Три точки

Перебить бы однажды того, кто читает
эту странную долю!..
Ей Богу, достал.
Ну, не светит при жизни мне таинство рая,
так и что?!
Я ведь здесь не о рае мечтал,

а о пальцев холодных горячем сплетеньи,
от которого сердцу волненье и дрожь!
А вот чтец всё пугает дурацким забвеньем,
в лёгкой рифме найдя, ох, нелёгкую ложь...

И ему нипочём вдохновенья затраты,
коль за ними вопрос, а не преданность мгле,
прикрывающей духа больного заплаты
у пропавшего нынче в пространства петле.

Надзирать свысока за собой обречённым -
это, знаешь ли, пытка из жутких...
А мне...
мне по сердцу ирония старых учёных,
объяснявших крючки на дырявой стене

и вращение звёзд на полотнище неба.
В их сомнениях жизнь обретает покой,
без забот насыщаясь подсушенным хлебом,
запивая его ключевою водой.

А вот всё остальное - сует переходы...
Светотени...
Мгновения...
Бремя тоски...
Человек - это царь!
Только, брат, не природы,
а кругов, что рисуют степные пески

на бескрайних просторах зелёной планеты.
Вот такая петрушка.
Ты скажешь - фигня?
Может быть... но в теории нету ответов,
если практика в чём-то не знала огня,

превратившего в пепел алкателя истин.
Так уж, знаешь ли, дивно устроен сей мир...
Он застыл на конце замусоленной кисти
маляра, что расписывал, как сувенир,

результат шестидневных, случайных творений
в абсолютно забытом в трудах уголке
необъятной вселенной.
Конечно, Он - гений.
И с ножом, и с лопатой, и с кистью в руке...

Ведь такое создать - это опыт покруче,
чем поймать загулявший по кругу бозон
или в тубах летать над сгустившейся тучей,
попадая движком бесконечности в тон.

Не ровня!
Не ровня.
Но, бесспорно, мы - дети
и поэтому бредим отцовской мечтой
о совсем уж беспятенно-искреннем свете,
осторожно согретом своей красотой.

Вот поэтому я и гуляю по краю,
понимая, что жизнь без попытки - пуста...
Перебить бы однажды того, кто читает
эту странную долю!
Ей Богу, достал.