Сука природа

- Вы умрёте, умрёте скорее всего завтра, максимум послезавтра, вы это хотели услышать, это? – она нервничала и это чувствовалось во всём, даже ему было как-то не по себе, что он заставил её это сказать. Он улыбнулся в такт моргающей лампе, а она вышла, задыхаясь и плача так сильно, что этот рёв было слышно ещё долго пока её каблуки стучали по коридорному полу больницы, удаляясь и растворяясь где-то там далеко среди его пылающих дум. А потом, потом обычная тишина пробежала по палате и смолкла.
Он лежал и старался думать, мысли перемешивались, хотелось спать, чувства переплетались словно змеи и слипались в непонятную жижу, поедая всё живое, но он пытался их распутать, перебарывая боль, стараясь дышать, пытаясь верить в завтра так, как он привык, как он всегда планировал и как он обычно хотел. Солнечные зайчики прыгали по пододеяльнику, а свет лампы моргал, долго и муторно, дёргано и пусто, но он терпел, терпел от того, чтобы заорать, застонать и зарыдать. Боль отдавала во всё тело настолько сильно, что было невозможно думать, но он старался, он делал всё, чтобы разум ещё строил и структурировал всё так, что придёт завтра, наступит послезавтра, а потом ещё много, и много, и много и великое множество новых дней. Потом мрак, потом искры среди туманного серого цвета, какие-то звуки, люди в белых халатах, уколы, вспышки из мерцающей лампы на потолке, лица в масках, и темнота, тишина, забвение и ничего.
Что-то монотонно и уверенно пищало в такт его сердцебиению, ласковый больничный ветер ползал по лицу, солнечный свет резал веки так сильно, что тёмный фон обретал блеклый просвет в самом конце туманных видений из его сна.
Всё, что он прочитал, всё, что так изыскано и рьяно он изучал последнее время вдруг обрело свой сюжет и сценарий в его сне, словно какой-то невидимый режиссер крикнул «мотор», и понеслась.
История, история человечества, какая она, какая? Войны, красивое и прекрасное, обманы, ложь, честь, благородство, серость и будни, любовь и смерть. Он улыбался, пытаясь смеяться всему этому, наблюдаю за тем, как кадры проносятся перед его мыслями и создают сюжеты важные и значимые, сюжеты, рисованные в одной линии и с одним смыслом.
70 000 лет тому назад, остров Суматра, вулкан Тоба. Человеческий вид, едва ли достигший 20 00 000 населения, почти исчезает, оставив лишь 2 000 людей, рассеянных по всей планете, но бьющихся, бьющихся в условиях нового климата, в новых реалиях и побеждает. А потом цивилизации, 4 000 -1 000 лет до н.э.: шумеро-аккадская, египетская, крито-минойская, индийская, китайская, перуанская, шагающие в такт друг другу, растущие и строящие, думающие и воюющие. Вдруг спад и мор среди большинства цивилизаций близ плодородного полумесяца: Египет, Вавилон, Крит… Затишье и ничего о том, что было с ними в период 1000 лет до н.э. И вновь подъем и развитие, философия, искусство, поэзия, возрождение и движение вперёд. А затем, затем опять – Юстиниан I, чума, 6-8-й века уже нашей эры и половины населения планеты нет, лишь обойдя Мезоамерику. И опять подъем и вздох, падение Византии, Средние века, книги Гутенберга, монахи, церковь и рыцари. И снова чума, и уже 14-й век, и снова половины населения на планете не стало, лишь обойдя Мезоамерику. А потом Колумб, Магеллан, и две Америки, и завоевывать аборигенов не надо, природа взяла своё за все «обходы» Мезоамерики раннее, и почти всё население двух американских континентов погибло от заразы, привезённой уже устойчивыми к ней европейцами.
И ведь это далеко не всё, но потом уже 10, 5, 3 % от всего населения, и дальше человек серьезно вооружается, изобретая пенициллин и опрометчиво полагая, что это «ядерная бомба» для основного врага своего вида.
Он вздохнул во сне так сильно, что услышал своё дыхание. «Вот и пришло время почувствовать историю, почувствовать всем своим телом и жизнью. Ведь то, что казалось лишь сюжетом прошлого, теперь стало нашим настоящим, – его мысли мелькали и пытались строить ровную симфонию, - вот, что значит уроки истории, вот, что значит настоящее, написанное в учебнике, который ты не читаешь, а пишешь. Вот, что значит ощутить боль тех, кто умирал раньше, и вот, что значит расслабиться и забыть обо всём, что с нами уже было.»
Ему хотелось смеяться, веки чувствовали, как свет режет и пытается их открыть, и он открыл.
- Я не умер? – уставился он на ту самую медсестру, не зная сказал ли он это вслух, или же просто подумал.
- Нет, - посмотрела на него нежным взглядом вполне себе приятная и сексуальная девушка с огромными лазурными глазами, единственно видными на её лице, прикрытым маской.
- Вот и хорошо, - он улыбнулся ей так, как, наверное, улыбается младенец, когда только начинает знакомиться с этим миром с самого своего рождения, знакомиться по-настоящему и искренне.
Его выписали через 10 дней. Хорошо, когда хорошо и это хорошо чувствуется во всём теле, когда ты движешься дальше и создаёшь, когда ты борешься с обычными жизненными проблемами, которые можешь решить, которые всегда в твоих силах, было бы желание.
«Но эти глаза, эти глаза, не прикрытые маской, ему совсем не давали покоя. Интересно, какие цветы она любит, я должен, я хочу сказать ей спасибо, я хочу увидеть этот лазурный оттенок и маску, что прячет дивную улыбку», суетился в новорождённых мыслях он в одно из своих утренних и солнечных пробуждений.
Купил пять орхидей, с приятным запахом ядовитого дурмана и множеством красивых и сдержанных бутонов. Лето шагало ему в ногу, и он шёл к ней.
- Здравствуйте, я лежал у вас и хочу поблагодарить медсестру, что так заботливо и приятно обходительно за мной присматривала, - он упёрся в равнодушное лицо стареющей дамы с белёсыми от химии волосами в регистратуре. Назвал свои данные, период и прочее.
Она, сдерживая цинизм своего смеха, улыбнулась, но полезла в компьютер.
- Это была Юля. Сейчас, минуточку, - дама уставилась в экран и смолкла, - простите, но увидеть её у вас не получится, она умерла, мне очень жаль, - с каким-то роботизированным оттенком интонации произнесла она и отвернулась.
Юля, - произнёс он шёпотом, - сука природа, - ещё тише буркнул он, бросил цветы на пластиковой столешнице регистратуры и вышел.
SH