Куда бы тропы нас не привели... - глава вторая

      Потап и Ольга.

     Угораздило его получить специальность, когда вся жизнь проходит среди лесов и рек. Наречённый Потапом, другой судьбы и не ждал для себя. Роста ниже среднего, но упитанный, волосёнки серенькие, как и глаза. Девчонки в техникуме и смотреть на него не хотели. Может из-за этой некрасивости и отказалась мать от него,  Потапа Викторова. Нет, чтобы наоборот назвать Виктором, а фамилию Потапов. Назвали, словно старика замшелого. Вырос, не сгинул.

     По распределению достался ему самый дальний участок на реке Лене и самый малонаселённый. Не посмотрели на его красный диплом. На его вопрос, где прежние работники, конторские уклончиво ответили, что отсутствуют временно. Быстро добрался Потап до места своей работы на скоростном катере. Сгрузил продукты, взял часть в рюкзак, привалив остальное камнями и пошёл по хоженой тропинке. Осенняя погода в затылок дышала, хотя стоял июль. Снабдили продуктами на год, пообещав добавить ещё, но порекомендовали относиться к ним бережно. Жить ему предстояло до сентября одному, а потом, вроде как, вернётся прежний лесничий.

     Зимовье Потапу понравилось, основательно всё срублено. В избе чистенько, чувствуется во всём женская рука, не то, что на тех участках, где практику проходил. Не приведи, Господи, какая там запущенность была. Комнат в доме две. В первой комнате топчан за печкой, с хорошим травным матрасом, а поверх два одеяла ватных, стёганных. Добротный стол с двумя скамейками, по стенам шкафчики самодельные. В другой комнате стояла широкая кровать, столик у стены резной работы, зеркало на стене, две табуретки, с резными ножками. Постель застелена такими же стёганными одеялами, но с красиво подобранным рисунком из лоскутков.
На полке настенной рядок книг, на окнах весёленькие занавески, ситцевые, в мелкий рисунок салатового цвета.

     Хозяйственный народ, - подумал Потап. - Ежели бы не чугунок с засохшей пшённой кашей и позеленевшая краюха хлеба на столе, не знал бы, что и думать.
А так понял - быстро уходили, знать бы, что произошло, чего опасаться.

     Работы было много и Потап с утра до ночи был в делах. Всё успевал и вовсе не жалел о жизни в этой глухомани. Один и матушка-природа. Места красивейшие и впервые с самого детского дома он почувствовал себя свободным человеком. Малость исхудал, но от этого стало легче двигаться. Приняла его тайга. От зимовища до реки два километра, но дорога трудная, в гору. Водой обеспечивало маленькое озерцо и родник в трёхстах метрах от домика. А вот порыбачить - это к Лене.

     Нашёл в погребе-кладовой бочонки для засолки рыбы и соли почти мешок. Отмыл их, просушил, чтобы сделать запас на зиму. Брал с собой соль и прямо на реке разделывал рыбу, присаливал, складывал в рюкзак брезентовый, а уж дома в бочонки поплотнее. Сибирского осетра попробовал досыта, знатная рыбка. Какой только рыбки удавалось выловить в реке: таймень и ленка, муксун и пелядь, реже - хариус и сиг, иногда и щука цеплялась на крючок.

     Раз в неделю, в субботний день, топил себе баньку и, попарившись всласть, отстирав в тёплой баньке исподнее и одежду, развешивал прямо в ней на подвешенные к потолку жердочки и шёл в избу, чтобы отужинать ушицей наваристой и рыбкой, запечённой на угольях. Смеялся про себя над ритмом жизни и жил  дальше, ничего не меняя. Каши и прочую снедь, чем раньше жизнь радовала, даже варить перестал, сохраняя запасы на холодное время года.

     Или от воды и воздуха чистого, а может от того, что сбрил перед поездкой всю волосню свою редкую, но шевелюра расти стала густющей и виться начала. До двадцати годков прямёхонькая была, а тут закучерявилась. Смотрел на себя в зеркало, изредка заходя в другую комнату, и не узнавал. Загоревшее лицо смотрелось мужественно, брил щетину на лице через день. Из пухленького медвежонка Потапа, как звали его сокурсники, мужик на него смотрел из зеркала строгими тёмно-серыми глазами. Чистоту в избе поддерживал прежнюю, начисто отмывая столешницу и пол.

     Пробежал июль, следом и август в делах промчался, многовато дождей было, спасал дождевик. Ухаживал за подросшими саженцами сосен и елей, готовясь к осенней посадке на пустых полянах. За два месяца многое было сделано. Возле избы соорудил навес для дров и запасал их много, страшась холодной зимы, аккуратно укладывая в поленницы. К его появлению в зимовище дровишек оставалось мало.
Спешил Потам, готовясь к встрече с лесничем, но опешил, увидев в один из дней идущую по тропе от реки хрупкую девочку, с рюкзаком на спине. Издалека было видно её зарёванное лицо. Шла, разглядывая лес у тропы. Потапа, стоявшего за деревом, не видела, он поспешил выйти на тропу, чтобы не испугать.

     - Вот те, раз! Думал, мужик лесником работает, а здесь девчонка правит, - удивился Потап, забирая у девушки тяжёлый рюкзак со спины.

     - Ошиблись вы. Папка лесником был. Я дочка его, оставшаяся сиротинушкой. Не спасли врачи, успела желчь по всему организму растечься, - уныло ответила девочка. - Вот за вещами своими зимними приехала, успеть мне вернуться надо с последней оказией, в интернат меня определили жить до совершеннолетия на два года. Просилась в кадрах остаться здесь, без зарплаты, но здесь...А начальник кадров, сволочь, хватать меня стал, плату требовать...

     Девочка присела на скамейку, смастерённую давно отцом, и горько заплакала. Потап стоял рядом, поставив рюкзак на скамейку. Такая жалость к девчонке в душе рождалась. Мала, как воробушек, а эта сволочь похоть свою удовлетворить решил.

     Где справедливость на этом свете, - подумал Потап, сжимая кулаки. - Давить надо таких сволочей! Не увидел гад, в каком горе девочка. Мир рухнул для неё.

     - Пойдём, дождь начинается! Оставайся здесь сколько захочешь. Твой это дом, был и пусть остаётся. Прокормимся, многое успел заготовить. Построю я себе домик весной, а пока поживу в бане. Не надо тебе в интернат!

     Она смотрела на него удивлёнными глазами. Высохли слёзы, улыбка на лице появилась.

     - Совсем ты ещё ребёнок, - обрадовался Потап. - Пошли, сестрёнка, домой, не то промокнем. Зовут-то тебя как, красавица?

     - Ольгой меня зовут. А про красавицу вы пошутили. Уродина, что мышь серая, - ответила девчонка, шмыгнув носом. - Не надо вам в баню. У папки топчан удобный за печкой, там и живите. Зачем в баню-то?

     И побежали дни. Хорошей девчонкой Ольга оказалась. Во всём помогала. Дом в чистоте держала, готовила вкусно. Охотилась ловко, добывая мясо на пропитание. Иногда казалось Потапу, что она действительно его сестрёнка младшая. Мать свою плохо помнил, но было в Ольге что-то родное. Во снах видел матушку, то спиной, то уходящей, а просыпался и видел в облике Ольги точно фигуру матери. Но не расспрашивал, времени погожего оставалось мало, а дел невпроворот.

     В зимнюю пору, когда мела пурга, и невозможно было выйти из избы, за вечерним чаем спросил Ольгу о её матери. Она и рассказала:

     - Мне одиннадцать исполнилось, когда не стало мамы. Умерла она в больнице, сердце слабое было. В Ленске её и похоронили. В разных они с отцом местах похоронены. Я в то время училась в Ленске. Каждый день навещала маму. Она всё что-то хотела рассказать, но откладывала на потом. Однажды я пришла, а матраса на кровати нет. Отдали мне письмо от мамы. Оказывается у неё сын был, Витя, по отцу Потапов. Бросила она его, когда с моим папой познакомилась. Даже написала, где и когда. Папа был убит такой новостью и никогда не бывал на её могиле, обида его сжигала. Плакал часто по ночам. А однажды сказал мне, что найдёт мальца и привезёт к нам, но всё откладывал и откладывал.

     - Теперь всё понятным стало мне, Оленька, - тихо произнёс Потап,прочитав письмо сохранённое. - Перепутали в детском доме, или мать так специально написала - Потап Викторов. Поэтому и не смог я найти, ни отца своего, ни матери. Не существовало таких в природе. Не буду я искать теперь отца. Тебя нашёл и будем с тобой дальше по жизни идти. Выдам тебя замуж, возможно, и сам найду свою суженную и заживём мы с тобой, сестрёнка, жизнью славной.

     Странно жизнь разворачивается. Бегут по Земле-матушке тропы, ходят по ним люди, часто, не зная и не ведая куда они приведут. Вот так, в таёжном уголке, нашёл Потап Викторов свою сестру единокровную. Узнал судьбу матери. И побежала тропа его жизни к новым событиям, к новым радостям человеческим.

     - Смотри, Оленька, как судьба помогла мне найти тропу к самому родному человеку на земле. Нет её, тропы единой для всех. Много троп на земле, но  у каждого — своя. Узенькая тропа, от Лены до зимовья, принесла мне счастье сестру найти, а для другого она может оказаться губительной. Идти нам долго одной тропою, буду тебе добрым попутчиком и никому в обиду не дам.

Рассказ третий: