Бог послал меня поэма

Теперь я стал чувств ловец минуты,
И грустные, и радостные, как атрибуты.
И как очевидец и поэт, дарю все вам,
Чтоб жизнь душою – любили всех при нам.
И в светлом дне между ночью и зарею,
Незаметно, тихо, налегке,
Часто появляюсь между вами,
Иногда, с душою в колпаке.
Но, читатель, вижу, ты шутами уже забалован.
Жаждешь крови, или смеха – улыбнувшись ртом.
Требуя: дай нам на потребу жизни –
Свару в крови иль «клубничку» не простой.
Вот и я... Пока не вслух ворчал.
«Вышел на читателя арену – неспеша».
Хоть в душе во времени мы эмигранты,
Чувства выливаю из души слегка как гранты.
Но, а там внутри, сомненье. Век 21-ый.
Страна у нас, конечно, ныне мировая.
Но почему-то в душе какой-то непокой.
И хоть я, как будто, беззаботный,
Умом почти хмельной.               
Потому-то я, конечно, будто в воду канув,
Вдруг при ясном дне поднял тут две руки,
Краду тоску из внутренних карманов
Наших душ, одетых все в пиджаки.
А потом, смеясь здесь обалдело,
Хлопаю ладонями, раздобрев.
Я смешного ничего не делал,
Просто горе их набрал в себе.
И описывал я только, балагуря, тараторя.
Что грустнее становилось мне...
Потому что груз чужого горя,
По привычке, я считал себе.
Тяжелы печали в чувствах и ощутимы.
Я сгибался в нервном своем кольце,
Делались все горше все мои писанины
И морщины глубже на моем лице.
Но тревоги всех и их невзгоды
Я горстями выгребал из них,
Будто многим обезболив роды,
А себе защиты не припас и не достиг.
Многие теперь без боли тут хохочут,
Весело по нашим временам:
«Ах, как будто обокрал я вас,
Взяв то, что так мешало вам!»
Время! Растормошил себе я сердце,
Часто ухожу в себя, думая все о своем.
Жизнелюб я на сцене жизни,
Да и за пределами ее всегда.
Злое наше выношу, как добрый гений,
За кулисы своей души от трений.
Но весь рой украденных мгновений
Вдруг сосредоточивается в одно внутри.
В сотнях тысяч ламп погаснут свечи.
Гром, дробь пробьет, и тишина...
Слишком много я взвалил на плечи –
Сердце надорвал, кажись, слегка.
Мои читатели и люди между нами
Думают: вот поэт душой пропал,
Но я в своей последней оде
Любовью восторгаюсь, где писал...
Тут я ж остановился не где-то, не за морем,
Возле них, как бы прилег, устав от лиха днем.
Я ж поэт, чуть захлебнулся горем,
Просто сил своих не рассчитал.
Я шагал вперед неукротимо,
Не успев склониться ни перед кем.
Этот трюк писателя – не пантомима...
Предупрежденье мне за всех.
Будто вор, с колен я срезав путы,
По ночам гоняю мысли все сильней.
Чувства рву, ведь я ворую их минуты,
Радости и грусти у людей.
Многие как будто бахвальства же ради
Не давались: проживем и так!
Но я тогда подкрадывался, будто сзади,
Тихо и безшумно – заглядывал в душу всяк.

Я еще не сгинул и не канул в лету.
Просто это мое дело чудака.
И не я любовь придумал.
Это Бог послал меня...