Камчатская тетрадь xxxviii

   дневниковые записи и очерки об армии 1987-89 гг.

Многое с течением лет изменилось в моём восприятии вещей. Но всё намеренно оставляю без изменений...

предыдущие главы в сборнике "Камчатская тетрадь"

XXXVIII


       30 апреля, в субботу, как обычно мы с утра пошли в баню. Неказистое, одноэтажное здание с вечно взбухшей штукатуркой на стенах, сзади словно вросшее летом в бурьян, располагалось метрах в 400 от казармы рядом с санчастью, кочегаркой и теплицей. Неторопливо разделась основная часть роты, состоявшая из дембелей, дедов и помазов. Такое уж неписаное правило – моются сначала старшие. Молодёжь не обделена баней, а просто заходит в залы позже, места всем не хватает. Я повесил китель на  крючок, сбросил ношеное бельё на недавно сооружённые удобные скамейки с полками. Единственная неприятность – это всё тот же холодный бетонный пол. Поёживаясь от холода вошёл в зал, взял два тазика, один для Лёхи, и набрал воды. Под будоражащим действием воды парни начинают «просыпаться» и веселиться. Впрочем, особо и не разморишься, поскольку сама по себе баня дубарная. Внутри это царство кафеля, бетона и стекла. Как заходишь в первую комнату, где есть только краны и большие полки для тазиков, попадаешь в царство мороза. Одна только мысль и желание – быстрее согреться в холодном помещении. Черпаешь горсть и, прижав руки к телу, блаженно впитываешь тепло. Во втором, более широком зале установлены душевые, там гораздо уютнее, а дышашие паром струи воды с радостью укрывают тебя в своих горячих обьятиях. Но это удел старших. Можно, конечно, и под душем погреться, но не полезешь же туда, когда твои однопризывники моются в первом зале.
Я тщательно натёрся вихоткой с мылом, счищая недельный служебный налёт. Решил пошутить, плеснул горячей, но терпимой водой на спину Корякину. Тот от неожиданности подпрыгнул, и мы засмеялись.
– Слушай, Юрка, а что там вчера у вас за бунт вышел? – спросил Корякин, намыливая голову.
–Да началось всё с того, что Зырянов погнал  на нас Поче, будто всю ночь смена во главе со мной спала как мёртвая – я набрал свежей горяченькой водички, вокруг уже стояла суета и гомон, все окончательно ожили после короткого трёхчасового сна  в роте – Ну а ты прикинь, если в 8 вечера зашёл «RS» и кружил всю ночь, выйдя лишь в 21-00 по Москве. А его «отсекают» Апука, Анапка...
– Ивашка, Ука, Африка, Сторож – сразу всё поняв перебил меня Лёха
– Вот-вот, считай  больше половины направлений давали «воздух» всю ночь, ни одной засечки не пропустили, спокойно службу оттащили. А ему чего-то надо ещё, - упоминая дежурного по связи прапорщика сказал я.- Сам я за Козыревском сидел, читал, чтобы не заснуть, но всё равно в какой-то момент «присосал» на массу чутка. Видимо в этот момент он зашёл на приёмный после перекура и увидел смену «спящей»! До этого мало отдохнули, и все просто лежали на столах, принимая сообщения, а меж засечками отдыхая. Привычка уже, главное не пропускают же! Да и вообще он в эту смену больше у оперативного сидел,  чем на приёмном, раздул проблему. Наш взводный и рад стараться, на меня наехал : «Тебе, наверное, ещё рано ходить старшим смены, не можешь людьми руководить!» Я не выдержал и высказал всё, и то, как сами ДС-ы спят на дежурстве, хотя ходят через двое-трое суток, и то, что «RS»  провели нормально, что вся документация готова в срок, но что ему докажешь, этому параноику?
    Зашёл старшина, своим генеральским взглядом обвёл нагих солдатиков, подковырнул неуместной шуткой белуджа Ширмамедова: «Сколько ни моется, а всё равно чёрный!» Сам расхохатался, не встречая никакой поддержки у ребят.
– Ну а потом? – возвращаясь  к нашей беседе спросил Лёха.
– Ну что потом, пришли в роту, а, нет, ещё, короче, Зырянов всё в кучу сплёл, настучал взводному, что утром Курашкин «ЩЛН»-ку пропустил в прошлую смену. Причем, прикинь, в тот раз промолчал, запросил повтора, чтобы заново принять кодограмму. А в этот раз «вспомнил» про это тоже, чтобы сгустить краски, мол, завалили по полной службу. Кура ему: «Ну и подонок же вы, товарищ прапорщик – Леха засмеялся: «Молодец, чётко!»
– Его потом сняли с дежурства за 20 минут до смены, там такой спор начался, все как отвязались на «кусков». После смены политзанятия, там мы тоже замполита потрепали. Весь Устав, все законы воротят против солдата, как ни подступись, везде мы виновны! НУ в общем в лучшем стиле брифинг провели, вышли из ленкомнаты и вот тут Поча развернулся...
– Опять зацепился за что-нибудь?
– Углядел неправильное подшивание подворотничков, всем приказал отрывать, никто не стал. Он своими желваками заиграл, сверкнул очками, подходит ко мне, я как раз первый стоял: «Отрывай!» – я стою, он повякал-повякал и сам стал отрывать. Всех обошёл, «обслужил». Потом опять: « Снять правый сапог! – никто ни с места. Он снова ко мне: «Снимай! – я отвечаю, мол, носков нет у меня. Запарил своим дубизмом. Он не унимается. Снял я сапог, потом другие нехотя разулись. Он говорит: «Через полчаса построение по форме, подшитые, с начищенными сапогами!» Мы ноль реакции, сапоги только надраили.  Поча обрадовался: «Ну что же, даю ещё полчаса, может теперь и подошьётесь.» Мы решили опять ничего не делать, иначе он вообще оторвётся на нас, если мы будем такие податливые.
–  Ну а чего вы не стали подшиваться? 
Я обдал себя ушатом приятного тепла, набрал новый тазик.
– Да у всех всё чётко было, не двойные, подшитые, как командир полка показывал. Просто он сам решил поиздеваться. Говорит, мол, мы уже на смене отоспались, теперь можно занятия провести. Уже полпервого на часах, а мы так и не спали после ночи. Конкретно забили на него и всё. Время вышло, он заводит меня, Барса и Мейдера в канцелярию и как наехал, заставил писать объяснительную, почему не выполнили приказа. Он видишь, хитро сделал, что  ко мне первому подошёл и приказал. Толпе то ничего не скажешь, а тут личное неподчинение! Одним словом, он подвёл всё под уголовную основу, прочитал статьи из устава, кодекса. Написал письмо родителям Барса, чтобы они быстрее ехали сюда, если им «небезразлична судьба сына!»
–  Недурно загнул дядя! –  присвистнув сказал Корякин, –  он вас перехитрил, между прочим.
–  Да я знаю, а что было делать? Ладно с этим, он , короче, выбрал своей мишенью нас, особенно меня, зло так, издевательски смотрит, и говорит, что именно на нашем примере научит других, как надо  и как не надо поступать. «Пишите – базарит – в объяснительной, что ослушались приказа, так как не посчитали нужным его выполнять!» Прикинь, куда клонит!
–  Яснее ясного, получи он такую бумагу, вам можно вешаться сразу.
–  А мы и не накатали её. Почтен такой орёл, летает по канцелярии, рядом куча кадетов, ротный сидит. Высокими словами кидается, до того договорился, что выставил нас врагами народа: «Советскую власть за 70 лет не один раз Шестаковы, Барсуковы и Мейдеры хотели переделать, да не вышло! А вы, ребятки заигрались, пора и отвечать. Я выбрал вас, и сгною вас, как лидеров коллектива! Потому, что ты, Шестаков, первый не выполнил приказ, за тобой все пошли. А вы все, вместе взятые, влияете на поведение всего коллектива!» Кому объяснишь там, что он просто ненавидит солдата, глумится по любому навету со стороны, не разбираясь, виновен ли его подчинённый, или нет. Ещё там чего-то обливал нас, обливал, ротный потом отправил нас к парням, чтобы через 20 минут мы доложили о готовности всех. Я решил подшиться, ротному уважуха по-любому. Пацаны поняли мой шаг, но сами не стали. Майор построил нас, а уже смена должна была 40 минут назад быть, один только наш взвод не поменялся. В столовую повели, что кускам ещё оставалось делать?
–  А я думаю, чего это смена аж к четырём зашла в часть?
– Той смене еды, до кучи,  не хватило, они ушли из-за столов. Весь наш призыв собрали в казарме, а другие пошли на дежурство. Тут комполка зашёл, вывел Билала с Франком, за то, что недавно молодому поддали. Ну и весь базар свёлся к неуставным опять. Позвонили с Елизово, уже в дивизии про это знают! Мы сначала приняли это за фарс, чтобы нас напугать, но, оказалось, уже в Хабаре, в армии всё известно, представь! Там, правда другая легенда ходит, будто бы смена не пошла на боевое дежурство, т.к. еды не хватило солдатам. Фамилии дежурного по столовой и  взводного ушли в армию. За то,что задержал смену, его, видать, отчехвостили. К тому же вечером, после прогулки, наши подошли к Климову и всё рассказали о Поче, как он все только силовыми методами решает.
– Обещал разобраться?
–  Разобрался уже, сегодня Почанкин совсем другой, даже тон уговаривающий, поясняющий какой-то, от бравурности не осталось и следа! – я поставил на полок пустой тазик и пошёл к выходу. Взял бельё, насухо вытер голову, не убирая капелек воды с тела, как привык делать дома. Залез в свежие панталоны, надел пижаму, потом брюки с гимнастёркой и, расчесавшись, вышел на воздух. Небо было туманным, морозец, не схватил, как обычно по утрам, только-только обнажившуюся из под пятимесячного  снежного плена землю. Слабый ветерок приятно обдавал лицо прохладой. Вышли Клим, Барсик, Мамбетов Мишка, ещё кто-то. Постояли, да пошли сами, без роты, в расположение части. Начался новый день, лишь сейчас я почувствоал облегчение после вчерашней смуты, то ли после помывки, то ли потому что поделился с Лёхой тем, что произошло. Не такие, оказывается, длинные руки у кадетов, если они берут нас нахрапом, не имея достаточных оснований. Давят лишь на обязанности, забывая про наши права и уважение к людям. Им выгодны молчуны и соглашатели. Хотя звонок прозвенел и для нас, всё надо делать, как положено на службе, и выступать, всё тщательно обдумав...