Камчатская тетрадь xxxix

   дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"

XXXIX

 Чёрт подери, как все-таки круто изменилась жизнь здесь за этотт неполный год, что я здесь! Кажется, сама атмосфера стала другой. Перестройка, гласность, демократия, борьба с неуставными, всё ведётся интенсивно, даже яростно, но, зачастую, выходят такие перегибы, что и не знаешь, что будет дальше. Когда мы призвались, вокруг летали такие же «духи», и «щеглы», как и я, Фролкин, Климов, Батыргареев и другие. Бесновались «фляги» из РМО, гонял Царенков учебку, всё делалось почти с полуслова, «на скоряк». За всякую мелочь, ошибку, оплошность непременно награждали «жгучкой», в лучшем случае крепким словом. Через плац щеглы только бегали, в буфет боялись заходить, так как там их обкармливали деды и дембеля. Буквально не знали, что, когда и от кого ожидать. А те, кто призвался раньше на, до полугода службы вообще, можно сказать, существовали. Забитые, грязные, нередко им не доводилось даже умыться. Это и я пробовол, что значит не умываться по утрам. В столовой на парково-хозяйственном дне можно было вешаться, старослужащие припахивали всех без разбору, постоянно отпуская жгучки черпаком. Так, по крайней мере, рассказывали нам, и многое из этого, пусть и не в таком количестве, мы имели «удовольствие» испытать на себе. С
    Теперь всего этого нет, молодёжь спокойно живёт в учебном центре, туда не пускают никого, никто практически не «летает». Они уже могут сказать своё слово, которое хотя и может быть подавлено старшаками, но его уже можно произнести! Единичные случаи, когда новобранцу достаётся,иной раз и за дело, заканчивается громкими разбирательствами и хорошейвзбучкой для того, кто бил молодого. Всякого рода бычьё, вроде Пономарёва и Дмитриева, новоиспечённого стукача, живут припеваючи, что хотят, то и делают. При желании даже посылают на три весёлые буквы любого, и им ничего нельзя сделать, зажмут всех ещё крепче. Это не плач по сладкой жизни, которая ожидала нас после первого года службы, и которую так безжалостно у нас отняли. Просто каждый раз убеждаешься, что крайним будет всё равно тот, кто ходит с пустыми погонами. Для этого Устав весьма удобен, им вертят в нужном направлении, а когда выскажешь своё мнение, кукажешь на лицемерие офицеров, нарушения, допущенные ими, тут же в ход идёт любимая поговорка: «Старшим в зад не заглядывай!» А наш любимый старшина Хазов, немало довольный собой, говорит проще: «В Одессе говорят: Не высовывайся!» Есть, мол, на каждого свой начальник. Что ж, верно, но не чувствуется подчас их руки, не всегда же полковник может узнать, что делает лейтенант на службе. По идее у каждого есть право писать рапорт на имя вышестоящего начальника по поводу твоего непосредственного командира, если тот переходит грани. Уверен, что тому попадёт, но ведь потом настанут будни, останешься с ним один на один. Бессильно будешь скрипеть зубами, когда он начнёт сводить счёты. Как однажды сказал Лебедев в ответ на вопрос, почему мы не активны на собраниях, не выносим для обсуждения проступки офицеров, не клейми их, раз уж они такие нехорошие: «Здесь, в ленкомнате мы комсомольцы, смелые, активные, а выйдем отсюда и станем обыкновенными солдатами. И вот тогда отзовётся тебе твоя активность. И каждый из нас понимает, что здесь не может быть демократии, командиры прекрасно знают наше положение, прав у солдат немного. А когда устаёшь от этого дубизма, где любой, у кого звёздочки на погонах, непрочь использовать своё преимущество, дать  втык просто из-за плохого настроения, командуя на своё усмотрение, тогда в один прекрасный момент и вылетает та искра, которая приводит к мятежам и недовольствам. На то, что всем положено, никто и не посягает – и щегол, и дембель сейчас идут строевым, сидят на политзанятиях и полы драят на равных. Это уже становится нормальным, но, когда начинается прихоть и муштра, то тутестественно, возникают осложнения. Мои представления об армии изменились, но служить надо в любом случае. Что, что, а службу мы тянем исправно. Это чувство ответственности впитывается в приёмном радиоцентре с первого появления на КП. Это одна из незыблемых традиций, внутренний закон для каждого из нас.