеряв все, Григорий шел сводить счеты с жизнью. По дороге увидел церковь. Слабая, крохотная надежда на сочувствие затеплилась в груди. Но, едва заслышав запах перегара, бабули набросились на него в притворе, обозвав «лешим».

— Невыносимо, — стучал себе в грудь Григорий. — Самого себя выдержать невыносимо, а люди, люди, вас тысячи и среди вас такое одиночество!

«Хоть бы волки загрызли меня», — проносились черные мысли в проспиртованном мозгу Гриши. Тут его и встретила Альма. Это была дворовая собака, знакомая ему по мусорным бакам. Её тоже выгнали из дому, когда она перестала вписываться в интерьер. Этот заросший мужик, выуживающий из мусора бутылки, всегда вызывал у неё непреодолимое желание вилять хвостом, а уже тем более, когда он ей бросал то хлеб, то косточку. Бывало его звали:

— Гриша, Сенька угощает!

И тот, звеня бутылками, бежал неизвестно куда. После таких случаев Альма натыкалась на него, спящего то на лавке, то под ней, фыркала от резких испарений, и все равно виляла хвостом.

Теперь, встретившись на окраине города, лизнула ему ладони. Это было её место. Она тут выла по вечерам. Может быть, луне, может быть, неведомому слушателю, но, нажаловавшись на судьбу, успокаивалась. Шестым чувством учуяв, что Грише это тоже необходимо, заскулила первая. Мужик сел на траву, взял голову руками и зарыдал. Обо всем: о своем безволии, о бездомности, об одиночестве.

Наплакавшись, притих. Собака положила голову ему на колени, а тот потрепал её по загривку. Может, эта теплая рука, а может, понятные ей страдания, но псину вдруг до дрожи, от ушей и до кончика хвоста, залило изнутри такой теплой, такой щемящей собачьей преданностью. А Гриша, увидев в её глазах то, что так давно не находил у людей, решил снова жить.

— Пошли, родимая, — позвал с собой. Они молча брели по городу, совершенно не зная, где сегодня будет их ночлег. Григорий думал о том, что «слава Богу, птицы и звери ни к кому не питают осуждения». А Альма недоумевала, почему это собачья жизнь не только у собак?