Иначе нельзя. К 75-летию Победы

На фото: Кучинский Иван Лукьянович (дедушка),
Кучинская Варвара Ивановна (бабушка),
Лёня (5 лет)(дядя), Галя (4 года)(мама).
Июнь 1941 г.


У каждого человека должны быть мама, папа, две бабушки и два дедушки. У меня, как и у многих детей моего поколения в моей стране, дедов не было. Их забрала война.
Мой дед по маме, Кучинский Иван Лукьянович, был кадровым военным и служил в 152-м артиллеристском полку, который дислоцировался в Гродно. Этот приграничный город принял на себя первый удар фашистских войск, и почти весь личный состав полка погиб в первый же день войны. Город был подвергнут страшной бомбёжке. Раненых бойцов и мирных жителей отправили в госпиталь. Но на следующий день, 23 июня, Гродно захватили немцы, и госпиталь был интернирован вместе с гражданским обслуживающим персоналом (врачами, медсёстрами, нянечками). По словам очевидцев, немцы вывезли раненых и персонал в лес и расстреляли. До сих пор в архиве Минобороны РФ они значатся как «пропавшие без вести в июне 1941 года».  Нашей семье «повезло». В госпитале работала знакомая бабушки, которой удалось спастись. Позже она связалась с ней, рассказала в письме о судьбе её мужа и указала место захоронения. Бабушка утешалась тем, что ездила на могилку, возила нас с собой, рассказывала нам постоянно о нашем дедушке, Иване Лукьяновиче. За несколько дней до войны он успел в срочном порядке отправить семью (жену, Кучинскую Варвару Ивановну, и двоих детей Лёню и Галю) в Витебск к родным, якобы  в отпуск. Но спасти их от войны не смог.  На начало войны моей маме было 4 года, её брату – 6 лет. Они приехали в Витебск к нашей прабабушке, Акулине Макаровне Величко, за день до войны. И вскоре попали в немецко-фашистскую оккупацию. Они были схвачены и отправлены в концлагерь. Их гнали всё дальше на запад. И снова «везение»: семью не разлучили. Всё это страшное время они были вместе. Советские войска освободили их в 1944 году из концентрационного лагеря под Кёнигсбергом. Они вернулись в Витебск, где и встретили победу.

 

Другой мой дед, Сердечный Сергей Александрович, ушёл на фронт в самом начале войны. Вестей от него не было, поскольку семья, жена и малолетние сыновья (Сергей шести лет, и Михаил, которому был тогда всего год) остались на оккупированной территории Белоруссии. Никакая информация туда не проникала. И бабушка, Сердечная Домна Михайловна, до своего последнего вдоха ждала его с войны. Несколько лет назад, когда сведения из «Книги выбытия и потерь» появились в свободном доступе в интернете, его правнуки нашли такую запись: «Сердечный Сергей Александрович, 1914 года рождения, пропал без вести в июле 1944 года». Осталась память о нём и  фамилия, которую носят его потомки…


Я не знала своих дедов. Я не сидела у них на коленях. Они не рассказывали мне сказки. Не учили уму-разуму. Но они всегда присутствовали в  моей жизни. Они жили в воспоминаниях мамы и папы, в рассказах бабушек, в их молитвах. Они воспитывали меня, как если бы они были рядом. Теперь они воспитывают моих внуков. Потому что память о них жива. И будет жить в поколениях. Иначе нельзя.


По воспоминаниям
 матери, Сердечной (Кучинской) Галины Ивановны,
отца, Сердечного Сергея Сергеевича,
бабушек: Кучинской Варвары Ивановны
и Сердечной Домны Михайловны.
Гродно
1. Отец
Я помню большие и сильные руки,
Щекочущий нос аромат табака,
С каким-то там странным названием брюки,
Ремень портупеи, потёртый слегка...
На плечи сажал и скакал по квартире,
А мама смеялась, прищурив глаза.
Тебе было... Тридцать? Мне было... Четыре?
Тебе ещё тридцать. А мне уже за...

2. В отпуск
Пакуй поскорее, жена, чемоданы,
Детишек в поездку готовь.
Вот вам три билета. На поезд и – к маме!
Давно заждалась вас свекровь.
Нет, я остаюсь, офицерская служба.
Ты всё понимаешь сама.
Возьми документы. А плакать не нужно.
Ведь ты командира жена.
Конечно, родная, я скоро приеду.
Смотри, не балуй пацана.
Как только смогу. Не во вторник, так в среду...
А утром узнали – война...

3. Взрыв
Взрыв! Другой!.. А где же братья?
Взрыв! Другой!.. Сейчас… Сейчас…
Я спасусь. Я под кроватью!
Только б мамочка спаслась…

Взрыв! Другой! Забьюсь подальше.
Или сразу умереть?
Как же братья? Я же старше...
Это очень страшно – смерть.
Взрыв! Другой… Я не забыла.
Помню трупы, кровь, бинты…
Мне тогда четыре было.
Мама, мама, где же ты?!
Где вы, братья? Как ты, деда?
Что так долго пушки бьют?
– Дочка! Доченька! Победа!
Слышишь? Праздничный салют!

Выжили
Два пацанёнка, четыре и пять,
(В чём только души!)
Дёргают мамку опять и опять:
«Мамочка, кушать!»

А у неё муж ушёл на войну.
В самом начале.
Помните, как разорвав тишину,
Бабы кричали?

Выгнали фрицы из дома семью.
В ямке ютятся,
Дёргают, дёргают мамку свою,
Дёргают братцы.

А у неё провалились глаза,
Высохли груди.
Что им ответить? Что плакать нельзя?
Хлеба не будет.

А у неё во всю щёку синяк:
Немец – прикладом
Только за то, что смотрела не так:
Ласковей надо.

Детям хотела объедков собрать,
Что им валяться.
Немец увидел и ну «набирать»
Палкой по пальцам.

И у неё от ногтей до локтей
Содрана кожа…
«Боженька, только спаси мне детей!
Где же ты, Боже!»

А у неё вместо сердца клочки
(Что же вы, боги?):
Младший нечаянно сжал кулачки –
Очередь в ноги...

Два пацанёнка, четыре и пять,
(В чём только души!)
Дёргают мамку опять и опять:
«Мамочка, кушать!»

«Ну, ничего, ничего, не беда.
Будет вам кашка.
Лето же: в поле растёт лебеда,
Клевер, ромашка…»

Выжили. Выросли. Встали сыны.
Всех сохранила.
Ждёт. Ой, как ждёт. Всё ждёт мужа с войны.
Не схоронила...


Я дождусь 
       "Жди меня и я вернусь..."
                К. Симонов

Я дождусь, я дождусь, непременно дождусь.
Вот сейчас заскрипят половицы…
Нет, сначала калитка. Не смазана. Пусть!
Пусть скрипит. И такая сгодится.

А потом сапоги захрустят по песку,
Каблуки застучат по ступеням,
Брякнет ковшик по кадке, отведать кваску,
Крякнет дверь, отворённая в сени…

Я дождусь, я дождусь, непременно дождусь...
Задохнётся от счастья калитка.
Ты сказал, уходя: "Жди, родная, вернусь."
Я дождусь. Похоронка – ошибка.

***
В углу под потолком над телевизором,
Куда никто из нас залезть не мог,
Цветочками бумажными унизанный,
Жил Бог.

Бабуля с ним всегда шепталась ласково,
А он молчал в ответ, смотрел в глаза.
Текла, казалось, по дощечке лаковой
Слеза.

А мы, притихшие, смотрели издали
(Мешать сейчас, поди, нехорошо!)
И вместе с ней просили Бога истово,
Чтоб дед скорей с войны домой пришёл...


Не покорились
Нас враг хотел сломить и раздавить,
Всех уничтожить, чтоб не возродились,
Стереть с лица земли, распять, убить.
Но мы не покорились!

Везли на запад, как на бойню скот:
Болели, умирали, с ног валились.
Нас в рабство гнали и на эшафот.
Но мы не покорились!

Теряли матерей, детей, отцов.
От горя цепенели и молились.
Чтоб это описать, не хватит слов…
Но мы не покорились!

Живьём сжигали в собственных домах,
В коровниках, в печах… И веселились…
Такое не уложится в умах…
Но мы не покорились!

Мы выжили! Мы отстояли отчий край!
Мы победили! Мы всего добились!
Боятся нас? Боятся! И пускай!
Ведь мы не покорились!

Бессмертный полк
Я счастлив, я счастлив, я счастлив, я рад:
Я с прадедом Ваней иду на парад!
Он стройный, красивый: усы, портупея,
Смотрю на него и немножко робею,
И страшно горжусь! А какой-то прохожий
Сказал, что мы с прадедом очень похожи:
И нос, и глаза... Мне бы тоже медали!
Эх, жалко, мы с прадедом не поиграли...
Да он и не знал ничего обо мне.
Мой прадед – герой! Он погиб на войне.