Голоса кошмаров. А в уплату взяли первенца

Слёзы камушками на дне, лес вокруг меня мёртв и гол. Света нет. Уже девять дней.
Потому ли тут день как год?

Здесь десятки чужих домов, но огни не горят в домах.
Я стою между двух миров, и течёт сквозь меня туман.

Росы выпадут в голове – смоют липкий горячий страх.

(Первой мать ушла в скрип ветвей, на другой день ушла сестра).

Тропы чащи – кольцо неправд, ужас множится в темноте.

(Третьим стал тихий младший брат, а четвёртым – седой отец).

Холодны, голодны, остры черепки чужеродных звёзд.

(Пятым был рыжий кот сестры, а шестым – мой лохматый пёс).

Лес пророс здесь сплошной стеной и гнилушек огни цветут.

(Те, что смело пришли за мной, слава небу, опять не тут).

Был у матери чёрный дар, видеть между веков и миль. Брат на птичьих костях гадал и с ладони волков кормил. А сестра могла дверь открыть без отмычки и без ключа. Кот учил её танцам крыс и советы давал подчас. Мой отец плёл заклятий цепь, говорил с вожаками птиц. Пёс всегда мог унюхать цель. Я всегда знал, как к ней дойти.

Это правда внутри горит сотней мыслей – осиных жал.

(Я увёл всех с ночной земли,
только сам не могу сбежать).

Перейдя все пределы тел, превратив боль в последний бой, это просто – идти сквозь тень, если кто-то идёт с тобой, если рядом есть тот, кто ждёт, тот, кто любит тебя. Всегда.

Наползает на руки лёд. Замерзает в глазах вода.

Воздух – стылая полынья. Вьются в кронах хвосты комет.

Понадеяться бы, но я в тех краях, где надежды нет.

Звёзды катятся вниз, смеясь, мыши тихо в груди пищат. Ждёт другая моя семья – многоротые
чу-
ди-
ща.

Так стоял бы меж двух миров, пустоту в кулаке зажав.
Да из глаз рвётся серебро.

Под лопаткой свербит кинжал.