На пределе Мира

Мой друг шептал
намедни по утру,
пред тем, когда
закрыл глаза навеки,
что вёл, мол, с жизнью
честную игру,
чего нельзя сказать
о каждом человеке!

Восхода блик
за стеклами горел.
Нас трое возле
ложа смертного стояло.
Он с беспокойством
На меня смотрел,
рукой перебирая
одеяло.

Еще вчера
он всем нам показал,
что под подушкою
лежит заветный список
всех тех, кого
на похороны звать,
меню поминок
было там описано.

Мне ж показались
странными раздумья,
те, на которые
он крохи сил изводит.
О том ли
ему следовало думать
в прощальные мгновенья,
при уходе.

Но он цеплялся
мыслью за своё,
пусть время уже
каплями сочится,
пытаясь как бы
соучаствовать в нём,
даже когда оно,
неладное, случится. 

Но в чём оно,
его последнее желание?
Какой же силой
в миг тот сердце билось,
когда в последний раз
означилось сознание,
и шторка жизни
вровень смерти опустилась?

Он, как я понял,
озабочен очень был
о реноме своём
в глазах людей,
пожизненном,
и так хотел,
чтоб я не позабыл
сказать всё нужное
на похоронной тризне.

Но фраза про игру,
как взмахом топора,
нить времени
тогда перерубила.
Какая ж это
честная игра?
Когда не он её,
она его убила.

С любым из нас,
почтившим белый свет,
жизнь, словно кошка
с мышкою, играет.
Закат сменяет
утренний рассвет,
приходит срок,
и сердце замирает.
 
А это значит,
что не мы её ведём,
она нас тащит,
сталкивая лбами,
порою трудным,
непроторенным путем,
расставив время
мерными столбами.

Что ж, я держусь
сейчас такого мнения!
А как коснусь рукой
предела мира?
Неужто все мы
в то предсмертное мгновение
отряхиваем
лацканы мундира?

Ведь это время
избавляться от обуз,
распоряжений
или завещаний,
и сбросив сей
телесно-терпкий груз,
шагнуть вперёд,
как из тюрьмы,
«С вещами!».

Ведь там,
на том высоком этаже,
мы расстаёмся
с сутью человечьей.
Происходящее ж тогда
в твоей душе,
останется с тобой
уже навечно!

Друг прожил жизнь,
но, видно, не постиг,
что, коли смерть
встречаешь на пороге,
то этим жизнь
отчёркивает миг,
что думать срок
пришёл уже о Боге?