Пока звучу...

Неброский вечер. Палевый закат.
Такая тишина, что можно слышать,
как кровь пульсируя, долбит в висок,
как по берёзам, колобродит сок,
и с лёгким скрипом небеса колышут
макушки сосен, зацепив за край.
Подует ветер - сдёрнет крышу...
Пусть сносит... я и сам парю...
И только прошлое, как ржавый крюк,
придерживает душу за фалду -
над прожитым на привязи кружу...
Подуй же ветерок, подуй!

Я внемлю Богу. Паузу держу.
Душа, уймись!
Не время тенькать в голос.
Учись вести мелодию у птиц.
Пристало звуки и слова кропить
на темечко, где покаянный волос,
где бренное наитие, где кость
упруго резонирует, где око
распахнуто - следит за Богом:
когда пожалует к нам Гость
и разыграет всё опять по нотам,
и перепишет партитуру от Христа,
а я скажу: «Прости... тапёр устал
всей пятерней на три октавы ботать.»
Скрипичный ключ для лада тишины
уже начертан мне на нотном стане.
На третьей паузе черёд настанет
соприкоснуться в мягкое туше...

Пока звучу, я сам себе кажусь
недостающей, но не взятой нотой,
мне пауза - как пёрышко для глотки.
Я в звуки кутаюсь, без них - как голый,
я в тишине - как в неглиже.
Но палочка Маэстро замерла:
в семь тактов пауза -
и кисти рук опали...

А сосны тянут небеса за край,
сквозь ветки пазлами
просвечивают дали.

В тенях вечерних сгущена -
звучит для Бога тишина.