Рояль

             Старый рояль,
             Мне поверь, мне поверь,
             Старый рояль!
                Д. Иванов. Старый рояль
             Зябко скрипнет костыль, тихо всхлипнет медаль,
             И тапер отпирает трофейный рояль…
                М. Свищев. Монгольское танго
             1
Звуки струились из распахнутых ставен тихой июльской ночью. Шопен качал Млечный путь на волнах вальса си-бемоль минор. Сердце печалилось о сущем, душа плакала о неизбывности войн…
Мама обожала Шопена за его верность родной Польше и вечную мечту вернуться. Грустила она с этим вальсом, а размышляла и гневалась – с его полонезами.
Сейчас она прощалась с верным милым другом-роялем Bechstein’ом.
– Не реви! Ну что ты огорчаешься? Все получится, все устроится… – утешала Стасю мама, когда у нее не получалось сыграть без помарок или написать без ошибок.
Но не устроилось. С лета тридцать девятого жить в Трептове, на окраине Берлина, стало невозможно. Папу Волдемара отправили на фронт, и больше Стася его не видела, а они с мамой уехали с окраины Берлина подальше от войны, от гонений на неарийцев, и след их потерялся. Бросили всё: дом, сад, всё, что было в доме… Любимые игрушки, акварели и рояль. Не вернулись.
             2
Рояль стоял долго один в нетопленом доме. Слушал стоны ветра в трубе и щелях зимой и щебетание за окном летом. Скучал. Хотел играть, но… никто не заходил. У людей была война. И мышь свила гнездо в куче нот на кресле. Вскоре, в начале августа сорок первого, взрывы заглушили птичий гомон – это русские бомбили заводы Siemens. Устрашали. Через небольшую вечность одиночества бомбардировки стали чаще. А весной сорок пятого в дом пришел Победитель. Первое, что он заиграл забывшими мир заскорузлыми пальцами – бетховенскую «Лунную», так горько, скорбно было на сердце. И так странно было слышать тихую печальную музыку посреди войны. Русский лейтенант пошел на войну со второго курса Горьковского музучилища. У него было две медали и орден Красной Звезды. И огромное желание победить. Победу он встретил в Трептове. Вместе со всеми очумело палил в небо и плакал.
Рояль поехал с ним. Разрешили старшему лейтенантику взять инструмент, поскольку – орден. Лейтенант-победитель вез с собой только рояль и сумку с нотами, сумасшедший. Но ему так надоела война – кровь, смерть, грабежи… Хотелось мира и музыки. По пути домой он часто садился и играл. Конечно, «Землянку» и «Синий платочек», любили попутчики «Там вдали, за рекой…». Вокруг собирались все, кто мог, и слушали, плакали. Они-то возвращались, а сколько осталось там… Потом шли Бах и Моцарт на уже подрасстроившемся в пути Bechstein’е. Классические звуки утишали боль.
             3
Рояль ехал в тряском вагоне, потом плыл на барже по Волге – не один, около сотни собратьев рядом. Вода рокотала под днищем, струны роялей ей отзывались. Окончился путь в городе Горьком. На своих колесиках выехал на причал – и вскоре стал свидетелем секунды молчаливого недоумения и долгой неописуемой радости матери вернувшегося Победителя. Она приняла рояль и полюбила. Не играла, но слушала так проникновенно... С их второго этажа часто по вечерам через распахнутые окна, перемешиваясь с густым запахом сирени, летели в пространство звуки: мелодии мира и любви.
             4
Дочка лейтенанта не могла не полюбить рояль – и после музучилища стала музыкальным работником в садике. Тогда рояль переселился туда – в царство шумных детей, залихватски танцующих полечку или забавно, нестройно, но душевно поющих про елочку или улыбку, от которой всем светлей. В садике рояль чувствовал себя очень-очень старым, но нужным. Дети были музыкальными и отзывчивыми. Засыпали под колыбельные, просыпались под марши. Водили хороводы и пели на утренниках. Изредка Bechstein вспоминал потерявшуюся в вихре событий фройляйн Стасю и ее маму – и тогда в садике звучал Шопен.
             5
– Саш, ну не могу я убить его, – с тоской в горле прошептал другу мастер-настройщик в госконторе по утилизации музыкальных инструментов, пришедших, по мнению комиссии по списанию, в негодность. – Ты никому не скажешь? Я сегодня же ночью увезу его к себе. Напишем, что, как обычно, разбили и – на лом. Магарыч за мной. Только не выдай… Не могу я…
В глазах щипало, и рука с кувалдой не поднялась. Мастер не смог.
Так началась очередная новая жизнь трофейного рояля. Мастер увез его к себе в деревню на Светлояр.
             6
Дружба рояля и мастера вспыхнула сразу и навсегда. Он был всего лишь ремонтником и настройщиком, но любой мастер – вольный музыкант. Он умеет слышать и слушать музыку. Брат мастера был поэтом, и частенько их деревенский дом, словно салон старого времени, превращался в музыкально-поэтическую гостиную для друзей. Были времена, когда играли тихо и с закрытыми окнами, чтобы слухачи-стукачи не пронюхали что-нибудь запретное, несоветское. Потом окна распахнулись – разрешили все, но все оказалось почти никому не нужным: в очередной раз классику «сбрасывали с парохода современности» в угоду новым веяниям – сначала популярности, затем актуальности да перформансности.
             7
Рояль с мастером хандрили давно. Телевизора в доме не было, но соседки назойливо снабжали политинформацией о бомбежках Луганска. Скорбная «Лунная» лилась по вечерам из распахнутых ставен и терялась в тишине леса и тоскующих брошенных домов.
– Машенька, только недолго, не утомляй дедушку, – наказывала соседской девочке мама. – И не носитесь по дому со Стасей, ему тяжело за вами прибираться.
В гости к мастеру приехала внучка, и подружка Маша сразу прибежала к ней в гости.
Девочки носились по кроватям и залезали под них, одевали кукол и рисовали котят.
Наступил вечер, и дед по привычке снова начал «Лунную».
Через десять минут из-под рояля донеслось всхлипывание. Восьмилетняя Стася плакала, как маленькая.
Дед испугался:
– Что? Ушиблась? Что случилось?
– Грустная у тебя песенка, такая грустная, – прошептала Стася. – Сыграй другую.
И Bechstein вспомнил садиковские полечки и «про елочку». Хандра рассеялась.
Девочки плясали на скрипучем полу развеселившегося и тоже тайком подтанцовывавшего дома.
– Спи, моя Стася, усни,
В доме погасли огни,
– пел дед уставшим девочкам и успокаивал соседку, что, мол, Маша ему не помешает, пусть спит, завтра прибежит.
А ночью роялю снились милая фройляйн Стася, молоденький русский лейтенантик и Бог знает еще чего под тихий свист сверчка и скрип ветлы за окном.
 Напечатано в журналах «Арина» (2015. № 26), «Нижний Новгород» (2015. № 2), альманахах «Арина» и «Российский литератор», газете «Студия НН».
В качестве иллюстрации -- картина Г.С. Мелихова «Весна 1945 года».