грёзы и кошмары наяву

Любовь на картинах Марка Шагала,
Кандинского краски, мазки и штрихи,
запах - тюльпаны или пиастры,
дым от костра, песнь от тоски, 
фрески, Дионис или Адонис прямо из Греции,
Рим или нежность Лукреции, величие Лувра,
то, чего я никогда не встречал,
а ещё остальное, -
вереницу Грузинских скал,
абрикосовых древ, мандариновых,
яблонь, плодов набухающих соком,
залп оркестра Стравинского, игру Паганини 
или венки на которых Святой возлежал,

но

мне снились сны,
длинные тянущие ночь за собой перламутром,
где яркие звёзды на фоне сливового цвета
размытые горизонтом от анфилад до бозонов,
ожидая восходов слепящего круга над царственной сенью,
сопутствуя им возносилась и молодость  вереска или сирени.

блуждая скрюченным телом меж тысяч соцветий
мне там встречались лишь беззаботные дети
с глазами полными неги, а из кристальных озёр
прыжками в пространство плевались
шершавые боги в образе рыб - нерп, щука, форель,
вехи спустя они замерзали во льдах медленно тающих глыб,

но

я просыпался,
с колючей щетиной,
тёр щёки и лоб разлепляя глаза,
смотря в потолок, как в те небеса,
что недавно мне снились,

за окном
громовая немилость маринованных туч,
дождь кричал, как фальшивая скрипка,
на лице умирала улыбка, 
не хотелось вставать, что-то делать,
за чертой всё одна переспелость,
огрубевшая палая роща
словно красная пьяная рожа
колыхалась, как рож на ветру,
в переулке, под аркой, в снегу,
за тенью разбитых зеркал,
желтизны фонарей и дворовых решал,
что грызут языками всю ту нежность,
растлевают пространство и слово,
наковальня их рот,
и взведённый курок - цепкий палец
обведет вокруг всех, голодранец,

но

я в грёзах блуждал до заката,
и мерещилась мне то Джакарта,
то Сибирь со своими хребтами,
люди с гильзами и ножами,
люди со слёзными потрохами, 
люди с улыбками полными тайны,
с проводами в руках, молотками
или где-то лежат штабелями,
под сиянием ламп, канделябров,
обедневших, ну, и без лавров,
затонувших в прудах и озёрах,
погребённых под горькой землёю
и воскресших над головою,
что творцов, что трудяг, что бездомных,
как тот каменщик или плут,
без дворцов, Колизеев, лишь домны   
что им больше, что меньше, без разницы,
хотели лишь жить, чуть проказничать
ожидая конца преступления,
как итог это смерть поколения,

но

я вновь засыпал в своей комнате,
так боясь, что стихов вы на вспомните
на которых оставил всю душу,
всё нутро своё выдав наружу.