Ласточками, воду озёрную пьющими на лету...

Ласточками, воду озёрную пьющими на лету,
на бегу и мы припадаем отчаянно к правде этого мира.
Утро длится и длится леденцом,кисловатой галькой речной во рту,
а камыш набит жизни шорохом, будто чудом припрятанным фрак факира.

Нам что берег пустой, что безлюдный продутый перрон;
кто нас встретит, истомился по нам кто любовью и ожиданьем?
Никого. Равнодушно-наглый, истошный окрик ворон.
Жизнь, прихваченная как сухая трава, беспощадным огнём опозданья.

Словно взглядом, привыкшим всегда упираться в дно,
не нащупать его никак, чем дальше - тем чаще и неизбежней,
и вода рябит от ветра, как морщит прощальное полотно
и, огарком свечным, догорает внутри неизлитая нежность.

Этой глиной подмытой, - последнею правдою - утоли
непокой свой, ущерб прибывающий,перечень неисполнимый.
Замири всё со всем,- слышишь, благовест тишиною разлит,
пока реет, как флаг и течёт нескончаемо май соловьиный.