Wicca

Мы устали от ветхости пыльных картин, на которых написан наш образ дурацкий,
и подобно некормленым птицам в клети, умираем и чахнем, под грузом из масок
В горьком городе чудо - в одних лишь церквях, книгах фэнтези, битвах тупых экстрасенсов,
и чуть-чуть - в древесине живого цевья у винтовки, что взял обезумевший цензор,
Что стреляет в нас кольями колких обид, хотя раньше вели прямиком бы на плаху.
Весь наш труд вековой - пылью века прибит, и забиты глаза, неспособные плакать
Об ушедших богах и богинях - что в них теперь пользы, раз бог - это деньги, и только.
И грустят на болотах цепные огни, не ложится расклад поперек и продольно.

Что с нас взять? Мандрагора, омела, полынь стали просто травой, что легко взять в аптеках.
И метла - для того, чтоб мести ей полы и сереющих улиц озябшее тело.
Что осталось от нас - раньше грели костры, и веревку шатал разошедшийся ветер,
а теперь аметист новой ночи застыл, и никто не воскликнет от страха: "Здесь - ведьма!"
Это слово - для всякой, кто смел и красив, тот кто рыжий на голову, томной красотки,
кто поверхностно знает о сущностях сил, ничего не пожертвовав дару на откуп,
Кто рисует бездумно и руны, и став, кто в тетради играет в свои пентаграммы,
ничему не учившись, и, в-общем, не став даже близко в пути ведьмовском, многогранном.

Мы - невзрачный, лишенный всей крутости, сброд, мы порою уродливы, цену вздымая.
Как же душно, когда не земным серебром, а собой тихо платишь за скрытые тайны.
Умираем до срока, но капает кровь на кругах средь лесов и лугов при обрядах.
В оберегах наш вечный покой и покров, амулеты природой полны и объяты,
Не таимся теперь, но на нас наплевать даже Киеву с памятной Лысой горою,
лишь лисица в норе приготовит кровать, да в особые числа врата приоткроют
Духи предков и боги ушедших племен, дети Дану, а может быть, даже Геката.
Нынче ведьмы - не в моде, и модой пленён каждый дом, где ковыль колосилась когда-то.

Ну, давайте свое пресловутое "Сжечь!" Проорите, чтоб всяк не остался обижен.
Где-то тихо горит самодельная печь, ароматный дымок тонко вьется из хижин.
От пустыни до тундр сохраним колдовство, каждый день воздавая далекому небу,
и земля нас одарит целебной листвой, старой речью она нам - услада и нега,
Черным кружевом птицы сбиваются в клин для серпа, что у смерти для всех предназначен.
Мы мучительно долго в болезнях горим, угасая душой, и не будет иначе
У решивших изведать иную тропу и отведать вина из запретного чуда.
Это горе во взгляде и горечь во рту. Смертный танец, где ног под собою не чуешь.