шулды-булды

Сергей Каширин





ШУЛДЫ- БУЛДЫ

«…Море наших бездарных стихов»

Ухмылки и дразнилки















Санкт-Петербург
2005


ББК 84.Р7
К31









Каширин С.И.
К31  «…Море наших бездарных стихов» / Ухмылки и дразнилки. – СПб.: 2005. – 100 с.

ISBN

В новую книгу стихов известного русского поэта Сергея Каширина вошли литературные пародии, главным образом написанные в последние годы.

ББК 84.Р7








© Каширин С.И., 2005







   Сыпь, тальянка!..

Я не знаю, мой конец
Близок ли, далек ли...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сыпь, тальянка, звонко!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все пройдет, как с белых яблонь дым...
Сергей Есенин

Голосил юнец певец,
Распуская сопли:
— Я не знаю, мой конец
Близок ли, далек ли?!

То ли плакал, то ли пел,
Разводил унылость.
До того себя жалел —
Аж слеза катилась!

Словно молнией гроза,
Обжигали вопли:
— Были синими глаза,
А теперь поблекли...

Тьфу ты! Только и всего?
Сопли в самом деле.
Сдуру, что ли, от него
Финтифлюшки млели?

— Сыпь, тальянка... С яблонь дым...
Тоже сдуру, значит,
Русь доныне вместе с ним
И поет, и плачет.
Лирический Нос
                Мороз красный нос.
                Некрасов.
Меня Белинский медом не поил,
И я его не потчевал укором,
С ним из горла на брудершафт не пил
И в стельку не валялся под забором.

Покорный непокорной мне судьбе
Фасонить под рояль не навострился,
Рос в деревенской нищенской избе
И под гармонь наяривать учился.

Не довелось ходить в Литинститут,
Гусара корчить в подхалимской позе.
Меня шерстил простой крестьянский люд
И в рифмах выкомаривать и  в прозе.

Не из кого кумира не творил.
Не сотворил. И в том ничуть не каюсь.
Дорогу к правде русскости торил,
И до сих пор тот путь торить стараюсь.

А он себя в кумиры превознес.
Он не хуры-мухры. Он из Морозов!
Он выше крыши задирает нос,
Он стихоплет не из молокососов.

Из миллионов буйных трепачей,
Пытающихся рифмами гусарить,
Он назидает юных рифмачей
Крестьянку Музу розгами мытарить.


Молчу. Себя любить не запретишь.
Сам для себя ты всех иных красивей.
Но чем ты упоительней рычишь,
Тем умопомрачительно спесивей.

И чем ласкательно свирепей
В такой классической мольбе,
Тем обаятельно нелепей
В такой лирической судьбе.




Иерихонские флейты

А вы ноктюрн сыграть
смогли бы
На флейтах
 водосточных труб?..
Чтобы врассыпную
 разбежался Коган…

Я даже ямбом подсюсюкнул…
Владимир Маяковский

Вздымалась на дыбы Россия:
Долой царя! Долой господ!..
Ах, эти трубы жестяные,
Ах, околпаченный народ!

Тут хоть жалей, хоть не жалей ты,
Вдрызг оскверняли алтари.
Не дьявол, и не эти флейты,
А люди, черт их побери!

И голос – не было суровей,–
Иерихонская труба!
И в каждой строчке, в каждом слове
Борьба, борьба, борьба, борьба!

Умел разбойно улюлюкнуть,
И отточить разящий слог,
И даже ямбом подсюсюкнуть
Так, как никто другой не мог.

И даже Коган был растроган.
И Лиля Брик. И адюльтер.
И шваль Дзержинского. И погань,
Что подарила револьвер.

А он орал. А он ярился:
И в бабушку, и в душу мать!
И даже Троцкий восхитился
И тайно приказал убрать.

И пели флейты, пели трубы
При блеске сабель и штыков.
И только трупы,
                трупы,
                трупы
Наивных
                русских
                дураков.










Кобыла не шило

Когда какой-то бред в груди,
И лошадью на броде
В нас что-то плачет: пощади,
Как площади отродье.
Борис Пастернак

Когда какой-то бред в башке,
И в том бреду кобыла,
Не утаишь ее в мешке,
Хотя она не шило.

Я не баптист, не талмудист,
Не штырь и не заноза,
А если на руку не чист,
Не вижу в том курьеза.

Я даже вроде и не жид.
Я от жидов отрекся.
Теперь вот блажь в башке блажит,
Что я на том и спекся.

Вишь, возопили: уезжай!
Не слишком ли сердито?!
Нет, если собран урожай,
Так дайте рынок сбыта.

Всерьез кобыле не лягнуть
Мои стихи и прозу.
А все же легче воз тянуть,
Когда отродье – с возу.

    Полуфабрикат

                Раздетый – это только
                Так, полуфабрикат.
Евгений Винокуров

Шныряет по квартире,
Прикрыв ладошкой срам,
То ль простофиля Филя,
То ль праотец Адам.

Простуды не боится,
Раздевшись догола,
Живет, как говорится,
В чем мама родила.

За ним, как за Амуром,
Поклонницы – гужом:
–Да это ж Винокуров!
Да он же нагишом!

Ему бы на макушке,
При лавровом венке,
Да в модном а-ля Пушкин
Кудрявом парике.

А тут, увы, что с тыла,
Что с фронта – плоть видна,
И вся мужская сила –
Метафора одна.


Всех бед первопричина –
От фарша для котлет.
Одетый – не мужчина.
Раздетый – не поэт.

А если фарша столько,
Что повар ждет наград,
Раздетый – это только
Так, полуфабрикат.


Кум королю

  Выпью вечером чаю,
 В потолок посвищу.
  Ни о ком не скучаю,
  Ни о ком не грущу.
       Вадим Кузнецов

Никого к себе в гости
Вечерком не пущу,
Без обиды, без злости
В кулачок посвищу.

Сам себе, дуралею,
Словно кум королю,
То ли стопку елею,
То ли меда налью.

Сам себе, краснобаю,
Комплимент отпущу,
Сам стишок накропаю,
Сам себе посвящу.

О событии этом
До небес раззвоню,
Да еще и поэтом
Сам себя возомню.


Свистун

Соловей ли разбойник свистит,
Щель меж звезд иль продрогший бродяга?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Свист свистит все сильней за окном...
Юрий Кузнецов

Шелестит ли исписанный лист,
Соловей ли разбойник во фраке,
Ухмыляются критики: свист!
Выпендреж! Дурь бумагомараки!

Я не просто свистун. Я — поэт.
Я пишу. Я стихи сочиняю.
А когда понимающих нет,
Я в два пальца свистеть начинаю.

Уверяет, что свист не к добру,
Лопоухих читателей стадо.
Нет уж, лучше с натуги помру,
Но попробую свистнуть, как надо!

Вот опять свист свистит во дворе.
Эй, отколь разухабистость эта?
То ли суслик в норе, то ли рак на горе,
То ли дырка во лбу у поэта...




          Стихошепот

...Как будто рюмочка
На краешке стола...
                Андрей Вознесенский
Кровать была расстеленной,
И ты была растерянной.
— А что потом, а что потом? —
Ты повторяла шепотом...
Евгений Евтушенко

Иной рифмач икнет — событие.
Чихнет — событие вдвойне.
Тем паче если винопитие
С поклонницей наедине.

Ах, ах, фужерчики с каемочкой!
Ведь ей же, дуре, не понять,
Что лучше по миру с котомочкой,
Чем с кем ни попадя — в кровать.

Она пуста, как будто рюмочка,
Та, что на краешке стола.
Ее коротенькая юбочка
Во всем виновницей была.

А там, где страсть, там все прощается.
Тому свидетельство — стихи.
А уж она-то... Ах, жеманница,
Все ха-ха-ха да хи-хи-хи.

И на кровати на расстеленной
Ну как не повторить сюжет!
Гляди, прикинулась растерянной:
— Ах, что ты делаешь, поэт?!

Постой, скажи сперва, а что потом?
Ах, искуситель! Ах, грехи!..
А он все шепотом, все шепотом,
И все — стихи, стихи, стихи...

Что? Плюнь, не плачь над биографией.
Весь мир — бардак. Любовь — назём.
А мы в обнимку с порнографией,
Глядишь, и в классику вползём.

Хлесткий хорей

Пили водку, пили смеси,
пили, чтоб увидеть дно...
Голой ж... терся месяц
о немытое окно.
Глеб Горбовский

Я не то чтобы хирею
В поэтическом раю,
Но все более хорею
Волю полную даю.

А когда идет попойка
И трещит рассудка нить,
Так и хочется какой-то
Хлесткий номер отмочить.

С пьяных глаз не только лица,
Даже собственный портрет —
Все двоится, все троится,
Все теряет вкус и цвет.

До чего доходит дело! —
Лунный серп — и тот уже
Вижу в небе частью тела,
Что зовут на букву ж...

Подкузьмила остолопа
Бесцензурная печать!--
Сам же знаю, что не ж...,
А решил облобызать.


Ах, Моська!..

Два сокола ясных
Вели разговоры…
Первый сокол –Ленин,
Второй сокол – Сталин…
(Из советской песни)
Один ворон – черный,
Другой ворон – белый,
Один ворон каркал,
Другой кукарекал…
Виктор Соснора

На березе красной
Посредине бора
Три ворона ясных
Вели разговоры.

Один ворон – черный,
Другой ворон – белый,
Третий ворон – гордый,
Самый-самый смелый.

Один ворон – каркал,
Другой ворон вякал,
Третий – во нахал-то! –
На них сверху какал.

Не бел и не черен,–
Смех и грех! Умора! –
Самый-самый ворон –
Это я, Соснора.

Скушнятина

Он истинный поэт, поэтому ленив.
Александр Кушнер

Не истинно поэты – стихоплеты,
Свой труд с добычей радия сравнив,
Ни дня, твердят, без строчки, без работы.
А этот – истинно. Поэтому – ленив.

Что, личный опыт иль пижонство в этом?
Намек на исключительность? Но в чем:
Ленивым благородней быть поэтом
Или трудолюбивым рифмачом?

И вот уже гремит по свету слава,
Что он велик – Обломову под стать.
Сам Маяковский не имел бы права
На лодыря пародию писать.

А он слова лениво расставляет,
С ленцой ленивый задает вопрос,
Лениво рифму к рифме подбирает.
Сопит. Лениво задирает нос.

И у меня, признаться, нет охоты
Сказать, что он ленивый пустозвон.
Читаю – скулы сводит от зевоты,
И, словно в омут, тянет, тянет в сон.

Каким же вдохновением верблюжьим,
Какою ленью надо обладать,
Чтобы из года в год, как Кушнер-Скушнер
Ленивую скушнятину кропать!

Ради красного словца
      Твои очи ярче ночи…
                Виктор Боков

Буду точен очень-очень.
Я поэт, а не ханжа.
Твои очи ярче ночи,
А язык тупей ножа.

Голосок нежнее грома,
Ножки – страусу под стать,
А прическа – как солома,
Граблями не расчесать.

Говорю вполне серьезно,
Буду искренним сполна:
Ты настолько грациозна –
Грациознее слона!

А еще скажу тебе я,
Пусть не треплются льстецы:
Ты цепного пса добрее
И умней чумной овцы.

И учти промежду прочим,
У меня характер крут,
Ох, не дай Бог, твои очи
Да другому подмигнут!




Русскоязычный вопль

Не береги поэтов, Русь!..

Александр Гришин

– Не береги поэтов, Русь! –
От русофоба слышу. –
Я им в подметки не гожусь,
За что и ненавижу.

Не береги и не люби
Ни сельских, ни столичных,
Особо русских не люби,
Люби русскоязычных.

Своих, родных не береги.
Пусть всех, как есть, накажут.
Угробят пусть. И все враги
Тебе спасибо скажут.

Казни, губи их всех подряд,
Как супостатов губят.
Поэты правду говорят,
За что их и не любят.

Наплюй на совесть и на честь.
Чего тебе стесняться,
Коль у тебя поэты есть
И опыт расправляться.

Нет, я отнюдь не русофоб.
Я тот рифмач-дубина,
Которому что с маху в лоб,
Что по лбу – все едино.

Поскольку сам давно кошусь
На русские стихи я,
Не береги поэтов, Русь!
Не береги, Россия!

Губи их, как большевики,
Чтоб громче верещали
Борзописучие сверчки
Русскоязычной швали!




Собачье счастье

И да украсит ваше зренье,
Как охраняют небосвод
Четвероногие творенья.
А если это не спасет,
Вам остается быть собакой
Кому-нибудь, когда-нибудь...
Петр Вегин

На свете твари много всякой,
Но от нее признанья нет,
И если быть, так быть собакой,--
Решил расстроенный поэт.

Решил и — прочь перо с бумагой!
В порыве истинно борзом
Не сявкой-шавкой, не дворнягой —
Он стал красивым, умным псом.

Сбылась мечта! Какое счастье!
Ликуй! Приветствуй благодать!..
Но тут пошли такие страсти,
Что и пером не описать.

Раз по известной всем причине
Хотел пометить пьедестал.
Вдруг — хрясь дубиной по хребтине!
А ведь могли и наповал.

Уж у него ли нюх не тонкий!
Вдруг — кобелю в расцвете лет,
Ему от чьей-то там болонки —
Категорическое “нет!”

И это — при его-то лоске!
Да понимает ли она,
Что повстречайся слон, как Моське,
Он растерзал бы и слона!

Да и хозяин — тоже шмара,
Чуть что — показывает трость.
А взвоешь — вместо гонорара
Швырнет обглоданную кость.

Так где же счастье? Все со злобой
Спешат обидеть, пнуть, лягнуть...
Не лучше ль кошкой стать? Попробуй,
Авось погладит кто-нибудь.




            Пустозвон

          Я колокол, лишенный языка
Вячеслав Кузнецов

Поддатый ради храбрости слегка,
Пытаюсь уподобиться поэту,
Как колокол, лишенный языка,
Звоню, а звона-то, увы, и нету!


Я пылко с юных лет самовлюблен.
Я сам в себе души давно не чаю.
Я мог бы воплем распугать ворон,
Да языка во рту не ощущаю.

Я поднимаю яростный трезвон.
Я злюсь. Я корчу из себя поэта.
А критики хохочут: пустозвон!—
И я не в силах опровергнуть это.

        Самый-самый

На земле муравей повстречался
И помог мне бревно донести…
Юрий Кузнецов
Звезда меня увидит с ношей:
То ль муравей, то ль человек…
Виктор Федотов

Я самый-самый расхороший,
Я самый-самый имя рек
Под самой-самой тяжкой ношей
То ль муравей, то ль человек.

Моя судьба ни с чьей не схожа,
Я не как все и ем и пью,
Мне по плечу такая ноша,
Что не по силам муравью.

Я самый сильный, умный самый,
Мне в целом мире равных нет.
Я самый-самый, самый-самый
Самовлюбившийся поэт.





Мура с утра

А главное — не надо пить с утра.
Не то все прахом: отдых и работа.
Уж ежели вам пить пришла охота,
Есть для вина вечерняя пора...
Но главное — не надо пить с утра.
Майя Борисова

Нет, нет, я не давлю авторитетом,
Но вслух стократ готова повторить:
В дымину трезвым надо быть поэтом,
Чтобы такую истину родить.

Для пьющих ныне трудная пора:
Милиция шныряет там и тут.
Уж если довелось хлебнуть с утра,
Не рыпайся из дома — заметут.

Советую, поскольку я добра
И, как-никак, маленько знаю жизнь,
Уж если остограммился с утра,
Потом — пойдет. Попробуй удержись!..

Нет, право, то ли дело — вечера! —
Пей досыта. Пей, ежли поднесут.
Пей из бокала. Пей хоть из ведра.
Или бери любой другой сосуд.

Но главное — не надо пить с утра.
А ежли выпьешь — лучше не писать:
Из-под пера такая прет мура,
Что на похмелье совестно читать.

   За собственный счет

Снова выпустил книжку,
Пусть за собственный счет.
Олег Чупров

Я к Парнасу — вприпрыжку.
Жажда славы влечет.
Вот и выпустил книжку
Сам. За собственный счет!

Что? Не верите? Нате!--
Не буклет — фолиант.
Покупайте. Читайте.
Я — поэт. Я — гигант!

Вышло оченно ловко.
На душе — благодать.
Кто-то хмыкнул: — Дешевка!
Ну, а мне — наплевать!

Я почти гениален.
А все те, что досель
Мой талант затирали,
Пусть утрутся теперь.

На свои на деньжонки,
Тити-мити, сиречь,
Я вам эти книжонки,
Как блины, буду печь.

А когда опупею,
Сам себе и воздам:

Сам себе эпопею
По дешевке издам.

При деньгах без таланта
Всех за пояс заткну:
И Шекспира, и Данта,
И другую шпану.

Я — такой. Нетипичный.
Книги, слава, почет,
Даже памятник личный —
Все за собственный счет!










Ваня из Вологды

И я, как Ваня-дурачок,
оставив игры беззаботные,
держусь за этот пятачок
и опасаюсь, чтоб не отняли.
Иван Стремяков

“Москва сдана, и Питер сдан...”
Конечно же, эффектно сказано.
Но дальше-то в стихах — туман.
И так уже не в первый раз оно.

Иду в поэзии ко дну.
И пылко, в поисках спасения,
То под Рубцова затяну,
То подсюсюкну под Есенина.

Поэт в душе, не вор, не тать,
Но путь мой к славе — ох, и долог ты! —
Чтобы о Вологде писать,
Пришлось соврать, что я — из Вологды.

Пишу на берегах Невы
О русской — о великой! — нации,
А получается, увы,
Что горько ною в оккупации.

Из-под пера — одно нытье,
И сам я, право, не зануда ли! —
В стихах про русское житье,
Ни буйства сил, ни русской удали.


Никак не выбрать верный тон.
Воскликнуть бы, что Русь над пропастью,
А у меня лишь скромный стон
С нерусскою какой-то робостью.

И кто-то дует коньячок
И лебезит перед Европою,
А я-то, Ваня-дурачок,
За пятачок ушами хлопаю.



Смеховизг

Плач переходит в смех.
Смех переходит в визг.
Ирэна Сергеева

Сладкозвучна — как Сирена.
И давно вздыхаю я:
Ах, Сергеева Ирэна,
Я — Сергей, да — не моя!

Притворяться не умею.
Хоть брани, хоть не брани,
Ты, Сергеева, Сергею
Чем-то, думал я, сродни.

Рифму к рифме ловко нижешь,
Словно бусинки на нить,
Дневники стихами пишешь,--
Трудно переоценить.

Но порой небрежна к слову
И в лирической стопе

Всех милей ты Б. Орлову,
А взаимно — он тебе.

Ты с ним многого добьешься,
Высоко, видать, взлетишь...
Я-то думал, ты смеешься,
А прислушался — визжишь.



Стишки и грешки

Я — офицер, нарушивший присягу...
Борис Орлов

Пылкий в писчебумажной бодяге,
И сочтя невеликим грешок,
Офицер, изменивший присяге,
Накропал об измене стишок.

Изменил — значит предал. Но, видя,
Что сумел улизнуть от суда,
Соучастник позорных событий
Не сгорел, сучий сын, от стыда.

Позабыв об армейской отваге:
Лишь насущного был бы кусок! —
Офицер, изменивший присяге,
Не пустил себе пулю в висок.

На глазах у честного народа
Он, казалось, защитник страны,
Изменил — и в отставку не подал,
И живет, фарисей, хоть бы хны.

Уповая на чью-то там милость,
Гнет продажную выю свою,
Дескать, все невзначай получилось,
Изменил — и вину сознаю.

Втихаря ждет награду за это,
Велики ль мои, дескать, грешки!
И, мечтая о славе поэта,
Вдохновенно кропает стишки.



Лопухи
Мы лопухи. В глухих оврагах
По берегам и вдоль дорог
Питает нас земная влага.
Мы лопухи. Какой в нас прок?
Николай Тарасов

О том, как розы распрекрасны,
И прозу пишут, и стихи.
А мы заранее согласны,
Что мы — плохи. Мы — лопухи.

Произрастаем где попало,
Вдали от благодатных мест.
Стеной стоим,  да проку мало,
Нас даже скот — и тот не ест.

Мы от природы лопоухи.
Мы — сорняки. Мы — дребедень.
Мы не обидим даже мухи,
А нас — любой, кому не лень.

Эх, вот бы, скажем, приказали:
— Они полезные, не трожь! —
От нас и розы бы завяли,
И на корню зачахла рожь.






     Нос по ветру

И облака плывут назад,
назад, к победе христианства.
Алексей Любегин

О Боже, что за катаклизм!
Не жизнь — сплошное окаянство:
Гнал ветер тучи в коммунизм,
Теперь сифонит в христианство.

Он как партийный клерикал,
Что наперед всю правду знает,
Тогда победу предрекал
И тут победу предрекает.

Не так ли ты, мой прыткий стих,
Подобно флюгеру резвился,
А ветер, сволочь, взял и стих,
Да разом вспять поворотился.

Я так и обмер: от греха
Тут всем хана в таком масштабе!
Потом смекнул: э, чепуха,
Нос по ветру — и дело в шляпе.

Вздыхает критика: ай-ай,
Что ж это деется с поэтом?
А я — бочком, бочком, да — в рай
С коммунистическим приветом!



Мямлины церемоночки

Примите приглашение
На наши церемоночки!..
Мямлил ты, словно портянку жевал...
Сергей Макаров

Пойду ль выйду утром рано
За околицу села,
А навстречу мне — беляна.
Ой, бела! Белым-бела!

Расхрабрюсь — пойду с ней рядом,
Ляпну вслух средь бела дня:
— Вы своим расейским взглядом
Обелянили меня!

Притворюсь большим поэтом:
Мол, внемли шальным словам.
— Наше вам,-- скажу, — с приветом!
Наше с кисточкою вам!

Разбелым бела беляна.
Широка река Ока.
Ой, уважьте мямлемана,
Дайте, что ли, тумака!

Ежли ваша хата с краю,
То и наша на краю,
Что со мной — и сам не знаю,
Голос есть, а не пою.

Ой, за ваши ласки-взоры
Мямлить можно дотемна,
Обещать златые горы
С океанами вина.

Что, не верите? Не верьте.
Все равно промямлю, что
Ваше место в нашем сердце
Не заменит нам никто.



Русскоязычные кренделя

Велик язык, которым я дышу,
В который свой язык я погружаю...
Алексей Ахматов

Велик язык, которым я дышу
Изысканного лексикона ради,
А левая нога, которой я пишу,
Дает такие кренделя, что будьте нате!

Велик язык, которым ем лапшу,
В которую язык свой погружаю,
А иногда такое напишу,
Что сам ни бе ни ме не понимаю.









       Довели

Наверное, весело ****ью
Порхать меж ночных кабаков...
Елена Жабинковская

Вышиваю тонкой-тонкой гладью.
Слово к слову. Точку к запятой.
Надоело. Брошу. Стану б...
Не хочу быть праведно-святой.

С укоризной глянет мать-Россия:
— Доченька, опомнись! Что с тобой?!
Чертыхнусь. Отвечу:
— Все такие
На планете этой голубой!

А уж в Петербурге-Ленинграде,
Где притоны сплошь да кабаки,
Всюду б..., б..., б...
Довели! Без ****ства —  ни строки!



Когда финансы поют романсы

Давай с тобой увидимся во сне...
Евгений Раевский

На самой на романсовой волне,
Где каждый звук по нотам расфасован,
Само собой понятно, не жене
Такой призыв поэтом адресован.

Не укротить ехидную молву
О том, что он кропать романсы гений,
И потому для встречи наяву
Не тратит чудных попусту мгновений.

Зато во сне... Ночная тишь да глушь —
Раздолье для экстаза сластолюбца.
А если невзначай застанет муж,
То можно лишь нахально ухмыльнуться.

Ха-ха?.. Какое, к дьяволу, ха-ха!
Поэт, допустим, чист, как агнец Божий,
Но муж ревнючий — долго ль до греха!--
Возьмет да врежет сгоряча по роже.

Поди его попробуй вразумить,
Что реверансы поднимают шансы
Нюансы страсти в оборот пустить,
Чтоб за романсы капали финансы!..

А что тебе, мадонна-примадонна,
В романсово-финансовой казне?
— Сулил не пожалеть и миллиона,
Теперь поет: “Увидимся во сне...”










    По правде говоря

Потому что пародист
Тоже хочет есть.
Александр Иванов
Когда был открыт огонь по Дому Советов,
громче всех “Раздавите гадину!” кричал
русскоязычный пародист Александр Иванов.
(Из газет)
Как с эстрады гляну в зал —
Дыбом встанет шерсть.
Не с того, что зубоскал
Дико хочет есть.

Не с того, что не хочу
Всех перекривлять, —
Надоело хохмачу
Хвостиком вилять.

В зале столько русских рыл —
Аж дрожмя дрожу.
Мог бы — морды всем набил,
А я их смешу.

Мне их смех — до фонаря,
Я им не джигит.
Я, по правде говоря,
Стопроцентный жид.

Не совру, что плохо ем,
Или мало пью,
Русопята между тем —
Подвернись — убью!


Невдомек, что я — не я,
Тупарям таким,
Что фамилия моя —
Просто псевдоним.

Я не лютый пес цепной
С кличкой Пародист,
Я махровый, записной,
Ярый сионист.

И когда в Москве погром
Ельцин учинил,
Я лишь вслух сказал о том,
Что всю жизнь таил.




Самобытный блуд

Твой скафандр у костра притулив,
Я снимал с тебя стружку...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .  . . . . . . . . . . . .
И от счастья ликую и плачу,
И, не смея тобой овладеть,
Ненавистную совесть растрачу,
Чтоб тебя пред народом раздеть.
Андрей Романов

Притулив твой скафандр на просушку
Близ костра на чужую кровать,
Я с восторгом снимал с тебя стружку,
А колготки замешкался снять.

Не вперяй в меня взгляд свой сверлящий
И не бойся — я не импотент.
Просто был не совсем подходящий
Для прилюдного секса момент.

А теперь вот реву и ликую,
Превращая поэзию в блуд.
И не стану за мелочь такую
Ненавистный вершить самосуд.






Страдания по Сталину

«С одесского кичмана бежали два уркана», –
Любил ту песню Сталин напевать.
Олег Юрков

«С одесского кичмана бежали два уркана»,–
Любил ту песню Сталин напевать.
Стрелял он, как ни странно, в затылок из нагана
И мог кого угодно на Соловки сослать.

А я, как в огороде, сидел на пень-колоде,
Парнишка – любо-дорого взглянуть!—
И горевал навроде о всем честном народе
И не боялся Сталина ничуть.

А Сталин был неистов. Плевал он на марксистов.
Он вел страну не задом наперед.

Вдрызг раздолбал троцкистов и в гроб вогнал фашистов,
И даже поднял руку на избранный народ.

Эх, жил бы я в то время, воспел бы я в поэме
Великого тирана великие дела.
Но я родился позже, а нынче врать негоже.
Зачем ты меня, мама, так поздно родила?

Под мышкой с динамитом, поди ищи-свищи там,
Я б всех врагов народа в сортире замочил.
Я стал бы знаменитым, ходил бы с важным видом,
Мол, Сталинскую премию сам Сталин мне всучил!

Ни Ельцин, сын иудин, ни словоблудин Путин
При нем не смели б даже рта раскрыть.

Он этим жалким людям не то, что неподсуден,
Он жил, чтоб их никчемность наглядней оттенить.

Посмотрит, упрекая, в упор страна родная:
Кому ты подражаешь, не стыдно ль рифмачу?
Но ныне вон какая вся наша власть блатная,
И приблатненным стилем я ей польстить хочу.

Еще хочу маститым быть дураком набитым,
Как тот осел, о ком гремит молва,
Что с самым гордым видом дерзнул лягнуть копытом
Убитого охотниками льва.














Агенты и комплименты

                Давайте говорить
                Друг другу комплименты.
Булат Окуджава
       «На встрече с читателями в городе Минске
   Булат Окуджава назвал патриотизм чувством
   кошачьим. Присутствующие с негодованием
   забросали поэта пластинками с записями его
   песен».
Из газет

Беспаспортная прыть,
С пеленок – диссиденты,
Давайте говорить
Друг другу комплименты!

Привыкшие вредить,
Как ЦРУ агенты,
Давайте говорить
Друг другу комплименты!

Чтоб вкусно есть и пить
В счет цээрушной ренты,
Давайте говорить
Друг другу комплименты!

И если станут бить
За наши сантименты,
Давайте говорить
Друг другу комплименты


Ельциноиды
Наш паровоз, вперед лети,
В коммуне остановка.
(Из революционной песни)
Хочешь, завтра уйдем к Петергофу?
Или лучше наймем паровоз…
Анатолий Петров

Ленинград потерпел катастрофу.
Был – и нету. И с карты исчез.
А Москва держит путь на Голгофу,
Где, по слухам, Распятый воскрес.

Бесконечным советским победам
Славословия прервана нить.
Что теперь остается поэтам?
Сквернословить да горькую пить.

Ельцин… Путин… Да ну их всех к Богу! –
К ним в народе пропал интерес.
Хочешь, завтра рванем к Петергофу?
Или лучше наймем «мерседес».

Нет, впустую трепаться не стану.
Как ни пыжься, делишки плохи.
«Мерседес»-то нам не по карману.
Ведь не платят теперь за стихи.

В коммунизм при генсеках, стервозах,
Что воспет каждым нашим стишком,
Даже зэков – да на паровозах,
А на рынок – свободных! – пешком?

Наплевали на все наши строфы
Ельциноиды, мать их ети,
И покамест допрешь до Голгофы,
Сдохнешь с голоду на полпути.


Бабско-русский вопрос
Но и прежде русская
И нонче
Баба не слаба.
Инна Лиснянская
Нет на свете лучше русской бабы.
На иную глянешь – баобаб!
Жалко, мужичонки нонче слабы
Так, что им, увы, и не до баб.

Эх, бывало, распахнешь объятья,
Так они, красавчики, – гуртом!
А теперь что в платье, что без платья:
–Ладно, ладно, – говорят, – потом.

Вечерком обнимешь:
–Мой хороший!..
Где там, ткнется в бок – и захрапел.
Каждый Божий день одно и то же,
Да еще и дай на опохмел.

Все равно, что в праздники, что в будни.
Цуцики. Трусишки. Мелюзга.
Истинно, не мужики, а трутни.
Да вдобавок на брюзге брюзга.

Все-то им не так и все не эдак.
А чуть что – под нос суют кулак.
Почему, мол, не рожаешь деток?
Или не умеешь? Или как?

Коль семья по милости Господней,
Так по-русски это же – семь я.
А у нас, у олухов, сегодня
Не семья, а только ты да я.

Вот те на! Кто стал бы возражать бы!
Был бы подходящий инструмент.
Ну, а он, глядишь, еще до свадьбы
Самый настоящий импотент.

Ха-ха-ха?.. Да нет уж, не до смеха.
Вам ха-ха, а нас кому любить?
То ли к неграм в Африку уехать,
То ль в Россию негров завозить?!










Дрын-таран
Правду режет иль привирает:
– Дрын-таран!—Иван повторяет.
Юрий Красавин

Черт те что Иван вытворяет:
Не попасть ему в ресторан,
Правду режет иль привирает:
– Денег нет,– говорит,– дрын-таран!

У дверей ресторанных топчется,
И такая тоска внутри,
И уж так ему выпить хочется,
Хоть ложись вот тут и помри.

И глазенки такие тусклые.
Он приперся сюда с восьми,–
Не впускают новые русские,
Сплошь нерусские, черт возьми!

А уж хари-то, хари каковские!—
Ну вот так и воротит с души:
Березовские, ходорковские
Да фрадковские алкаши.

Угостили бы, что ли, сволочи.
Где там, ржут: пошел вон, баран!
Дрын-таран, то ль торчать здесь до ночи,
То ль сейчас идти на таран?!

А швейцар-то, подлец, в позолоте,
Столб-столбом стоит, столб-столбом…

– Ну,– рычит Иван,– доведете –
Двери вышибу собственным лбом!









Не к добру

Я не к добру,
Я не добра,
Я – волчье солнышко – луна…

И на поляне – волк, мой царь…
Элида Дубровина

Я зла к утру,
Я зла с утра.
Я не к добру,
Я не добра.

Я голодна.
Я холодна.
Я, как и вся моя страна,
Пью чашу горечи до дна.
И злость мне страшная дана.

Вон даже волк – бандит лесной –
Меня обходит стороной.

Он волчий псарь. Он волчий царь.
– Ну, – говорит мне, – ты и тварь!
Вишь, слушая твои стихи,
Поджав хвосты, дрожат враги.

– Особо, –
Подчеркнуть должна, –
Для русофобов
Я страшна.

При их засилии в стране
Мы, русофилы, на войне.
А на войне – как на войне.
Вот и клокочет злость во мне.

И распаляет волчья прыть,
И подмывает трусов крыть,
И новым русским морды бить…

…С волками жить – по-волчьи выть.



Не хватает

 Мне в России Руси не хватает.
Владимир Скворцов

В синагоге в обнимку с жидами
Слезы лью про сермяжную Русь.
Я вам вот что скажу между нами:
Я ни капли жидов не боюсь!

Ибо кто же сегодня не знает? –
Знает каждый, кто в стельку не пьян,
Что в России Руси не хватает,
А в Израиле – израильтян.

Современник эпохи доносов,
Стервецом я отчаянным рос,
Но не верю, что Павлик Морозов
На родного папаньку донес.

Я усы отрастил, как Чапаев,
Скоро вострую саблю куплю,
Новорусских нерусских хозяев,
Всех пархатых в шмотье изрублю!

Я за матушку-Русь, за Россею
Так стою – аж зубами скриплю!
А уж как я трепаться умею,
Особливо когда во хмелю!

Тут бесстрашный я до беспредела.
Мне что плюнуть, что шею свернуть!
Но как только доходит до дела,
Кой-чего не хватает чуть-чуть.

Я не трус. Я герой на бумаге.
Вот – и пафос, и слог, и сюжет.
А вот в жизни – ни русской отваги,
Ни достоинства русского нет.

Залихватски любому еврею
Хохмы ради сострою козу.
С пьяных глаз. А когда протрезвею,
Сам в объятья к евреям ползу.
Сука

Зовут пантерой и медведицей,
Ужасною волчицей злой…

Я разбилась! Разбилась в лепешку!
Но живуча (мне это не скрыть),
Как лесная огромная кошка,
У которой звериная прыть…

Меня вы назовете… гением.
Ах, что за гений без грехов?!
Людмила Дербина
С видом Богом обиженной дуры,
Той, что всем русофобам мила,
Я в историю литературы
Как убийца Рубцова вошла.

Я волчица. Я волчья утроба.
Вою летом и вою зимой.
И такая кипит во мне злоба,
Что становится страшно самой.


Я страшней и подлее Дантеса.
Уж на что был бессовестный бес! –
Но узнал бы, что я – поэтесса,
Сам бы в страхе на стенку полез.

Поэтической плоти отведав,
Презираю иную еду.
Дай мне волю – всех русских поэтов
Ни за что ни про что изведу.

Я прикинусь овечкою. Гляньте:
Покаянную слезку пущу.
Но вовек превосходства в таланте
Даже мужу – и то не прощу!

Не страшны мне ни суд, ни могила.
И неважно – мила, не мила –
Потому его и задушила,
Что в тот час сука сукой была.

Не глядите, что я узколоба,
У меня – кровожадная прыть.
Я такой и останусь до гроба,
И не вам меня, суку, судить!


  Стерва на метле

Я не езжу на Пегасе,
Я летаю на метле…
                Юнна Мориц

Вы решили стать поэтом?
Не к мифической фигне,
Обратитесь за советом
Непосредственно ко мне.

Не шучу ни в коем разе
И не вру навеселе, –
Я не езжу на Пегасе,
Я летаю на метле.

Ехать долго конским шагом
До лирических высот,
А метла единым махом
Вас к Парнасу вознесет.

Овладеть ей может каждый,
И попробовать – не грех.
А попробуешь однажды –
Все! Пропащий человек!

Значит, так. Метлу любую
Зажимаешь между ног,
И – вперед! Напропалую –
Без тропинок и дорог.

Что на горке, что под горкой,
Что в тумане, что в дыму,
Тарабарь скороговоркой,
Не заботясь, что к чему.

Извергая пламя серы
На читающий народ,
Чушь пори сверх всякой меры,
Ибо кто ж сейчас не врет.

Чтоб дивились: это ж надо ж,
То ли баба, то ли конь,
То ли ведьма прет на шабаш
Поэтическую вонь.

Ша! Адью! Не будем спорить.
Вот мое факсимиле:
Злее ведьмы Юнна Мориц,
Поэтесса на метле.

















Трын-трава

На дороге широкой –
Лопухи, лопухи…
………………………

У родного крылечка –
Лебеда, лебеда…
Дни летели, как птахи,
В синеву, в синеву…

Пожелай мне ни пуха,
Ни пера, ни пера.
                Юрий Скородумов

Начинаю стихи:
Лебеда, лебеда,
Лопухи, лопухи,
Лабуда, лабуда.

Трын-трава, трын-трава,
Синева, синева,
Все слова, все слова.
Голова, голова.

Голова ли два уха,
Посредине – дыра,
И ни брюха, ни пуха,
Ни пера, ни пера.

Рифмовать мне не лень:
Набекрень, набекрень,
Что ни день, что ни день –
Дребедень, дребедень.

Завершаю стихи:
Чепуха, чепуха,
Лопухи, лопухи,
Ха-ха-ха, ха-ха-ха…



Тынды-брынды

Я в сердце задраю все это

В железных скитаньях своих.
Анатолий Краснов

Когда рифмовать начинаю,
Немедленно чувства – на крюк,
И наглухо сердце задраю
Под непромокаемый люк.

Чтоб страсть не пробилась наружу,
Как волки морские, угрюм,
Я всю свою пылкую душу
Загерметизирую в трюм.

Дам волю иному азарту:
С любовью, как все морячки,
До блеска надраю кокарду,
И пуговички, и значки.

Дивитесь, земные штафирки,
Как, по ветру гордо паря,
На лентах моей бескозырки
Надменно горят якоря.

И трынды и рынды, и франты,
И рифм первобытный гранит,
Железных широт лейтенанты,
И мой бронзовеющий вид.

Поскольку в глобальных скитаньях
Я в рубках стальных обитал,
В словесных моих излияньях
Грохочет бездушный металл.

Норд-осты железные дуют.
Но только меня одного
Стихи мои малость волнуют,
А больше, увы, никого.




То стыдно, то жалко

Я спонсирован младшими братьями,
И зовут их – Геннадий, Сергей…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..
И друзья зовут меня фашистом
И сдадут «фашиста» в дом казен…
Владимир Меньшиков

Меня спонсировали братья.
Вот, кто-то скажет, благодать!
Признаться, не хотел с них брать я,
Да стыдно братьев обижать.

Они щедры – Сергей, Геннадий.
Умны – тут я им не под стать.
Моих стишков паршивых ради
Не стал бы бабки зашибать.

Покамест физия не бита,
Форсист, речист, как аферист,
И сам брешу в стихах открыто,
Что я – отъявленный фашист.

Вот встал бы Сталин из могилы
Пинка под зад фашистам дать,
Я сам в себя вонзил бы вилы,
Да жалко братьев обижать.







       Порожняк

  То грохочу я, как порожний поезд,
  То душу в теле тяжело носить.
Игорь Таяновский

С младых ногтей мир удивить готовясь,
Во всю свою лирическую прыть
То грохотал я, как порожний поезд,
То душу в теле не хотел носить.

Стишата недоношенные множа,
Я вихрем мчался к славе напрямик.
Но, не умея жить без выпендрежа,
Приперся сдуру в творческий тупик.

Мечтал: при жизни памятник гранитный
Воздвигнут, гордый образ мой граня.
Увы, хоть парень я, казалось, видный,
Мерзавка-слава обошла меня.

Не то, чтоб рассудила слишком строго
И сгоряча на мне сорвала злость,
А просто нынче в мире много
Порожних стихоплетов развелось.








      Поза

Я – одинок. И в этом счастье.
Геннадий Морозов

Все одиночества стыдятся.
А я, ей-Богу, не шучу,
Ни с мужиками пообщаться,
Ни с женщинами не хочу.

От многолюдья все напасти,
И головная боль, и грусть.
Я – одинок. И в этом счастье.
Я одиночеством горжусь.

И тут ни позы, ни курьеза,
Ни глупой важности юнца,
А просто выспренняя проза
За чванство мелкое борца.

 
   Фигня

Я отродясь Куняеву не льстил,
Морозова не потчевал укором,
С ним  из горла без закуси  не пил
И в стельку под Касимовским забором.

Покорный  непокорной мне судьбе,
Гусарить под рояль не навострился,
Рос в деевенской нищенской избе
И под гармонь наяривать учился.

Не довелось ходить в Литинститут,
Чтоб формазонить в подхалимской позе,
Меня вострил простой крестьчнский люд
И в рифмах выкомаривать и в прозе.

А ты себя сверх неба превознес.
Ты не хухры-мухры. Ты Г.Морозов.
Ты выше крыши задираешь нос
В Касимовской фигне молокососов.

Молчу. Себя любить не запретишь.
Сам для себя ты всех красот красивей.
Но чем ты упоительней рычишь,
Тем умопомрачительно спесивей.

И чем ласкательней свирепость
В  оптимистической хвальбе,
Тем обаятельней нелепость
В твоей лирической судьбе.




     Без вины

  Друзья переженились в двадцать,
  А я женился только в тридцать.
Алексей Полишкаров

Зачем-то хочется признаться,
Что чем-то хочется гордиться.
Друзья переженились в двадцать,
А я, представьте, только в тридцать!

Во всем с причудами своими,
Не русским будучи созданьем,
Я даже собственное имя
С великим вспомнил опозданьем.

Мне по плечу любая ноша,
Мне мой инстинкт важней рефлекса.
Мне все казалось, я – Алеша,
А оказалось, я – Олекса.

Не одолеть любым нагрузкам
Натуру гордую такую.
Могу стихи писать на русском,
И на хохляцком зарифмую.

Не ухмыляйтесь, Бога ради,
Ведь в том, что не лауреат,
Ни сват, ни брат, ни ридна мати –
Никто вовек  не виноват.

Ни Петр Великий, ни Хмельницкий,
Ни сам я с именем чужим,–
Один жидовско-большевицкий
Дерьмократический режим.











      Пустота

Душа – сплошная пустота…
Людмила Щипахина

Любовник есть. И красота.
Но, привлекательна наружно,
Душа – сплошная пустота,
Душещипательно бездушна.

Я не похожа на ханжу,
Судьбе за рифмы благодарна:
Живу. Дышу. Стихи пишу,
И гонораром промтоварна.

Уж такова моя звезда.
Признаться нехотя должна я:
На вид святая простота,
В стихах – напыщенность сплошная.

Что ни строка – сплошная блажь,
Сплошные нудные мгновенья.
А критик  ржет: – Сплошная фальшь! –
И еле жив от восхищенья.









    Кривляка

Носил художник брюки узкие,
Из Петергофа привозил
Слова прелестные, французские–
Пленер, пломбир и Монплезир.
Нонна Слепакова

Носил художник брюки узкие,
Как от жилетки рукава,
Употреблять любил не русские –
Франзузско-прусские слова.

Он говорил мне, ножкой шаркая:
– С такой, как вы, хоть за кордон.
Вы женщина такая жаркая,
Такая знойная, пардон!

Он явно набивался в хахали,
Ко мне выказывая вкус,
И все кокетки томно ахали:
–Шарман-дурман! Тунгус-француз!

Я, как пломбир, от счастья таяла.
–Не лезь, – грозила, – я те дам!
И тоже не по-русски баяла:
–Парле франсе! Шерше ля фам!

Он обозвал меня кривлякою.
Базлал, хоть ноги уноси…
А я вот и доныне вякаю:
– Кусю-мусю, месье, соси!


          Лирические слезы

И живешь, и глотаешь невольные слезы…
. . . . . . . . . . .  . . . . .  . . .  . .  . . .  . . . . .  . . . . .
И чистые, как Божия роса,
Из-под ресниц моих блеснули слезы…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И сам не знаю, почему
Стою и смахиваю слезы…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Просто порой вечерами
Так, ни с чего, слеза.
Николай Рачков

Боже мой, не подставить ли блюдце
Или более емкий сосуд.
Слезы льются, и льются, и льются,
Слезы сами собою бегут.

И при виде кудрявой березы,
И при буйном цветении роз,
Лью ручьями невольные слезы,
Океаны лирических слез.

А читатели – это ж Барбосы!
Чем разжалобить их, сволочей? –
Ни один не утрет мои слезы,
Моих напрочь промокших очей.

Уж с какой я к ним слезностью пылкой!
А они-то – типун на язык! –
Чертыхнутся и плюнут с ухмылкой:
До чего же плаксивый мужик!

     Губа не дура

  Но счастлив я уж даже только тем,
  Что был поэтом, пусть не знаменитым.
Эдуард Кузнецов

Я не певец, но песни сочиняю
И сам же под гитару их пою.
В раю я не был, но заранее знаю,
Что хорошо в раю и на краю.

Я не поэт. Я это понимаю.
И все же не таю мечту свою
Хотя бы к рифмачам приткнуться с краю.
Пусть на краю, а все-таки в раю!



    Строчкогонство

Путь аналогий. Он не прост.
Есть тритий и дейтерий…
Игорь Смирнов

Путь аналогий. Он не прост.
Есть тритий и дейтерий.
Есть голод и обычный пост.
Кафе и кафетерий.

Есть тысячи светил и звезд,
Как есть луна и солнце.
Есть здравица и просто тост.
Есть водород и стронций.

Путь строчкогонства – он не прост:
Черновиков не херя,
Строчу, строчу – все псу под хвост.
Коту – по крайней мере.


    Не дорос

Стихов моих никто не украдет.
А коль случится вор в глухую пору,
Не выпущу, покуда не прочтет…
Михаил Сазонов

Читатели – бессовестный народ.
Иной, едва войдя в библиотеку,
Туда-сюда, и книгу враз сопрет.
И – счастлив. И не стыдно человеку.

Такая, мол, у книголюбов страсть.
Порой воруют по две, по три штуки.
А вот мою не то чтобы украсть,
Так где там – не берет никто и в руки.

А тут на днях в квартиру вор проник,
И – хвать за колбасу. А я – за нож.
– Э, – говорю, – вот стопка книг моих,
Не выпущу, покуда не прочтешь!


Пожав плечами, вор присел к столу,
Настольную к себе придвинул лампу.
Ну, думаю, сейчас воздаст хвалу
Чеканно мной отточенному ямбу.

А он не торопился. Он молчал.
И ни о чем не попросил, собака!
Потом, гляжу, зевнул и заскучал,
И выдал вдруг:
                – Ну и дерьмо, однако!


Я, не стерпев, ворюге с маху – в нос!
И он заныл, захныкал, как ребенок.
А я сказал:
                – Ты просто не дорос
До истинной поэзии, подонок!






     Хи-хи…

ГГоворят, суха,
ГГоворят, плоха,
АА ведь ты, ольха,
ХХороша, ольха.
                Ольга Фокина

В зарослях ольхи,
У меня, хи-хи,
В честь сухой ольхи
Пишутся стихи.

Говорят, сухи,
Говорят, плохи,
А ведь вы, стихи,
Хороши, хи-х

        Разиня

И все же стоит удивиться,
Что огородный перегной,
Вот эта дачная землица,
Она и есть ведь шар земной.
Виктор Максимов

Хожу, брожу вдоль огорода.
Все знают: это – огород.
А это, черт возьми, Природа.
Ну, как тут не разинуть рот!

И вот гляжу, разинув рот,
Не небо – космос надо мной.
А этот дачный огород –
Подумать только! – шар земной.

Ах, эта дачная землица,
Я твой восторженный певец.
Дивлюсь– ну как не удивиться,
Какой я все- ж- таки мудрец!

Вот ветер – это же стихия.
И не на даче я – в раю.
Разинув рот, строчу стихи я,
У огорода на краю.

А ветер стих – на даче тихо,
И под Луной такой уют,
Что я б строчил без передыха,
Да куры, дуры, засмеют!

    Задубел

Почему нет имен у деревьев
В том саду, где я часто бывал?
Я б назвал эту яблоньку Машей,
Этот клен бы Сережей назвал.
Подхожу я к собратьям зеленым,
Со стаканом вина подхожу,
Чокнусь с каждым из них поименно
И счастливый домой ухожу.
Николай Доризо

Похмелиться бы, что ли, да не с кем.
И, озлясь на непьющий народ,
С настроением истинно мерзким
Дунул-плюнул я в сад-огород.

Но и в том во саду ль, в огороде,
Где и дуб, и береза, и клен,
Все деревья непьющие вроде,
Да еще и без личных имен.

Мол, не Пасха, толкуют, не Тройца,
И вообще, дескать, пить ни к чему.
Так и я ведь не горький пропойца,
Чтоб кутить взаперти одному.

– Ах, – сказал я, – природа едина.
Елки-палки, да я ж вам родной.
Пожалейте вы пьяного сына,
Ну хоть чокнитесь, что ли, со мной!

А еще, чтоб непьющим болванам
Враз сердца покорить наповал,
Дуб развесистый дубом Иваном,
А березу я Марьей назвал.

Я, мол, с детства души в вас не чаю.
То да се. Тут и дружба и флирт.
– На свои, – говорю, – угощаю.
Вот – коньяк. Вот – стоградусный спирт.

Ах, Маруся, не строй недотрогу.
Я ж не шизик какой из СИЗО,
Я не бомж, не алкаш. Ну ей-Богу!
Я – поэт Николай Доризо.

Шаркнув ножкою возле березы,
Я в бочок ей бутылкою – чок.
Дзынь – и в грязь по коре то ли слезы,
То ли сок, то ли мой коньячок.

Фу-ты, ну-ты! Я – к дубу Ивану.
– Будь здоров, – говорю, – старина!
Да как чокну под дых истукану,
И канистре и спирту – хана.

А уж дальше и чокаться нечем.
– Ух, – вскипел я, – дубина! Осел!
Будь топор – враз бы всех изувечил,
Всех непьющих под корень извел!

И поклялся я стать лесорубом.
И ушел я, зубами скрипя.
И в сердцах стоеросовым дубом
Сам с тех пор называю себя.


    Пригвоздила

Неукротимо молотком
Себя к тебе приколочу гвоздями.
Светлана Евсеева

Всегда ходил со мной рядком,
Хоть где-то пропадал ночами.
И вдруг сказал мне с холодком:
– Давай расстанемся друзьями!

А у меня – аж в горле ком.
Я в слезы. В крик. И со слезами
Хвать молоток – да молотком
Да в лоб! Да по лбу меж глазами!

А тут и гвозди под рукой,
И я немедля, любо-мило,
К тебе за то, что ты такой,
Себя гвоздями пригвоздила.

– Цыть! – возопила. – Я не зверь.
Мне наплевать, что кровь ручьями,
Зато я знаю: мы теперь
По гроб останемся… друзьями.


Сам себе

Выпью вечером чаю
В потолок посвищу,
Ни о ком не скучаю,
Ни о ком не грущу.
                Вадим Козин

Без обиды, без злости
В кулачок посвищу.
Никого к себе в гости
Вечерком не пущу.

Сам себя пожалею,
Сам себя похвалю,
То ли стопку елею,
То ли горькой налью.

Сам себе, краснобаю,
Все грехи отпущу.
Сам стишок накропаю,
Сам себе посвящу.

О событии этом
До небес раззвоню,
Да еще и поэтом
Сам себя возомню.







      Гимн Графомании

Я графиня твоя, Графомания…
Алина Мальцева

Обуяла маньячная мания:
Возомнив поэтессой себя,
Я рабыня твоя, Графомания,
Мне и дня не прожить без тебя!

Пустозвонства тупую отвагу
Не унять никакому врачу.
Все мараю, мараю бумагу,
Все строчу, все строчу, все строчу…

А признайся вдруг в самообмане я,
Стыд такой, что и жизнь не мила.
Ну и сволочь же ты, Графомания,
До чего ж ты меня довела!

























             Чудьба

Не машинка – рука виновата,
Надо было – «судьба», напечатал – «чудьба»…
Илья Фоняков

Коварство букв замечено не мной.
Ну, вот, к примеру, скажем – «чешешь – режешь».
Порою от замены лишь одной
Сам хохотнешь и всех чертей потешишь.

Судить – чудить – мудить… Понять – донять…
Судьба – чудьба… С нее и взятки гладки.
Могла сама фамилия вонять,
Но – пронесло. Спасибо опечатке!




   

    Лирический нос

Не нужны будут лавры,
Если выйдет кульбит.
Водяные кентавры
На байдарках копыт.

Абажур. Пианино.
На окне резеда.
Гонит камни стремнина
И не скажет – куда.
Сергей Дроздов

Шпарю – экое диво! –
На байдарках копыт.
Выражаюсь красиво –
Аж кентавров тошнит.

Жму при полной нагрузке
Чемпиону подстать.
Слог такой псевдорусский,
Что противно читать.

Задираю спесиво
Свой лирический нос.
Чтиво. Блажь. Перспектива
Загреметь под откос.

Дайте тему любую,
Дайте множество тем,
Все в разнос зарифмую,
Сам не зная – зачем?!


Пианино. Литавры.
Трали-вали. Кульбит.
Динозавры жрут лавры,
А читатель храпит.



   Набалдашник

Я мечтала быть похожей
На колхозного коня…

Я люблю парней добротных…
С набалдашниками рыл…
Лидия Гладкая


При моей смазливой роже,
Дар свой Божий не ценя,
Я мечтала быть похожей
На колхозного коня.

Был он самых конских правил.
Он конем культурным был,
На коров глаза не пялил
И кобылам не грубил.

Не взмывал из грязи в князи,
Сам себя вгоняя в стресс.
В поэтическом экстазе
С кулачищами не лез.


Не кусал, пропившись, локоть.
Осовелый с будуна,
Мог три дня ушами хлопать,
Если жрать не даст жена.

Не валялся под забором.
Проявляя интерес,
Не впивался жадным взором
В тупорылых поэтесс.

Даже будучи растерян,
Уличенный среди дня,
Не брехал, как сивый мерин,
Что любил одну меня.

Погорев, не ныл с досадой,
Не юлил, как мелкий бес,
Как какой-нибудь треклятый
Верный член КПСС.

Не вопил, что я кобыла,
Вертихвостка ишака,
Что не стою даже рыла
Самуила Маршака.

Но, не веря в перспективу
Перестроечных чудес,
Был он вздут и в хвост и в гриву
И с колхозами исчез.

Все колхозные бригады
Ельцин, сволочь, разорил,
И вокруг – лишь демокрады
С набалдашниками рыл.

И хожу я туча-тучей,
Демократию кляня,
Потому что самый лучший
Набалдашник – у коня.






Глубокомыслие

Все на нужном месте,
Все имеет смысл.
             Николай Михин

В самом нужном смысле,
Вопреки молве,
Правильные мысли
Зреют в голове.

Вдрызг с женой рассорясь,
Побреду в буфет.
Я ль не стихотворец,
Я ли не поэт?!

Сяду у окошка
Задом наперед.
За окошком – кошка,
А на кошке – кот.

Обругав открыто
Секс в откры-тую,
Не подам и вида,
Что завидую.

Как ни куролесь я,
Как мой взор ни кисл,
Все на нужном месте,
Все имеет смысл.

    Коровий вздор

ККорова – что?
ККорова – вздор…
              Нина Королева

Корова – что?
Корова – вздор.
Источник молока,
Корова злее, чем Трезор,
Как влюбится в быка.

Я так и сяк.
Мол, срам и стыд.
Мол, вот возьму клюку!..
Увы, она как зарычит:
– Веди меня к быку!

Опали тощие бока.
Веревкою слюна.
Все, дескать, сдохну без быка.
Не отведешь – хана!


А бык в селе, мне говорят,
Один. И оттого
Коровы в очередь стоят,
Влюбленные в него.

– Буренушка, – прошу, – ну что ж,
Терпи. Пойми беду.
– Нет, – говорит, – или под нож,
Или с ума сойду.

– Уймись, – кричу, – скотина! Вздор!
Позор всего села!
И вдруг она – через забор,
И – такова была.

И – мимо очереди – в хлев.
И сразу – под быка…
Эх, вот бы так, мораль презрев,
Любить бы мужика!



     Из ниоткуда – в никуда

Мне кажется, что я – река,
Что я теку издалека.
Ирина Малярова

Казалось мне, что я – река,
Что я теку не с потолка,
Не из земного родника,
Не из бидона молока,
А просто так – издалека,
Из потайного уголка,
И широка, и глубока,
Теку в грядущие века.

Теперь сгораю от стыда,
Что все стихи мои – вода,
Что каждая моя строка
До невозможности мелка,

И что текли они всегда
Из ниоткуда – в никуда,
Чтоб испариться без труда
И позабыться навсегда.

Бесстыжая кровать
Я не такой, как все.
Моя кровать
Скрипит, когда я с женщиною сплю.
Виктор Тихомиров

Я не такой, как все. Я всех нахальней,
Я не стыжусь стихи о том писать,
Что у меня в моей бесстыжей спальне
Всю жизнь скрипит бесстыжая кровать.

В том убедиться можете воочью.
Ханжи плюются: половой бандит! –
Покоя не дает ни днем, ни ночью, –
Без устали скрипит, скрипит, скрипит…

Ворчат соседи, сквернословят дети:
– Ты что там вытворяешь, сукин сын?
Не стыдно ли всем естеством в поэте
Похабничать до самых до седин!

У баб брезгливо губы оттопырены:
Не может тему, что ли, поменять?
А у меня в мозгу лишь две извилины,
И обе – про скрипучую кровать.

Бывают и отрадные моменты.
Такой, к примеру, лестный вариант:

Все прочие поэты – импотенты,
Лишь Тихомиров – истинный талант!

И вот уже гремит молва по свету,
Что памятник пора мне изваять,
И пьедесталом пошляку поэту
Поставить ту скрипучую кровать.








   Как жаль!

Ведь ты была такой желанной,
Но непонятливой. Как жаль!
Сергей Скаченков

Я намекал и так и этак,
Шептал, мол, однова живем.
И вообще, мол, случай редок,
Что мы вот так с тобой вдвоем.

Ты отстранялась: папа-мама
Тебя считают трепачом.
А я твердил тебе упрямо,
Что папа-мама ни при чем.

Мне далеко до Дон Жуана,
И никому я не скажу,
И вообще ты так желанна,
Что я совсем с ума схожу.

Взаимность наша очевидна.
Все остальное – чепуха.
И ничегошеньки не стыдно,
И никакого нет греха.

А ты мне что-то про Амура,
Да про какую-то печаль.
И плюнул я: ну ты и дура!
Так непонятлива. Как жаль!

         Довел!

На тебя с тоской гляжу
И киваю чинно…
Будет мальчик – подскажу,
Чтобы был мужчиной.
Светлана Молева

Познакомилась с мужчиной –
Дурачина дурачиной!

Потеряла я покой –
Представительный такой.

Я пылаю. Я горю.
На него в упор смотрю.

Ну?!
А он – ни тпру, ни ну.

Недотепа. Олух. Лапоть!
Он не то чтобы полапать,

Трусит, не боюсь соврать,
На меня глаза поднять.

Брови черные – дугой,
А в любви – ни в зуб ногой.

Ну?!
А он – ни тпру, ни ну.
Мол, не трахал ни одну…

Если мальчика рожу,
– Будь мужчиной! – прикажу.


       Страшный сон

Врезаясь в синеву,
Летал я много раз во сне…
Смогу ли – наяву?
Андрей Ребров

Летал я много раз во сне.
Нет, нет, не во хмелю.
Я просто спал, и снилось мне,
Что я, летая, сплю.

Мне врать, ей-Богу, не резон.
Врезаясь в синеву,
Я часто видел этот сон
Во сне и наяву.

Теперь, когда стихи пишу,
Все тем же сном влеком,

И днем и ночью я кружу
Под самым потолком.

Но всякий раз, как посижу
С тобой наедине,
Я никому не расскажу,
Что видел в страшном сне.

Уйдешь – не спится долго мне.
Усну – ревмя реву:
Я много раз летал во сне,
Смогу ли – наяву?!


      Не под тем

…Я рожден был красавицей Настей
Под известным созвездьем Весов.
……………………….

Потому, назначая свиданье,
Семь раз взвешу, покуда решусь…
Виктор Менухов

Под созвездьем Весов в мирозданье
Я рожден, чем особо горжусь.
Потому, назначая свиданье,
Семь раз взвешу, покуда решусь.

То направо гляжу, то налево, –
Сколько ж их для меня одного! –
Вот царевна, а вот – королева…
Нет уж, мне бы попроще кого.

Эта, кажется, слишком спесива.
Та – хитра. Эта – дура из дур.
А вот эта, хотя и красива,
Ведьма-ведьмою, чур меня, чур!

А седьмая, других обнимая
Без разбора – от А и до Я,
Злоехидно язвит:
– Да, седьмая,
Но никак, импотент, не твоя!

Нет, не взвесить мне всех, вероятно.
Вон их сколько – таких адресов…
Ой, роди меня, мама, обратно,
Но теперь под созвездием Псов!




       Просто так

«Я вышла в сад», – я написала.
Я написала? Значит, есть
хоть что-нибудь? Да, есть, и дивно,
Что выход в сад – не ход, не шаг.
Я никуда не выходила. Я просто
                написала так:
«Я вышла в сад»…
Белла Ахмадулина

Нет, я стихов не сочиняла.
Что для меня стихи? Пустяк.
«Я написала», – написала.
Я. Написала я. Итак,

Я написала. Мало? Мало.
Хм, если мало, значит так.
Поскольку есть уже начало,
Само собою – добрый знак.

Теперь – вперед. «Я написала», –
Я написала. И опять
Пишу. О чем? Сама не знала,
И не хочу об этом знать.

«Я написала», – написала,
Поскольку хочется писать,
Поскольку мне и горя мало,
Что люди не хотят читать.

«Я написала», – написала.
О чем? Не важно. Просто так.
Вот так: взяла – зарифмовала,
Авось найдется же дурак

И прочитает. Я слыхала,
Что есть любители читать,
И не отыщется нахала,
Чтоб взять и уши мне надрать

За то, что дурака валяла.
Чтоб было стыдно мне признать,
Что эту чушь, что написала,
Я написала, так сказать.







      Сюрприз-каприз

Ты роди мне сына Ваню,
Я ходить с ним буду в баню…
Леонид Агеев
А я бы сыну говорил: «Иван,
Попаримся-ка да винишка примем…
Олег Шестинский

Попросил жену Матаню:
– Слышь, роди мне сына Ваню.

А она как заорет:
– Что ты мелешь, идиот!
Брысь! Катись, сказала, прочь.
Я хочу сначала дочь.

– Боже мой, да в чем вопрос?
Не дери, сказал я, нос.
Не сердись и не бранись,
Я готов на компромисс.
Согласись в конце концов
На двойняшек-близнецов.
Я не спорю. Я не прочь.
Пусть мне сына, себе – дочь.

Ух, она как завелась,
То ли плача, то ль смеясь:

– Да с каким таким наваром,
Да с твоим ли гонораром?
На твои на тити-мить
Нам себя не прокормить.
Ну, какой с тебя поэт,
Если вечно денег нет?!

Вот такой сюрприз-каприз,
Так сказать, ни вверх, ни вниз.
Не рожает половина
Мне ни дочери, ни сына.
Не понять, дурехе, ей
Государственных затей,
От которых у людей
Нет ни денег, ни детей.

Что же делать, как тут быть,
То ли злее ей хамить,
То ли тех идти громить,
Кто не хочет нам платить,
То ль без сына водку пить?!

         Кумирша

Мне не надо хмельного вина,
А такого, чтоб отрезвела…
……………………
В нашем простонародье – врачиха…
Розалия Бурдова

Никакого не надо вина.
Хватит воду мутить. Надоело!
Я в поэзию так влюблена,
Что врачебное бросила дело.

Графомания, скажут, – болезнь.
Ну и что? Как никак, я – врачиха.
Да и как же ту не заболеть,
Коль в поэзии – неразбериха.

Пишут все – и палач, и хохмач,
А все более те, кто с приветом.
И любой маломальский рифмач
Мнит себя гениальным поэтом.

Я своим графоманством горда.
Я хожу в графоманшах-кумиршах.
А читатель – да это ж балда,
Что он может понять в моих виршах!

Рифмовать никому не грешно.
Наплевать, что пишу примитивно,
Мне самой даже думать смешно,
Что кому-то читать не противно.

         Из горла

Сижу на станции метро,
Пишу стихи без остановки.
Андрей Виноградов

Сижу, как олух, у стола,
Строчу стихи без остановки.
Прихлебываю их горла
Обыкновенной поллитровки.

Вокруг меня и шум и гам.
Но нет стихам конца и краю.
И я кому их по сто грамм,
Кому по двести предлагаю.

Увы! Читающий народ
Шнырь-шнырь в метро – и уезжает.
И постепенно трезвый сброд
Меня бездарно раздражает.

– Вот, – говорю, – читайте про…
Про то, что я вас презираю
На эскалаторе метро,
Где свысока на мир взираю.

И вдруг смотрю – менты. Вдвоем.
Я к ним с почтеньем: – Не хотите ль?..
А те подмышки и живьем
Меня – поэта! – в вытрезвитель.

О Боже праведный, за что?..
Как в протоколе расписался,
За то, что ангелов ментов
Послать куда-то там пытался.



         Припекло

Не забыть горы Шихана
В синей вышине
Полыхают парапланы
До сих пор во мне.
                Станислав Буров

Без малейшего обмана
Жалуюсь жене:
– До чего же жизнь погана –
Охти тошно мне!

То ли алы, то ль багряны,
Черт их побери! –
Полыхают парапланы
У меня внутри.

Ладно бы сказать – витают,
Ладно бы – парят,
Так ведь нет же – полыхают.
Стало быть – горят.

Не баран я из баранов.
Зверем не ори.
Видишь – стая парапланов
У меня внутри.

А особо я не в духе,
Что не знаю – где:
То ли в ухе, то ли в брюхе,
То ли в животе.

Все нутро сжигает пламя,
А над мудрым лбом
Раскаленными клубами
Дым стоит столбом.

Ах, не надо сожаленья,
Ты ж не Айболит.
У тебя самой от жженья

Я в тебе души не чаю.
Ты мне так мила,
Что всерьез не обещаю
Не сгореть дотла.

А за слог мой беззаботный,
Полный чепухи,
Дай струю воды холодной
На мои стихи!

    Потому что с Севера

А Матвеева-то женка
В дом медведя привела
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да медведушка ль то был,
Чай с хозяюшкою пил?
Зинаида Такшеева

То ли петь, то ли реветь?
Мне самой не верится:
Милый, что ли, не медведь,
Я ли не медведица!

В медведях души не чаю,
Потому что с Севера
И пока что отличаю
Резеду от клевера.

Сочиняя байку эту,
Я не лицемерила.
Я медведю, как поэту,
Безоглядно верила.

Я любимой быть желаю
До преклонной старости,
Но открыто отвергаю
Жеребячьи шалости.

Не реально идеальна,
Есть и червоточина,
Но повально сексуально
Я не озабочена.

Ничего не обещаю,
Но в себе уверена.
Я пока что отличаю
Жеребца от мерина.




Меж огнем и водой

Мы с тобой – два огня.
Мы с тобой – две реки.
Наталья Пирогова

Взволновали меня
Две красивых строки:
Мы с тобой – два огня,
Мы с тобой – две реки.

Меж огнем и рекой
Ни туда, ни сюда.
Но от страсти такой
И беда не беда.

Прочитал – оборзел.
Тут что по лбу, что в лоб!
И в огне не сгорел,
И в воде не утоп.

Рассиропилась кровь,
Разъярился рассвет.
Вот где, думал, любовь –
Аж на тысячу лет!

Седина в бороде.
Образумься, балда!
Ведь огню и воде
Не дружить никогда.

Что, не так ли? Брехня!
Всем чертям вопреки,
Тянут в омут меня
Две красивых строки.


         Храбрый заяц

До старости, мудрея и прыщавея,
Не доживешь – погибнешь прямо тут.
Подумай, что ты крикнешь на прощание,
Когда во мгле убить тебя придут.
Александр Вергелис

От старости хирея и прыщавея,
Какой-то странный ощущаю зуд.
С недавних пор живу в такой державе я,
Где каждый день похож на Страшный Суд.

Казалось, не трусливый по природе я,
Я самый храбрый заяц. Я не трус.
Но нынче жизнь страшнее, чем пародия,
И я порою сам себя боюсь.

Прыщами время рожу исковеркало
И выбелило известью виски.
Бывает, ненароком гляну в зеркало
И тут же подыхаю от тоски.

Боюсь друзей, боюсь телохранителя.
Боюсь удара сзади по башке.
Снимаю пистолет с предохранителя
И даже сплю, держа его в руке.

Боюсь сказать не то не в той тональности.
Интернациональностью горжусь.
Боюсь сознаться вслух в национальности.
Особо новым русским быть боюсь.

Вообразив в сердцах, что новый русский я,
Богач, эксплуататор и подлец,
С ухмылкою дают мне люди русские
Намек на преждевременный конец.

От радио и от телевещания
Да и от прессы та же благодать.
И я пишу стихи как завещания
И завещаю вам их не читать.

















        Перепевы

Еще пока живут поэты…
………………………..
……………………………
Еще остаются поэты…
…………………………….

Пока существуют поэты,
Напрасно галдит воронье.
Михаил Аникин

Как Россия – от моря до моря,
Неоглядное – без берегов,
Разлилось разливанное море
Посвященных деревне стихов.

Это славит покинутых дедов
И отцов, не забыв никого,
Миллион деревенских поэтов,
А быть может, и больше того.

Все почти что великими стали:
Мы – исконные. Мы – от сохи!
А читатель читает едва ли
Графоманские наши стихи

Ну кого, в самом деле, обманешь:
Восторгаемся сельским трудом,
А самих калачом не заманишь
В деревенкий родительский дом.


В городах расселились и ноем,
И запоем без просыпу пьем,
Выставляя себя кто героем,
Кто залетным шальным соловьем.

Каждый горд. Каждый вусмерть надменен.
Каждый истинно кум королю,
Потому как почти что Есенин,
Особливо когда во хмелю.

У иного ни кожи, ни рожи.
Пустобрех! Раздолбай! – говорят,
А туда ж, из рогожи – в вельможи,
Из посконного – в бронзовый ряд.

Караваи едим, расстегаи.
О красивой толкуем любви.
А послушаешь – тьфу! – попугаи
Да чирикающие воробьи.

Ну какие мы, к черту, поэты! –
Если нами и Тютчев, и Фет,
И Никитин сто раз перепеты,
И Есенин насквозь перепет.

Пустомели! Не пашем, не сеем,
Не растим в огородах сады,
Только в рифму трепаться умеем,
Да и то на чужие лады.

Эх, в деревню – да наши бы руки,
Да для хлебной в полях полосы!
Ну, а мы лишь грыземся от скуки,
Да скулим, как побитые псы.

Шебуршат перепевами перья.
И при злобном восторге врагов
Гибнет русская наша деревня
В море наших бездарных стихов.

           Вызов

В терновом венке революций
Грядет восемнадцатый год!
Владимир Маяковский

Глумятся Чубайс и Мавроди:
– Пародии пишешь, поэт?
А толк-то, а прок от пародий?
Фигня. Поэтический бред.

Конечно, порыв благороден:
– Ура! За свободу! Вперед!
Забота о русском народе.
А где он – ваш русский народ?!

Вы – быдло. Вы – стадо баранов.
Да вы не народ, а урод.
И правит не русский Зюганов,
А наш инородческий сброд.

Всемирные наши пролазы
И русских детей продают,
И русскую нефть, и алмазы,
И кровушку русскую пьют.

Вас пнули – вы сникли и скисли.
Народ ваш давно одряхлел.
В нем ни героической мысли,
Ни самоотверженных дел.

Набить бы бездонное брюхо,
Напиться, да с бабой – в кровать, –
Вот вашего русского духа
И русской души благодать.

А там – наплевать на ненастье.
Авось да небось подадут
Для вашего полного счастья
Жидовские пряник и кнут.

Вот так-то. Тупая покорность
Да перед Гусинскими лесть.
Так где ж она – русская гордость,
И где ваша совесть и честь?!

Ну где он – народ ваш великий?
Построить мечтал коммунизм,
А строит бессовестно дикий
Гайдаровский капитализм.

Жидов презирая веками
За их ненасытность и блуд,
Вы худшими стали жидами
В лице новорусских иуд.

За это мы вас и голубим.
И в смутное завтра ведем,
И так вас неистово любим,
Что вскоре совсем изведем.


При лаврах любых конституций
Любые законы мертвы,
Когда на прокорм революций
Народ не имеет жратвы.

А что до мечты о свободе,
Вовек с незапамятных лет
У русских ни Бланка Володи,
Ни Еськи Гусинского нет.

* * *

Похоже на правду… Похоже,
И вымрем, вот так присмирев.
И все же, и все же, и все же
Прислушайтесь – копится гнев!

Как в сказочном русском Иване,
Привыкшем валять дурака,
Как в спящем пока что вулкане,
Пока еще спящем, Пока…

Но рано ли, поздно, наружу
До неба взметнется, до звезд,
И выкажет русскую душу
Во весь ее пламенный рост.

И если статьи конституций
Блудить поощряют иуд,
В терновом венке революций
Великий грядет самосуд.

Докажет по Божьему праву,
Что смеет и русскую речь,
И русскую нашу державу
И русскую славу беречь.

Очнется, воздаст инородцам
Оплеванный русский народ,
И русское знамя взметнется,
И русское солнце взойдет.



          Нижайше

Любите, девушки, поэтов!
                Валентин Кузнецов

Не видя даже их портретов,
Хотят они иль не хотят,
Любите, девушки, поэтов,
Всех без разбора, всех подряд.

Не важно, кто какого роста,
Кто среднего, а кто гигант,
Любите так, любите просто
Предполагаемый талант.

Я даже не за их творенья,
Любить бы всех их приказал
За то, что «Чудное мгновенье»
Когда-то Пушкин написал.

Восторг влюбленности изведав,
За всех нижайше вас прошу,
Поскольку сам к числу поэтов
И для любви принадлежу.

Что, предстаю категоричным?
Что, графоманом? Все равно!..
Поскольку быть самокритичным,
Увы, не каждому дано.


Лирический экстаз

Ваяй меня, как Галатею.
Алла Благирева

Хочу похожей быть на фею.
Хоть скульптору, хоть палачу,
Хоть черту лысому на шею
С размаху кинуться хочу.

В порыве одури безбрежной
Сама залезу на верстак.
Хочу отдаться страсти нежной
Не за пятак — за просто так.

Прикинься истинно влюбленным,
Будь мужиком, едрена мать,
Стань хоть на час Пигмалионом,
Не заставляй меня страдать.

Шуруй, покамест пламенею.
Формуй. Шлифуй. Кайлом долби.
Ваяй меня, как Галатею,
Валяй. Наяривай. Люби!

Не ври, что это неприлично.
Ты сам такой, не строй ханжу.
Я просто очень поэтична,
Да нужных слов не нахожу.


       Мразь

А это что за сволочь?..
………………………….

…Я был из тех, кому велели
недавно строить коммунизм.
Александр Сушко

Я не из психов слабонервных.
Насквозь никчемность и цинизм,
Я был и есмь один из первых,
Кто подло предал коммунизм.

Не стану врать, что вдрызг не верил
В великий этот идеал,
Но так бездарно лицемерил,
Что сам бездарной мразью стал.

Сам знать не знал прекрасней цели,
Но у меня такая прыть.
Я не люблю, чтоб мне велели,
Аки себя, других любить.

Не веря в равенство и братство,
В мечтах, в делах – куда ни кинь,
Я ставлю личное богатство
Превыше всех иных святынь.


Теперь в меня плюют: предатель!
Но, Бога якобы любя,
О Боже правый, о Создатель,
Ведь я не верю и в Тебя!

Что Бог, что дьявол – нет ли, есть ли,
А я поклоны бью рублю,
И что прикажешь делать, если
Я одного себя люблю?!

В пресветлом будущем готовясь
В три горла пить, в три горла жрать,
Я пропил честь и продал совесть
Подлюге Ельцину под стать.

И не повешусь, как Иуда.
Не ждите. Я подлей его.
Я – мразь. И слава словоблуда
Вершина счастья моего.



















        Собачья беда

Ты знаешь, бабы – племя сучье,
И беды наши – сучьи беды.
Лев Алексеев

Чем дальше в лес, тем больше сучьев.
Ворчали прадеды и деды:
– Ты знаешь, бабы – племя сучье,
И беды наши – сучьи беды.

Я им и верил и не верил.
Но напоролся на такую,
Что как ни льстил, ни лицемерил,
Она, стервоза, – ни в какую!

Я так и взвыл: – Мерзавка! Сука!
С тобою жизнь – беда собачья…
…Писать о том – такая скука.
А уж стихи читать – тем паче.

   


   Книга новых стихов петербургского поэта
    Андрея Романова «25 час» вышла при
    содействии бюджета СПб к 60-летию
    автора в издательстве «АССПИН» в 2005 г.

                Шулды-булды

...От сумы, от этой жирной клуши,
Не слинять ни в Думу, ни в тюрьму, -
Век живи, три века бей баклуши,
Запивай нарзаном бастурму…
                Андрей Романов. «25 час»

Пять веков не евши и не пивши,
Потому что цены – западня,
Под пивко рифмач кропает вирши,
В лирику слиняв средь бела дня.

Если все с оплатою в порядке,
Враз в башке метафор кутерьма.
Толстый хрен растет на дачной грядке,
А в Чечне – шашлык и бастурма.

Вдохновляясь питерским бюджетом,
Если суткам стало 25,
Можно возомнить себя поэтом
И при жизни в бронзе изваять.

Греет душу шелест ассигнаций,
Зреет  в  сердце радости гроза,
И под гром дурдомовских оваций
Можно томно закатить глаза.


Всех поэтов банк посадит в лужу,
Заедая хреном бастурму.
Классике со смаком плюнет в душу,
Критике напомнит про тюрьму.


А при деньгах море по колено,
А при деньгах горе не беда.
Если Буратино – не полено,
То шулды-булды в цене всегда.

Хочешь – вякай, хочешь – бей баклуши,
На Госдму плюй и на тюрьму.
Платный треп Романова Андрюши
В жисть не переплюнуть никому. 
 

                А-ля…

Высший долг вашей военной присяги,
господа, состоит в том, чтобы
нарушить ее.
Адольф Гитлер. 1923 г
.
Я – офицер, нарушивший присягу…
Борис Орлов. 1993 г.

Честь иметь, не имея отваги,
Ветеранам войны не в пример,
Офицер, изменивший присяге,
Предал Родину – СССР.

Соучастник позорных событий
По развалу великой страны,
В бой из трусости личной не выйдя,
По-щенячьи нахезал в штаны.

Жалкий в подлом предательском шаге,
Стыд и срам, словно страус, – в песок,
Офицер, изменивший присяге,
Не пустил себе пулю в висок.


На глазах у родного народа,
Затаившись под юбкой жены,
Изменил – и в отставку не подал,
И пробился в большие чины.

Суке Ельцину сдавшись на милость,
Гнет иудину выю свою.
Дескать, как-то вот так получилось.
Дескать, я же лишь пешка в строю.

Лицемерный, по-ельцински мерзкий,
Предал даже отца своего,
Опозорил мундир офицерский
И – подлец! – не стыдится того.

И скулит, избежав высшей меры,
Что виновен не он, а закон,
И сегодняшние офицеры –
Сплошь такие ж подонки, как он.

Офицеру и в лаврах поэта
Не сносить за измену башки.
А бездарное чудище это
А-ля Гитлер кропает стишки.

       Шнобелевский лауреат

«Русскоязычный поэт Иосиф Бродский,
закончивший всего лишь семь классов
советской школы, в эмиграции удостоен
звания профессора и за сборник
клеветнических статей – Нобелевского
лауреата. Соплеменные критики кичливо и
нагло  во всеуслышание объявили
этого полуграмотного русскоязычного графомана
 вторым солнцем российской поэзии».
    (Из русских патриотических газет)
                А вот «перлы» его графомании:

Что попишешь? Молодежь
Не задушишь, не убьешь!
………………………………………..

Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду.

Я с ним рядом срать не сяду.
……………………………………..
А моя, как та Мадонна,
Не желает без гондона
……………………………
Хата есть, да лень тащиться,
Я не ****ь, а крановщица…
Иосиф  Бродский.

Лексикон освоив скотский,
Благородно-идиотский,
Сквернословит гений Бродский.
– Я как Пушкин, – задается, –
Я не ****ь, я тоже солнце.
Потому кручу-верчу,
Ярче всех сиять хочу,
Чтоб таковский-растаковский
Ликовал кагал жидовский:
«Вот какой у нас поэт,
В бога мать – и ваших нет!»

Что, такого быть не может?
Пусть вас это не тревожит,
Тель-Авив брехать поможет.
Да и сам я плагиатор,
Фольклорист-вульгаризатор,
Сионистский провокатор,
Шнобелевский, говорят,
Истинный лауреат.
Без похабства – ни строки.
Подражайте, дураки!

– М-да, – вздохнет читатель, – мило.
Уж светило – так светило!
Почитаешь и вздохнешь:
Графоманский выпендреж
Не задушишь, не убьешь.


     Смех русской бабы

Есть в русской женщине божественная сила:
………………………………………………
…Из ничего устроить ванный ужин,
Изтопорища – праздничный обед,
Обнять детей и успокоить мужа,
Мол, ничего, что в доме денег нет…
                Любовь Степанова

Поскольку у меня в чулке дыра,
Да и у мужа кошелек с дырою,
Сварганила я суп из топора,
И жареные гвозди на второе.

Сервировала сразу два стола.
Дружбанов честь по чести рассадила.
Тому дала и этому дала,
А мужу фигу от души скрутила.

Пошла плясать, в чем мама родла:
Все пропил, донага раздел мой пахарь.
- Эй, обнимай! – кричу, - кому мила.
И слышу вдруг: - Пошла ты, дура, на хер!


Ну надо же, в народе сколько зла!
Ты где, моя божественная сила?! –
Природа ум и красоту дала,
Да вот нормальным мужем обделила.

Уж не был бы позорищем хотя  бы,
Не пил да не срамил меня при всех…

Смеюсь, а в наши дни у русской бабы –
Едва ль не каждой! – вот такой вот смех.

,








































Содержание

Сыпь, тальянка!.. (Сергей Есенин)  3
Классический Нос (Николай Некрасов) 4
Иерихонские флейты (Владимир Маяковский)  4
Кобыла не шило (Борис Пастернак)  6
Полуфабрикат (Евгений Винокуров)  7
Художественный свист (Вадим Кузнецов)  8
Свистун (Юрий Кузнецов)  9
Стихошепот (Евгений Евтушенко) 10
Хлесткий хорей (Глеб Горбовский)  11
Ах, Моська!.. (Виктор Соснора)  12
Скушнятина (Александр Кушнер)  13
Ради красного словца (Виктор Боков)  14
Русскоязычный вопль (Александр Гришин)  15
Собачье счастье (Петр Вегин)  16
Пустозвон (Вячеслав Кузнецов)  18
Самый-самый (Юрий Кузнецов, Виктор Федотов)  19
Мура с утра (Майя Борисова)  20
За собственный счет (Олег Чупров)  21
Ваня из Вологды (Иван Стремяков)  22
Смеховизг (Ирэна Сергеева)  23
Стишки и грешки (Борис Орлов)  24
Лопухи (Николай Тарасов)  25
Нос по ветру (Алексей Любегин)  26
Мямлины церемоночки (Сергей Макаров)  27
Русскоязычные кренделя (Алексей Ахматов)  28
Довели (Елена Жабинковская)  29
Когда финансы поют романсы (Евгений Раевский)  30
По правде говоря (Александр Иванов)  31
Самобытный блуд (Андрей Романов)  33
Страдания по Сталину (Олег Юрков)  34
Агенты и комплименты (Булат Окуджава)  35
Ельциноиды (Анатолий Петров)  36
Бабско-русский вопрос (Инна Лисянская)  37
Дрын-таран (Юрий Красавин)  38
Не к добру (Элида Дубровина)  39
Не хватает(Владимир Скворцов)  40
Сука(Людмила Дербина)  41
Стерва на метле (Юнна Мориц)  42
Трын-трава (Юрий Скородумов)  44
Трынды-брынды (Анатолий Краснов)  45
То стыдно, то жалко (Владимир Меньшиков)  46
Порожняк (Игорь Таяновский)  47
Поза  (Геннадий Морозов)  48
Без вины (Алексей Поликарпов)  49
Пустота (Людмила Щипахина)  50
Кривляка (Нонна Слепакова)  51
Лирические слезы (Николай Рачков)  52
Губа не дура (Эдуард Кузнецов)  53
Строчкогонство (Игорь Смирнов)  54
Не дорос (Михаил Сазонов)  55
Хи-хи… (Ольга Фокина)  56
Разиня (Виктор Максимов)  57
Задубел (Николай Доризо)  58
Пригвоздила (Светлана Евсеева)  60
Самолюб (Вадим Кузнецов)  61
Гимн Графомании (Алина Мальцева)  62
Чудьба (Илья Фоняков)  63
Лирический нос (Сергей Дроздов)  64
Набалдашник (Лидия Гладкая)  65
Глубокомыслие (Николай Михин)  67
Коровий вздор (Нина Королева)  68
Из ниоткуда в никуда (Ирина Малярова)  69
Бесстыжая кровать (Виктор Тихомиров)  70
Как жаль! (Сергей Скаченков)  71
Довел! (Светлана Молева)  72
Страшный сон (Андрей Ребров)  73
Не под тем (Виктор Менухов)  74
Просто так (Белла Ахмадулина)  75
Сюрприз-каприз (Леонид Агеев, Олег Шестинский)  76
Кумирша (Розалия Бурдова)  78
Из горла (Андрей Виноградов)  79
Припекло (Станислав Буров)  80
Потому что с Севера (Зинаида Такшеева)  82
Меж огнем и водой (Наталья Пирогова)  83
Храбрый заяц (Александр Вергелис)  84
Перепевы (Михаил Аникин)  85
Вызов (Владимир Маяковский)  87
Нижайше ( (Валентин Кузнецов)  90
Лирический экстаз (Алла Благирева)  91
Мразь (Александр Сушко)  92
Собачья беда (Лев Алексеев)  94
А-ля… (Борис Орлов)  95
Шнобелевский лауреат (Иосиф Бродский)  97