Милый деда мой Иван Иваныч...

Сегодня, 10 мая, - день рождения моего деда Ивана Ивановича Шелкового.
126 лет тому назад явился он на свет, предопределив тем самым и моё дальнейшее рождение, и вот уже через несколько дней исполняется ровно полвека со дня его смерти.

Ваньчика своего, как я называл его и в детстве, и став уже взрослым, всегда помню и люблю, и безотчётное это чувство к нему вдобавок освещено ещё и тем, что именно ему больше других представителей нашей семьи (на фото 55-го года, кроме деда Ивана, - мои отец и мать и я с младшим братом) были присущи такие бесценные качества характера, как кротость, теплота и мягкость.

"Ибо кроткие наследуют..". Надеюсь, что ему дано было по справедливости обещанное, и в неких соседствующих с раем параллельных мирах он чувствует сейчас, да и все минувшие полвека, что любим и не забыт.
В двух книгах прозы "Кровь, молоко" и "На улице Пушкинской" я немало писал о своём Иване. Сегодня же публикую одно из стихотворений, обращённое к нему семь лет назад.

Кажется, что только вчера я написал эти строчки вдвоём с ночным соловьём, поющим в парке больницы напротив моего балкона, а уже и семь лет, полные множества бурных и тревожных событий, промчались, как один день...


10 мая 2013 года

Милый деда мой Иван Иваныч,
ныне – день рожденья у тебя.
На верхах банкует Бандюганыч,
исподлобья родину любя.
Зря ли ты при Сталине-шайтане
лямку вдоль пайковых дней тянул?
До сих пор в родимом Уркистане
слышен тех же эшелонов гул.

В тех же дурах-ямах вся дорога,
та же всюду крепнет перемать.
Лишь в углах тоскуют лики Бога,
ибо есть о чём Ему страдать.
Мы давно не виделись с тобою,
промелькнуло мигом сорок лет.
Как была УкрАина рабою,
так рабой и пялится на свет.

Добрый деда! Май, однако, светел –
всадник-май, твой месяц соловьёв.
Ворон сдох, откинул лапти петел,
прохрипев на фене пару слов.
Но осталась эта чудо-птица.
В глубине каштановых ночей
выжила! И звукам – снова литься,
длить канон серебряных ключей.

Так и начал я твой час рожденья –
слушал соловья до четырёх.
Слушал, и цветущих веток тени
тоже затаили выдох-вдох.
Лился Моцарт из больничных кущей,
и к балкону нашему взлетал.
Милый мой, и ты, во мне живущий,
улыбался, словно что-то знал...