я была какой-то неприлично маленькой сначала...

я была какой-то неприлично маленькой сначала, почти никто не воспринимал меня всерьёз,  существовала фоном, как мамин придаток. она говорила : "Дана! ты в прошлый раз опять вела себя безобразно! мне уже все говорят - если с Даной, то не приходи." дома оставляли потому, что приставала, требовала внимания, часто ныла, а в кафе, барах и нумерах приезжих художников и прочих журналистов, все собирались веселиться и плести интриги, как становилось понятно из последующих обсуждений мамы с "подружками", они называли это "посплетничаем",  тоже выгоняли, и гадали на картах и кофе. слово "подружки" в кавычках не случайно, они портились одна за другой, а  воспитанной в Сибири и на семейном кодексе чести маме,  невозможно понять. после подстав она впадала в ступор недели на две, по моим подсчётам, сидела в кресле, на том месте где я сейчас сижу, и молча смотрела в одну точку, бледная. потом вставала, говорила впоследствии "этот человек для меня умер". а на тусах было весело, кофе, коньяк и конфеты редких вкусов, в барах пирожные, мороженое и тосты, тогда были модными, я всегда покушать любила и одной порцией не могла наесться, просила вторую, стесняясь, но мои желания сильней меня на постой  и в ущерб побеждают всю жизнь. я была никем и всюду мешала, уже позже со мной стали разговаривать, а поначалу если только в виде благотворительности.
приезжал, например, не раз художник Луис Ортега,  он был из каких-то испанских детей, которых кто-то там спас, без разницы.. график очень изящный, невероятно претенциозный, но на мой вкус и тогда в 7 лет и сейчас - скучный, слишком прилизаный. а вот понту у него было на десятерых. бархатный берет, даром что метр с кепкой, бумага, даже его писем маме, была вощёная и с тиснёной монограммой, это в те-то времена! говорил о себе в превосходных степенях, самолюбовался с упоением. пошли в наш овощной с ним, совковый магаз,  металлические сетки с яблоками, аквариумы с капустой и квашенными помидорами. купили семеринки кривоватой, но вкусной,  я её постоянно ела,  да вообще фрукты любила больше сладкого. и Луис говорит "ты видела, продавщица посмотрела в мои дымчатые глаза и выбрала нам яблок получше?" нет, не видела, но такой поворот сюжета на себя поразил нахальством, которому на объективные обстоятельства удивительно нассать. потом встречались подобные персонажи, одним был мой последний сожитель, и детское изумление подобной бессмысленной наивной страусиной глупостью не прошло. у нас была ещё приживалка по имени Лариска, тощая, плоская, горбоносая девица, художница, of course.  натюрморты и пейзажи на уровне художки не лучшего ученика, художественная яичница,  просто-быстро-узнаваемо, вот  горы, вот  цветы. зато у Лариски, она проныра ещё та и добрая, просто совершенно безалаберная деваха, была чудесная во всех отношениях мастерская в Интуристе, кажись она оформителем заделалась там. балдею от запаха красок с младых ногтей и досюдошних дней, боже как пахло! видимо вперемежку со свежим воздухом и солнечным светом, от коего краски млели и плавились. в мастерскую надо было пролезать через мёртвую металлическую багажную ленту, ну или что это, а из самой ея, узкой и неудобной, выход был на просторную крышу, пахшую уже гудроном, высше ваще! мы толпились там чего-то, события смазаны, ничего особенного, а вот ощущения от мастерской - кайф пожизненный. крышу я обожала и даже само её наличие звучало освобождением.
маминым кавалерам, тех лет теневого отрочества, несть числа. всякие дяди, разных конфигураций, имён и темпераментов, кружили словно коршуны над старшим научным сотрудником, на минуточку. мама в крепдешиновом платье цвета пепел розы ( "Поющие в терновнике",  думаю  имелся ввиду именно такой цвет).  я в неизвестно чём, плевать, нарядном и очередной дядя твёрдо намеренный блеснуть с известными целями. гуляли по ночным набережным, сидели в кафе, посещали с наиболее упитанным ресторан, с кавказским - РЕСТОРАН и нумера с вином и кукурузой для детей, также там были другие друзья, чтобы праздник, прилично и вах! мама гуляла,  кокетничала и "ехидничала", по своему любимому выражению, а потом мы шли домой. я вроде горжусь таким умением легко проводить время и дяди сменяли друг друга быстро, никто не в накладе. не динамо, а культурный досуг. лишь  кое-кто приезжал годами и дружил, когда всё понял, но это умные, их раз и два... но я совсем другая и в ресторане с ухажёром не была ни разу. по понятию вопроса я тут больше мужик, о луна моя. юность была нищая и кавалеры такие же, и потом чё там,  меня обхаживать бесполезно, решаю сразу и переходим к основной части. ты лучше скажи мне что думаешь,  как смотришь на мир-жизнь, кого читал, смотрел, уважаешь, и если совпадает...  сразу к делу. маме интересно было проводить время с ними и здесь становится видно как же мы различны, всё - таки. ей не казались чужими эти мужчины, просто не вызывали ответной реакции, а я пока не почувствую себя среди своих, всё равно как манекен в интерьере. но уж  в компании интересной и сблизившись с народом.. ! тоже не быстро произошло, кстати. отжигала до беспамятства такого, пила, курила и танцевала, ввела стриптизное поветрие один период, пока само внезапно не рассосалось, выдохлись голышом плясать. тем более, самые отчаянные занялись духовными практиками.
Художественный Музей был тогда Выставочным Залом и единицы имели там высшее образование, одна из них мама. от склок в коллективе страдала и переживала до того, что несколько раз увозили на скорой даже. директор произвёл на детсадовского размера человекуса  впечатление самодура "ты не видишь мама с Директором разговаривает!" все звали его Яша, а он был Яков Моисеевич с большим пузом и чувством значимости. когда поделилась наблюдением с мамой и сотрудницами её,  те смеялись и кивали, устами младенца.. любила путешествовать по залам, совершая обход. с нижних этажей до третьего, последнего, потом вниз по другой стороне. смотрительницы-бабушки все знали меня и с каждой я останавливалась побеседовать, постоянно страдая потом от излишней откровенности, серьёзно влетало. что поделать, ничего не смыслила в подковёрных играх тогда и сейчас не особо, чем подводила маму. а разнузданной болтушкой, если среда позволяла, и была и осталась, так что считается дорвалась - не заткнуть теперь фонтан. коллекцию музея, бо;льшую часть, не побоюсь заявить, собирала мама. ездила и лазила в пылище по запасникам санаториев и частным собраниям, работала очень много и домой в 11 вечера это ещё рано считалось. меня однажды забыли в садике, Лариска продурила, когда ее просили забрать. помнит ли про эти  заслуги кто-то кроме меня, но я-то знаю и увековечу, не волновайтесь. иногда хорошо, что историю пишут победители и заманчиво рисуется дополнительный аспект смысла побеждать.
в моих снах существует Сочи параллельного измерения,  карта гибкая, но узнаваемая. наш район Макаренко,  напр, совершенно инопланетный.  и часто вижу дом, в котором как-бы живу идентичный Выставочному Залу. а знаю там всё, от крыши до подвалов. в актовом бренчала на фортепиано, пока какая-то "сволочь" его от меня не закрыла на ключ, чтобы не расстраивать инструмент. в подвале обитала тётя Таня реставратор,  русски-красивая женщина с  шикарной косой, я мечтала о волосах  и красавиц без косы не признавала вовсе. не дородная, не,  лицо такое мягкое и нрав тоже. лет 7 назад встретила её на улице, прежде она заходила в салон, но я никак не ожидала что она меня узнает. мы только сказали "Здравствуйте!" и улыбнулись обе, а за этот миг тепло до сих пор, когда глаза встретились и узнавание вспыхнуло.  была и другая сотрудница, которая при встрече вдруг расплывалась и всё её лицо собиралось по краям от такой невместимой улыбки,  с  захлёбом она причитала "Дааночка!" ребёнок смотрел и думал "дура что-ли? эк тебя плющит!" специально не называю, норм тётка, просто со спецребёнком не выходило у неё, а можа и другие шарахались от такого напалма слащавости.
в обеденный перерыв мы ходили в блинную "Три журавля" или кафе" Ленинград", или в забегаловку-стекляшку! кое-какие вещи  я не ела, но в остальном аппетит был отличный. блинная, которой больше нет,  футуристическая,  привет 70-ым. круглая застеклённая фиговина, внутри сидячие столики, снаружи стоячие. блины отменные, матовые, не жирные как дома, для того и кафе, со сметаной или повидлом что-ли, такое коричневое, вкусно, а так я повидло не оч. еще была столовая у фонтана, кормила голубей и восхищалась "мама. они едят пирожные! вот так если картошку отщипнуть и в шарик скатать... смотри!" мама смеялась и говорила "ещё бы!"
и вот как же я скучаю по этому ощущению детства, иногда удаётся воспроизвести, голод поэтому люблю, весьма доставляет вот...  запахии, ни хлопот ни забот, всё  великое впереди, простота и лёгкость, ты бежишь и скачешь, голые колени, еда проваливается куда-то и забываешь пока не встретишь, скачешь в солнечном свете далее,  ягоды, арбузы, солёные губы, коричневые плечи, цыпки, запах моря, цветные стекляшки, кукуруза, на бегу почесать попу, брызги блескучие и весёлые у фонтанов, томные ивы над ними, дедушка Ленин, статуя напротив Зала и сейчас там - боготворила! рассказывали он хороший, много сотворил чудес, всех спас. носила ему одуванчики или что удавалось сорвать, один раз небыло ничего и в знак уважения оставила свой чистый платочек носовой. мама потребовала вернуть, пришлось извиниться перед Лениным. нечем теперь бедолаге от голубей утираться, а было так возможно.. и дышится свободно и каждая травинка,  кошка, щеночек, рыжая беременная и веснушчатая библиотекарша с целым ящиком котят, вся в волнах тёплого майского света, добрый мальчик Миша Козлов, сначала не стеснявшийся со мной играть,  канны-канны море красных канн на площади перед музеем - праздник каждый день!  да... когда не в саду,  не в школе, я  умела веселиться  и взвихрить  приключенческие  волны!