Венок сонетов

1

Мои полночные мечтанья – ты.
Я нашей тайны прежней не нарушу.
Прочь робость. Поздние цветы
огнём последним обжигают душу.

Ни сил, ни времени в запасе нет.
А глаз твоих неистребима жажда.
Не заменить ромашкою сонет –
она прекрасна, но умрёт однажды.

И я решилась. Подоспел мой срок
сплести неувядаемый венок,
пока горит и радуется сердце,

повелевает и дарует речь,
чтоб помыслы мои в строку облечь...
Мне не на кого больше опереться.

2

Мне не на кого больше опереться.
Нет в мире середины золотой.
Приснится разве что мне детство,
когда держала мама за ладонь.

И жизнь такою представлялась прочной,
что не поколебать её вовек.
Летал над храмом ангел непорочный.
И возвращался к храму человек.

Давно тот храм по кирпичам разобран.
Давно тот ангел вороньём разодран.
И мама не придёт из темноты.

Над нею – холмик низенький с надгробьем.
На холмике – зерно птенцам голодным.
И свет лампадок звёздных с высоты.

3

И свет лампадок звёздных с высоты
ночами тихо льётся на могилы.
О, сколько их вдали от суеты
в болотах топких спрятано под илом!

Обвал фугаса, адский смерч свинца
скосил солдат безжалостно, жестоко.
До дома не дошли. Но их сердца
стучат дождём иль ветром в стёкла.

Им только б дотянуться и узнать,
жива ли в доме старенькая мать,
жив ли очаг, чтоб у него согреться.

Услышать, что повержен бог войны
и мирного спокойствия страны
не возмутить молитвой иноверца.

4

He возмутить молитвой иноверца
моей молитвы – Бог един.
И под Его всевидящим навесом
влюбляемся, работаем, едим.

Какой бы ни казалась жизнь суровой,
в кругу друзей, соседей и в семье
оценят по делам мирским... Но Слово
превыше всех деяний на земле.

И если он – избранник, он – у власти,
вокруг и в голове бушуют страсти,
сто раз примерить должен, чтоб сказать

не дьяволу во благо, а народу.
Словами поиграл – не изменить погоду.
Не те слова – и рать идёт на рать.

5

He те слова – и рать идёт на рать.
Не те слова – и от страны обломки…
Уже мне иноверку не обнять.
Глаза её – словно ночные волки,

что бродят по развалинам села.
И ей теперь не до первопричины.
На месте том, где яблоня цвела,
лежат, враждой убитые, мужчины.

И множится ежеминутно боль.
Самим себе на раны сыплем соль.
Самим и выбираться на дорогу,

чтоб не закат увидеть, а восход,
идти друг к другу – не наоборот.
Не время ль улыбаться понемногу?

6

He время ль улыбаться понемногу
подснежнику, газели, воробью.
Тебе, тоску отринув и тревогу.
Тебе, с кем, без вина хмельная, пью

ночной дурман любовного напитка
во сне бредовом, но не наяву...
О Господи, какая ж это пытка –
глаза не видеть, в коих я живу.

О Господи, какое ж это благо,
когда бушуют страсти, будто брага,
что и сосуд способна разорвать...

Но мне дано вскипающие чувства
и письменно, и мысленно, и устно
в строках, с небес сошедших, повторять.

7

В строках, с небес сошедших, повторять
люблю одну и ту же неизбежность –
в сыром овражке ивовая прядь,
твоей подобно, излучает нежность.

Естественная связь. Где явь, где миражи?
Одно в другом живёт под небесами.
Синь васильков, разлитая во ржи,
твоими брызжет на меня глазами.

Тому и радуюсь, тем и лечусь,
что образ твой хранит повсюду Русь –
иду ли по холмам иль солнечному логу...

Терновник раздвигая или тьму,
твоё дыханье чувствуя, пойму:
мой путь всего надёжнее – к порогу.

8

Мой путь всего надёжнее – к порогу,
где крыша, где предел скитаньям всем.
Войду, воздам благодаренье Богу,
испью воды и ломтик хлеба съем.

И обретут все вымыслы оседлость
в картинах милых, в горестных стихах.
Самой себе скажу: «Присядем, светлость!
Судьбу не сотворяют впопыхах».

Она в любом присутствует поступке,
сто раз с тобой аукнется за сутки,
поманит, приласкает и предаст...

А жизнь бурлит. Вокруг хлопочут люди.
Но рай тебе не поднесут на блюде.
Забот твоих никто не тронет пласт.

9

Забот твоих никто не тронет пласт.
И всё-таки, когда придётся туго, –
такого не придумает фантаст –
сам Бог пошлёт на помощь друга.

Он явится, как с неба херувим,
от дум, что стали ежедневной пыткой,
избавит появлением своим
и тьму раздвинет солнечной улыбкой.

Придут в движенье молотки и свёрла.
Глядишь – и песня вырвется из горла,
когда пойдёт на убыль дел балласт.

И даже небо, ставшее с овчинку,
покажется, возможно взять в починку –
с друзьями кто на подвиг не горазд?

10

С друзьями кто на подвиг не горазд?
«Куда там!..» – скажет обнищавший житель.
Слишком остры клыки у каст.
И всех клыкастей главный разрушитель.

Тяжёл руки его коварный взмах.
Всё та же жажда власти и почёта.
Мелькают мальчики кровавые в глазах
который год. И нет им счёта.

Невосполнимый нации урон.
Невыносимая цена за трон.
О Господи, за что такая кара?

Иль слишком оторвались от земли
и крылья восковые обрели,
забыв о горьком опыте Икара?

11

Забыв о горьком опыте Икара,
и я за всеми вслед неслась
и дым сожжённых переправ алкала
со всеми вместе. Наалкалась всласть.

Осталась скорбь. Покрылся серой пылью
взрастивший и предавший нас режим.
На свечи переплавленные крылья
горят в ночи. Мы вниз лицом лежим,

припав к земле. Она простит, накормит.
Но некогда оборванные корни
не оживут и не родят плоды.

Осталось уповать на то, что внуки
и наши озарения, и муки
не станут распинать на все лады.

12

He станут распинать на все лады,
как распинают и линчуют ныне.
Средь дней и лет суровой череды
молюсь за чистоту российской сини.

Она одна пока не за рубли.
И мне на синь небес глядеть отрадно.
Когда ж друзья мои, как журавли,
вдаль улетают, их зову обратно

к родным местам, к порогу милых гнёзд,
которым не до солнца, не до звёзд
без тёплого дыханья домочадцев.

Я знаю, нелегко им возвращаться
и погружаться заново в труды,
пока молчат пророки и суды.

13

Пока молчат пророки и суды,
без масок лжеоракулы на сцене.
Их в душах наших чёрные следы
когда-нибудь по всем статьям оценят.

Поставят свечи нам за упокой...
Но в жилах кровь покуда не остыла,
я не хочу, чтоб тихий голос мой
был гласом вопиющего в пустыне.

Не пустота – он и не бренный тлен:
преодолела я молчанья плен,
не выдержав терпения накала.

И распрямилась. Мне земля видней.
На нищенской, кладбищенской – на ней
я выход свой из тупика искала.

14

Я выход свой из тупика искала.
Рук не щадила, не жалела ног.
Из нежных губ, из волчьего оскала
цветы творила и плела венок.

Он груб, горяч. Он только что из тигля.
Я всё ещё изяществу учусь.
И твоего вниманья не достигла
сплетеньем мыслей, образов и чувств.

Но трезвыми стараньями моими
и твоего признания во имя
исчерчены все белые листы.

Так и живу. Словами не играю.
И, как вначале, снова повторяю:
мои полночные мечтанья – ты.

15

КОЛЬЦЕВОЙ

Мои полночные мечтанья – ты.
Мне не на кого больше опереться.
И свет лампадок звёздных с высоты
не возмутить молитвой иноверца.

Не те слова – и рать идёт на рать.
Не время ль улыбаться понемногу.
В строках, с небес сошедших, повторять:
мой путь всего надёжнее – к порогу.

Забот твоих никто не тронет пласт.
С друзьями кто на подвиг не горазд,
забыв о горьком опыте Икара?

Не станут распинать на все лады,
пока молчат пророки и суды –
я выход свой из тупика искала.

1996