I. Осеннее настроение. 20 сонетов к Осени

I. ОСЕННЕЕ НАСТРОЕНИЕ. 20 сонетов к Осени

1.

Ты бредёшь, как тот дождь, стороной,1
полувнятно и полунеслышно
шелестя пожелтевшей травой
и листвою – осенней, поникшей.

Это осень над сонной страной
облаками нависла недвижно –
то ли день, то ли вечер смурной,
то ли попросту всё никудышно.

Осень, мы же с тобой заодно,
в этом мире всё так сплетено,
не найдёшь, где конец, где начало.

То ли время ускорило бег,
то ли всё вдруг застыло навек –
в тишине сердце глухо стучало…

1) Строка из стихотворения Иосифа Бродского
«Памяти Геннадия Шмакова» (1989).

2.

В тишине сердце глухо стучало, –
но размеренно. Дождь за окном
лил давно без конца, без начала,
что не редкость в том крае лесном,

где баркасы стоят у причала,
до весны всё укутано сном,
не сыскать ни пеньки, ни мочала –
запустенье в пространстве земном.

Никого – ни машин, ни прохожих,
на людей силуэтом похожих,
даже кошки  и той не найти.

Всё застыло в белесом тумане.
будто разом в лесной глухомани
заросли; все дороги-пути.

3.

Заросли все дороги-пути,
заросли все межи меж полями –
значит, как ни верти ни крути,
не избегнешь ни ссоры, ни брани.

Не грусти о былом, не грусти,
что с того, что тоска временами
не вмещается в полной горсти, –
не давай ей взойти семенами

горя, скорби, унынья, кручины.
Хмурь-хандра недостойна мужчины,
не броди, как забытая тень2.

Тишина за окном – это благо,
если рядом перо и бумага.
Солнце утром взошло – будет день.

2) Аллюзия на стихотворение Леси
Украинки «Забытая тень» (1898).

4.

Солнце утром взошло – будет день,
как всегда в эту пору, осенний,
вдоль тропы низко стелется тень
от её обступивших растений,

чьи вершины, как пики антенн,
ловят звуки иных песнопений
из нездешне далёких селений,
из-за полуразрушенных стен…

Разливается грустный мотив,
лес осенний, в почтенье застыв,
шелестит неопавшей листвою.

Тропка вьётся меж сосен и скал,
 и её – ту, что с детства искал,
не сравнишь ни с одной мостовою.

5.

Не сравнишь ни с одной мостовою
многоцветный заречный лужок,
где, по пояс укрытый травою,
делал давний нетвёрдый шажок.

Не захвачен мирской суетою,
 я – росточком примерно с вершок –
на лужке том – верста за верстою –
износил не один башмачок.

Сколько лет, сколько зим пролетело,
но уносит меня то и дело
память детства на зарецкий луг,

где ни пчёлы на венчиках кашки,
ни снующие в травке букашки
не сулили грядущих разлук.

6.

Не сулили грядущих разлук
ни дожди, ни туман над Онего,
ни усыпавший склоны маслюк,
ни предчувствие первого снега.

Пусть в грязи утопает каблук,
временами пусть ноет коленка, –
есть у осени много заслуг,
кружат листья любого оттенка

и шуршат под ногами в лесу.
Я корзинку домой принесу,
и в квартире запахнет грибами.

Я грущу по сосновым борам,
по тягучим осенним ветрам
вдоль дорог с верстовыми столбами…

7.

Вдоль дорог с верстовыми столбами
зарастает травой колея –
там, где раньше вилась пыль клубами,
по бокам ни стерни, ни жнивья.

Там, где пахло ржаными хлебами,
запах тлена, печать забытья,
над погостом с пустыми гробами
нескончаемый грай воронья…

Ни кибитка, ни воз, ни телега,
ни подвода до первого снега
не появится в этих местах,

позабытых и чёртом, и Богом.
Кто живёт в этом крае убогом?
Птицы в небе да зайцы в кустах.

8.

Птицы в небе, да зайцы в кустах,
да маслята в плетёной корзине,
да улыбка на грешных устах,
да мосток через речку – в низине.

Часто я возвращаюсь в мечтах
в те края, где листки на осине
так дрожат, что черника в горстях
отражает безудержность сини

плавных рек и озёрных глубин,
где карминные гроздья рябин,
где дымок щекотливый в носу

разгоняет тоску и усталость,
где осенняя томная вялость
умножает земную красу.

9.

Умножает земную красу
рой стрекоз над цветущей лужайкой
ранним утром в сосновом лесу,
боровик – на виду, не утайкой;

я, стряхнув с него влагу-росу, –
и волнух, разбежавшихся стайкой
по пригорку, домой принесу.
Мы почистим их вместе с хозяйкой.

Над кастрюлей витает грибной
дух, уж чайник согрет заварной
с листовым чёрным байховым чаем.

За окном надвигалась гроза,
по стеклу пробежала слеза –
бабья осень прошла, примечаем…

10.

Бабья осень прошла, примечаем
по приметам, которых не счесть,
день и ночь мы пока различаем,
а вот утро и вечер – Бог весть.

За окном льёт и льёт. Нескончаем
этот дождь затяжной. Надоесть
может каждому. Редко скучаем,
но, быть может, такую вот месть

уготовила матерь-природа.
Безутешный гудок парохода
разрывает туманную мглу,

и фонарь, головою качая,
освещает ростки иван-чая
на газоне у нас на углу…

11.

На газоне у нас на углу
примостился какой-то прохожий, –
может быть, не позвали к столу
или осенью в день непогожий

загрустил по родному селу,
где пейзаж с городским столь несхожий.
Вот лежит он, прижавшись к стволу,
и клянёт мир подлунный, безбожий,

провалясь в полубред-полусон.
Окропляя примятый газон,
сеет дождик осенний, неспешный.

Гаснет свет, надвигается мгла,
хмурый путник бредёт от угла
в пустоту – в мир иной, мир нездешний.

12.

В пустоту – в мир иной, мир нездешний,
а возможно, в туманную даль
улетают, покинув скворечник –
и предзимнюю грусть и печаль,

покидают скворцы мир безгрешный,
устремляясь за горизонталь –
в край, где всё ещё пахнет черешней,
где зимой расцветает миндаль,

где в пустыне растут апельсины,
а над морем, безудержно синим,
кучевые плывут облака,

осень длится всего-то неделю, –
этот срок отведён менестрелю,
чтобы скрипка дождалась смычка.

13.

Чтобы скрипка дождалась смычка,
чтобы осень прокралась к вам в душу,
нужен Мастер с усердьем сверчка,
позабывший про море и сушу…

Зачарован круженьем волчка,
резвым бегом впадающих в лужу
ручейков, – от горшка два вершка –
малышок позабудет про стужу,

позабудет про слякоть и дождь
и про то, что гулять без галош
строго-настрого папа и мама

запретили. Смолчит про кулак,
из которого выпал пятак, –
скажет только, что сыграна гамма…

14.

Скажет только, что сыграна гамма,
что уроки готовы давно,
что всю «кучу ненужного хлама»
он в коробочку от домино

уложил, что девчачью панаму
носят мальчики только в кино,
а на лямках штаны – и подавно,
их не будет носить всё равно.

Мама старые папины брюки
распорола. Взяв ножницы в руки,
раскроила по моде штаны –

с отворотом на каждой штанине –
и всплакнула тихонько о сыне,
десять лет пролетело с войны…

15.

Десять лет пролетело с войны,
десять лет – это, вроде, немало,
змейкой «хвост» в гастроном, – полстраны
в нём торчит, слышу: «Вас не стояло!

Понаехали тут! Вы пьяны;!» –
Чую, дело дойдёт до скандала.
Я не видел голодные сны,
видел нищих у церкви, вокзала…

Ах ты, очередь, гам голосов!
Сколько в ней схоронил я часов,
А ведь мог бы потратить их с толком,

мог играть или книги читать,
а не с малых годов привыкать
к толчее магазинной, к авоськам.

16.

К толчее магазинной, к авоськам
нам не дать привыкать, спору нет,
но ведь я не о том – о неброском
сероватом пейзаже тех лет.

Перестуку дождя отголоском
отзывается папин брегет,
на оконном стекле по полоскам
виден капель стекающий след.

Осень. Дождь затяжной, безумолчный,
и наутро на лужах непрочный
и недолгий предзимний ледок.

Ветер тучи разгонит, и солнце
брызнет светом на землю чухонца –
серый день подсветить начуток.

17.

Серый день подсветить начуток
не мешало бы. Сумрак осенний,
частый дождик, да неба глоток,
да бессмысленный бег воскресений,

я за ними – от них? – наутёк
убегаю – бегу? – Потрясений
мне хватает и так. Городок
передряг, неудач, невезений…

Город морока, грязи, дождя,
где на площади глыба вождя
на прохожих взирает презренно, –

ты, как старый Петровский завод,
процветал три столетья – и вот
доказал, что всё сущее бренно.

18.

Доказал, что всё сущее бренно,
студиозус, пример приведя:
«Вот Сократ выпил яду смиренно
и навеки упал в желудя.

Суть: ученье Сократа бессмертно,
и, бессмертие в нём обретя,
доказал он, себя не щадя,
бренность сущности столь охрененно».

Я философ совсем никудышный,
но, припомнив тот случай давнишний,
заключил: если всё преходяще,

шевели, сколько можешь, мозгами,
это лучше, чем дрыгать ногами, –
твари мыслящей, но не дрожащей.

19.

Твари мыслящей, но не дрожащей
от свирепых январских морозов,
бабьей осенью хочется чаще
вспоминать, мол, де был Ломоносов,

прозябавший в архангельской чаще,
и остался б навек стоеросов,
но учился – и стал не пропащий,
а учёный и даже философ.

Бабья осень окутана тайной,
пробуждая отнюдь не случайно
размышленья, просты и чисты, –

не о турках и их ятаганах,
о Гель-Гью и иных Зурбаганах –
воплощенье туманной мечты.

20.

Воплощенье туманной мечты,
как туманная зыбкая осень…
Сколько было мне, семь или восемь?
После школы – и до темноты

и ношусь вслед за роем стрекозьим
по полянке; вдоль речки кусты –
тёрн, малина – полезно для дёсен.
А ещё обдеру бересты –

будет парус мой белым, не алым,
стану я капитаном бывалым
и к Ассоль приплыву в Зурбаган,

всю Гринландию с нею объеду…
Ты не жди меня, мама, к обеду,
если вдруг налетит ураган.

13.04 – 12.05.2020