Дед

В то утро меня разбудил настойчивый ранний звонок на домашний телефон. Мягкий мужской голос представился заместителем директора нашего института и попросил прооперировать четвероногого «родственника» нашего уважаемого "Деда" (так уважительно и по домашнему между собой звали сотрудники НЦХ нашего почетного директора,  академика Б.В. Петровского). "Доброе утро, Александр Васильевич", -сказал я, узнав его по телефону. На проводе был академик Г. "А почему, собственно, я?"- невольно вырвалось у меня (у "Деда" столько маститых учеников-хирургов - Академиков/Членкоров, и кто я?, подумалось мне). "Нет, нет, «Дед» просит именно Вас-, сказал хирург, как отрезал. Делать было нечего, поехал на работу "сдаваться".
В то время я уже работал в отделении экспериментальных исследований в хирургии в нашем НЦХ, и мне часто приходилось оказывать хирургическую помощь домашним питомцам, владельцами которых были коллеги врачи, а тут, сам почетный директор, Академик, отец-основатель целых направлений в отечественной хирургии. Вообще можно бесконечно перечислять заслуги этого Человека-легенды.
И так, с трепетом и едва скрываемым волнением осмотрел я вышеуказанного «родственника», которому к этому времени без малого было уже 12 лет. У собачки пальпировались множественные безболезненные, разнокалиберные узлы молочных желез. В целом пес породы Ирландского терьера был вполне сохранен. Озвучил, что с мастэктомией целесообразно выполнить одновременно овариогистерэктомию. Дед к моему удивлению быстро согласился и попросил прооперировать своего друга. Вообще о дружбе Деда и Тери (так звали собаку) в нашем Центре ходили легенды, поговаривали даже, что своим долголетием он обязан своей собаке, поскольку был вынужден выгуливать ее аж по два раза на дню и подолгу. Дед постоял в начале операции и по-видимому убедившись, что все в порядке пошел пить чай в моем кабинете. Можно только догадываться, какое внутренне волнение испытал я тогда. Операция прошла гладко, забирать уже проснувшегося пациента пришли ученики-Академики. Снимали швы дома у Деда, который находился в одном переулке недалеко от Центра. Я взял с собой своего шестилетнего сына. О «доме» надо отметить отдельно. То был не дом, а самый настоящий огромный музей-квартира подарков (хотелось сказать «...доверчивых прихожан»). Да, да, уважаемые коллеги, ваш покорный слуга имел честь лицезреть (справедливости ради надо сказать без особого трепета) самые разнообразные золоченые сабли с каллиграфическими дарственными надписями на разных языках, золототканые ковры со всего Мира с портретами Сталина, Мао, Фиделя Кастро и пр. Когда снял швы, сели пить «чай». Дед сказал тост за здравие хирурга-спасителя. Мы чокнулись. "Дед" лихо "махнул" сто грамм коньяка и даже не поморщился (это в свои почти 90 лет!). Сраженный "удалью" Деда, я не удержался и спросил секрет "творческого" долголетия у Великого Хирурга. Дед вместо ответа поведал, что ответил ему когда-то на подобный вопрос 102 летний пациент-чабан, которого он оперировал по поводу аденомы простаты: "надо мной только чистое небо и ни одного начальника, сплю под открытым небом и никому не завидую!". Под конец "чаепития" дед решил меня отблагодарить по-царски (т.е. по-хирургически). Судя по тому, как долго он возился и гремел посудой в соседней комнате, понял я, что мой алкогольный "схрон" – детский лепет в сравнении с коллекцией "Деда". Он вынес бутылку армянского коньяка 1934г., запечатанную сургучом! (скажите, кому из хирургов в своей "практике" приходилось держать что-то подобное!?). Мое состояние того момента можно выразить только одним ёмким и коротким словом – "Каиф" (с башк. Кайф). Заикаясь, попросил я оставить автограф на той бутылке. Дед, кряхтя, как мне показалось, не без удовольствия размашисто написал чернильной ручкой: «Камилу Нуримановичу, с благодарностью от Терри» и окончательно растрогавшись сообщил, что Терри "выгуливает" его (да-да, именно так он и сказал - "выгуливает") с прежней собачьей радостью, как и до болезни в лучшие годы! Надо сказать, что Дед вообще по жизни был очень сдержан и скуп на эмоции. Это, пожалуй, еще одна причина его здоровья и творческого долголетия. Но здесь был какой-то особый случай. Используя ситуацию, я попросил Деда оставить заодно автограф и на книге «Микрохирургия», автором которой он был. На этой книге задержу немного внимание уважаемого читателя. Дело в том, что она сыграла ключевую роль в моей судьбе. Она была подарена мне одним замечательным нейрохирургом еще в бытность мою в Уфе. Прочитав её, я решил повторить описанное и потихоньку самостоятельно к концу пятого курса довольно сносно научился накладывать анастомозы на сосудах от 1,0 до 0,1 мм в диаметре у лабораторных крыс и кроликов под микроскопом, ставя себе непременным условие, чтобы животные выживали. В последствии это сыграло немалую роль в моём самостоятельном поступлении в целевую аспирантуру по микрохирургии, бесценный опыт "лечения" мелких животных оказался невероятно востребован в последующие годы. В Москве это уникальное издание уже было помечено автографом моего научного руководителя, профессора К. в 85г. (он был соавтором с Б.В.Петровским). И так, спустя ровно 10 лет, в 1995 появилась новая запись. Дед, обратив внимание на моего сынишку, спросил, кем он хочет быть. Сын не задумываясь, бойко ответил: «Как папа, хилулгом!» Дед, удовлетворенный таким ответом, потрепал его по вихрастому затылку и сказал: «Будешь хорошим хирургом, как папа!». Для меня не было лучшей похвалы, а для сына лучшего напутствия. В его словах было что-то эпическое. Подобно другому Великому Васильевичу – Александру Суворову, благословившего юного Дениса Давыдова словами: «Я не умру, а он уже три сражения выиграет!» (Денис Давыдов, «Военные записки», 1982г.), мой сын в неполные 7 лет получил благословение на «подвиги ратные» от самого корифея отечественной хирургии Бориса Васильевича Петровского! Думаю, так собственно и случилось. Прошли годы. Сын закончил 2-й мед, успешно работает в одной из ведущих клиник столицы хирургом – травматологом, а по сути просто "живет" в операционной.
Летом 2004 г. не стало Бориса Васильевича Петровского.
Книгу «Микрохирургия» подписанную двумя дорогими для меня Учителями "успешно спёрли" из моего кабинета «коллеги» вместе с так и не початой бутылкой того армянского коньяка. Но осталась светлая память о прекрасном Человеке и не стираемое никакими годами устойчивое сладостное "послевкусие" от пережитого и абсолютного Счастья ...