1. ИНГА

Из цикла рассказов:   «ДЕТСКИЙ  ДОМ  НОМЕР  13»
               
                1.       ИНГА

    Проснулась, приоткрываю  глаза. Ни единого проблеска света. Заря  ещё нежится в постели, а мне  не спится. Лежу в позе эмбриона. Мягко, тепло, уютно.
   Вдруг  проясняется  в памяти, как мама меня маленькую укладывала днём спать. Я, конечно же,  сопротивлялась. Мама  ложилась рядом, затягивала  одну из  своих  нескончаемых песенок. Она потихоньку подпихивала меня ближе к  своему мягкому,  тёплому животу, охватывая всю меня   рукой,  не было никакой возможности вырваться из этих объятий. Незаметно я засыпала.            
   Теперь главное  моё богатство – память. Сколько всего она хранит!?
Но  в  минуты блаженства всегда  вспоминаю маму.
Какое  тёплое слово и  у всех народов  на разных языках звучит  мягко, нежно и, частенько, созвучно.
   «Мама, мама пришла!» - слышу я из   очень  далёкого  прошлого.
Мне было  тогда всего  шестнадцать с половинкой, не сразу поняла, что это касается  меня. Всего несколько дней, как я начала работать в детском доме старшей пионервожатой.  И вот, однажды, когда я входила  в  огромные ворота  детдома, налетела на меня Инга - воспитанница, уцепилась за мой подол:
 «Ты будешь моей мамой, пожалуйста, никому не обещай быть мамой!».   
Малыши обступили нас, но девочка  никому не давала  подойти близко.
Я уже знала, что двух мальчиков  и  семилетнюю   Ингу,  отстающих в развитии от своих сверстников,  перевели из дошкольного детского дома, чтобы они до начала учебного года  смогли  адаптироваться в коллективе.  Но  завуч  решила отдать  их в школу только  на следующий год.

   Инга  упорно называла меня мамой. Я смущалась и не знала,  как быть?
У  меня не было никакого опыта работы с детьми.  Что вкладывала в это слово   девочка?  Ведь она, наверняка, уже забыла образ своей матери. Почему она выбрала именно меня? Наверно, потому что я была самая молодая  и появилась  в детдоме  после неё.  Инга  искала в новом  коллективе опору. Видимо,  подсознательно жил в ней страх, возникший  ещё тогда,  когда неожиданно из её жизни исчезла  мать.   
   В детский дом меня рекомендовали от райкома комсомола.
 Был уже конец августа,  бывшая вожатая  уволилась,  желающих на это  место не было.
( Зарплата мизерная, хлопот с детьми много,  бесконечные проверки).
 - Под вашу ответственность,- сказала методисту райкома комсомола Елена Владимировна и подписала  моё  заявление.
Думаю,  она нисколько не надеялась, что я справлюсь  с обязанностями, но, по крайней мере, буду помогать воспитателям,  сопровождать детей в школу и обратно после занятий.
    Так вот,  Инга не отходила от меня ни на шаг, мало того не  подпускала ко мне никого из младших детей, могла  стукнуть кулаком или  поцарапать.  Так и ходила со мной повсюду, уцепившись за палец.  Уговорить её,  не называть меня мамой, было невозможно, начиналась истерика.
 В детдом  частенько попадают дети  с нарушенной психикой. Воспитательница младшей группы предупредила меня, что первые  годы жизни  у девочки были нерадостные. Молодая мамаша Ингы любила погулять и увлекалась спиртным.  Вскоре  её  лишили родительских прав, и ребёнка забрали в  больницу, а потом отдали  в  детский дом.  С тех пор  свою мать она не видела.   
 
  Выручила меня  Тамара Вартановна -  воспитательница, которая была ответственная      за  режим  питания,  занятий и отдыха.  Завуч так и называла её  в шутку -  староста.  Работала   она на  две ставки, поэтому почти жила в детдоме.  Она была одинокой, дома её никто не ждал, детский дом и был её родным домом.
  « Инга, - сказала она, - пойдём в  пионерскую  комнату. Здесь будет  кабинет товарищ  Риты,  если ты  хочешь  чтобы она тебя любила, следи  за порядком, чистотой. Я тебя назначаю  ответственной за пионерскую комнату.   -  Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало?» - подмигнула она мне.
 Девочка   всё поняла   буквально и  тут же  начала  выполнять свои обязанности. Даже неспокойные мальчишки вели себя  при ней тихо.  Инга не допускала озорства.  Теперь я могла заниматься работой. 
  В пионерской комнате играли в шашки, просматривали газеты, читали книги, и всё это происходило под зорким  наблюдением  Инги. Теперь  она  спокойно оставалась  одна, на правах  хозяйки.  Девочка выпросила у  кладовщицы  веник, ведро  и тряпку. Мы с ней провели генеральную уборку. Теперь ежедневно перед дверьми лежала мокрая тряпка. Никто не смел,  входить в пионерскую комнату, не вытерев обувь.  Инга  из пионерской комнаты   выходила только при условии,  что дверь закроет на ключ. Ключ она  носила,  как кулон на верёвочке и  доверяла его только мне.
Она же стала  моей   рассыльной. Ребятам  отделаться от неё  было невозможно. Даже те, кто не хотел являться по моему вызову, вынуждены были идти, лишь бы отстала девчонка. Мгновенно собирался и совет дружины, и редколлегия, и участники самодеятельности. 
Пионерская комната была огромная. Несколько столов стояли буквой  «Т»
Как и положено,  в красном углу -  знамя, горн, барабан, на столах подшивки газет, журналы. Вдоль стены - шкафы, забитые книгами. В мою обязанность также  входило,  выдавать книги.
  Инга  важно прохаживалась из конца в конец комнаты с влажной тряпкой, протирала невидимую пыль.  Её не интересовали ни карандаши,  ни картинки в журналах,  учиться  читать и  писать она не хотела.  Книги, которые возвращали дети после прочтения, она тщательно протирала, проверяла внешний вид и только потом отдавала мне, чтобы я поставила на место.
Однажды,  вернули книгу без меня. Тогда я решила  схитрить.
 - Инга,- спросила  я,- ту ли книгу вернула Надя? Ты ведь  не можешь читать, откуда ты знаешь, что записано  у ней на карточке?   
Инга застыла с тряпкой в руке, долго думала, и неожиданно  попросила:
 - Научи  меня читать.
 Мне было странно, почему её причислили к  отстающим  в развитии? Она   быстро освоила азбуку и стала  принимать  книги по первой заглавной букве. Тогда я стала ей подкладывать книги с одинаковой заглавной  буквой. Ей пришлось читать слоги. Вот так  стала читать по слогам.  Очень ей хотелось  быть библиотекарем. Однако, влажная  тряпочка всегда была у неё  под рукой, и она не забывала выискивать пыль.
 В конце месяца я выпускала очередной номер стенгазеты.
  Старшеклассники - отрядные вожатые, члены редколлегии, собрали сведения об отличниках и хорошистах и о первых двойках.   
 Мы решили  написать  стихами о каждом,  газету готовили  секретно.  Наши  поэты  ходили с глубокомысленным, таинственным видом.
Стали поступать  опусы, нашлись и   художники.
Склеили два ватмана. Газета получилась большой,  рисунки крупные, цветные.  Дети узнавали себя,  читали стихи, смеялись, кто-то обиделся. Я  не забыла про Ингу, написала и про неё стишок, похвалила, что она учит азбуку и, какая она хорошая хозяйка.
 Всю  неделю около газеты толпились и дети,  и воспитатели.  Инга  всех заставляла читать   вслух стихи про неё и, в конце концов,   заучила стишок  наизусть. 
И вот сюрприз:  я  застала её за рисованием. Инга спрятала листок за спину:
-  Не смотри.
-  А что ты рисуешь?
-  Тебя.
-  А когда покажешь?
-  Когда закончу.
Было разорвано много листов бумаги, сломан не один  карандаш, и были слёзы. 
И вот труд закончен.  Мой портрет  Инга   повесила   на самом видном  месте.   Видимо, художница нисколько не сомневалась, что это и есть  шедевр изобразительного искусства.
Увидев этот «шедевр»,  Елена Владимировна  подозвала Ингу:
«Ну что ж, художница, я , наверное,  отдам тебя в школу, дозрела».
К моему удивлению, она притянула к себе Ингу, обняла и  засмеялась.
А я   думала,  что завуч  очень строгая и, надо признаться, боялась её.
 «Объявите конкурс на лучший рисунок, - обратилась она ко мне,- устроим выставку, я распоряжусь, чтоб закупили краски и ватман,  выделю призы».
Шофёр сделал нам стенд, его установили в огромном актовом зале,  всем разъяснили условия конкурса. Вот где пригодились мои занятия в рисовальном  кружке при  Доме пионеров. Права была мама, когда нас поучала,  повторяя:
  «Всё, чему  научишься в молодости, всё пригодится, ничего не пропадёт».
  Подходили праздники. Мы готовились к смотру художественной самодеятельности. Коронный номер -  матросский танец. Четверо мальчиков этот танец уже танцевали до меня. Надо было  отшлифовать  технику.  Старшие девочки выстирали и  отутюжили  костюмы. Несколько дней   шли репетиции. Из Дома пионеров пригласили  на полставки  баяниста. Разучивали стихи, песни, весь детдом «стоял на ушах». Каждая группа со своей воспитательницей    готовила  свою программу, но были и общие номера. 
 Но накануне перед смотром случилось непредвиденное. Неожиданно в детдоме   появилась   мама  Гриши – десятилетнего мальчика. Помню, что   детей  посещали крайне редко.   Слух об этом грянул, как гром среди ясного неба.  Воспитательницы не смогли удержать детей в группах.  Все  собрались перед кабинетом  директора.    Из кабинета  вышел весь красный и сияющий Гриша с матерью. Повисла  тишина.  Гриша не  сказал, а  заорал во весь голос, что его забирают домой и,  что он   будет теперь жить с  мамой.
  Толпа ахнула, кто-то вскрикнул, у кого-то вырвался стон и снова глухая тишина.
Воспитательница собрала Гришины вещи, портфель с учебниками,  повариха принесла какие-то продукты.
Гриша  попрощался  и почти потащил мать к воротам. Дети  двинулись за ними. И вот ворота закрылись. В этот день никто не занимался и не репетировал. Все были подавлены,  завидовали Грише, ведь каждый из детей  в тайне надеялся на чудо -  вот также придут и  заберут его  домой.
  Однако,  жизнь продолжалась.  Всё шло по режиму,  как обычно, только разговоры про Гришино счастье постоянно возобновлялись. Прошла неделя.
   
   У меня  выходные были по  понедельникам, так как вся пионерская работа приходилась на субботу и воскресенье.
 Во вторник, придя на работу, я  не смогла   достучаться, к воротам никто не подходил.   Обычно,  мы и звонили и  стучали молоточком, приделанным на высоте роста  к  огромным  старинным  воротам. Удивительно,  ни сторожа, ни дежурного. За воротами - странная тишина, как  вымерли. Наконец, прибежал ответственный дежурный.
 - У  нас неприятность, все  наверху  в спальном корпусе.
У меня обмерло сердце:
 - Что там случилось?
 - Гришку вернули, он  воет, уже второй день.
Я  помчалась в  спальню, пробралась сквозь толпу детей.
Гриша лежал ничком  на  своей кровати,  на тумбочке - портфель, рядом на полу  авоська.
Мальчик  не плакал, не кричал, не стонал, он выл, как воет, наверное, загнанный охрипший зверёк.
Вокруг хлопотали:  медсестра,  завуч, ночная нянечка, Гришина воспитательница. Она  мне сказала, что он не ест, не пьёт,  всю ночь  орал, вызывали скорую,  врач  сделала  ему укол, теперь   перестал кричать, но  воет.
 - Не знаем, что  с ним  делать?  Мать его обманула, привезла вечером в  воскресенье, сказала дежурной, что  её сожитель не хочет, чтоб Гриша с ними жил.  А Грише наобещала, что  завтра  заберёт, да только,  не пришла.
Поднялась с подносом повариха – грузная,  уже немолодая азербайджанка, коверкая русские слова,  стала уговаривать Гришу поесть:
  -Ай, балам, совсем худой стал, вот кушай горячий пекла  оладушка и   варенья  есть - инжир  сладкий,  сладкий, кушай,   а то совсем биледный стал.
Всё  бесполезно.
Я стояла потерянная,  не могла осознать  состояние Гриши. Не  представляла,  что мама может вот так отказаться от своего ребёнка. 
Прибежала  Инга,  судорожно уцепилась за мой палец. 
Воспитательницы  с помощью старших ребят  увели  малышей  вниз.
Наступило время обеда, потом повели  детей в школу во вторую смену.
Инга  категорически отказалась отпустить меня, она  который раз спрашивала:
  - А ты не уйдёшь «насовсем»?
 Пришлось взять её  с собой  сопровождать детей в школу.
 Когда мы вернулись, Гриша  лежал  в той же позе. Отказывался от еды. Никто  из работников не уходил  домой. Сидели рядом с Гришей. У   Елены    Владимировны глаза были красные, припухшие, а Тамара Вартановна плакала  и причитала что-то  на своём армянском. 
 К нам поднялись мальчики, сообщили,  что уже  пришёл баянист, и надо начинать репетицию.
   Назавтра должны были  приехать в детский дом гости, представители  школы и других детских домов,   будет  смотр художественной самодеятельности. 
Гриша всегда  присутствовал на репетициях, мечтал танцевать  с старшими детьми,  он даже  пытался танцевать,  но на танец были подобраны ребята одного  роста из  шестых и седьмых  классов. Гриша учился  ещё только   в третьем. Коренастый, полный,  неуклюжий он старательно «выбивал коленца» в сторонке, на это было  смешно смотреть.
Вдруг,  Инга  дёрнула меня за палец и громко сказала:
«Пусть Гриша  тоже  танцует, тогда   он перестанет плакать».
Вой  на минуту прекратился.  Гриша даже приподнял голову.
Мы стали вслух  рассуждать. Во-первых,  для Гриши не сшили костюм,  во-вторых,  не    готовился, к тому же он на две головы ниже мальчиков. Пока мы размышляли,  опять в спальню  поднялась  наша повариха  с подносом, принесла Грише котлеты, но он  отказался есть.
Меня осенило:
 - Пусть Гриша выйдет  в костюме  кока и позовёт матросов   на обед  в камбуз.   На корабле так, кажется, называется кухня.
 - Очень хорошо, - подхватила повариха,-  у меня   фартук,  шапочка  совсем новый есть.  Очень быстро  маленький сделаю. Как раз Гришина  голова   будет. 
   -Ты, Гриша, возьми  половник с собой, маши  и зови ребят на обед, когда они закончат танцевать, будет очень весело. И присядку  не забудь,- подсказывала  Тамара Вартановна.
 И случилось чудо,  Гриша сел на кровати, размазывая слёзы и сопли  кулаком, спросил:
  -  А ребята меня пустят?
  -  Пустим, пустим,  давай ешь, и пойдём тренироваться,- заверили мальчишки. 
Все радостно вздохнули и повели Гришу умываться.
Праздник прошёл хорошо, концерт понравился, вызывали на «бис»,  больше всех хлопали Грише.
Мы думали, что мальчик  забыл о своём горе. Но, когда  прошёл праздничный ужин, он  заявил Инге :
 - Когда  вырасту,  стану моряком, приеду и убью мамкиного  жениха. А мамку  к себе на корабль  заберу жить.
-  Правильно, -  ответила ему Инга, -  я  тебе помогу, я драться умею.
 Елена Владимировна приложила палец к губам, мы, переглянулись и осторожно промолчали.  Я по молодой неопытности, удивилась,  как воспитатели смогли  промолчать на такие слова ребёнка.
С этого дня Гриша стал часто заглядывать в пионерскую комнату к  Инге , звал её на площадку поиграть.   
Позже  эта дружба переросла в любовь,  потом создалась семья. 
 Елена Владимировна  узнала , что  мать Инги погибла в пьяной потасовке. Инга так и не увидела  её никогда.  Прошло  много времени прежде, чем  к Грише вернулась мать, всё-таки,  осознавшая свою вину. Она сумела стать матерью и Инге.
       Я повзрослела и  поняла, что дети, через призму своего непосредственного восприятия мира создают радужный образ матери. Они найдут тысячи причин, чтобы оправдать и пожалеть маму, взвалив все беды  на обстоятельства. Выйдя из детдома,  они ищут своих нерадивых родителей и часто становятся им опорой в жизни.
г. Баку