Судите сами
о детстве,
Бабушке моей.
Теперь, сквозь годы,
точно знаю,
Что не было любви сильней.
Меня без меры баловала –
Позволить всякое могла,
Капризам вечно потакала
И не ругала никогда.
Какими были выходные,
Каникул чудная пора, –
Когда меня к ней приводили –
Те игры с самого утра...
Звала ко мне всегда подружек
И угощала всех с лихвой.
Для развлечений и игрушек
Идей хватало с головой.
Играли в пьяного мы папу,
Войнушку, в прятки, в казаки...
Просила бабушку по блату
Вести гигантские шаги.
Стояла с вилкой на пороге,
Когда неслась я с детворой —
Держала драник наготове,
Чтобы схватить могла рукой.
Когда хотелось земляники,
Она бежала на базар,
Мои чтоб слышать счастья вскрики
Могла достать и солнца шар.
Из года в год на дни рожденья
Ко мне звала она друзей,
На стол расставив угощенья
Для самых дорогих гостей.
Она любила цирк безумно,
Кумир её был Карел Готт,
И оперетты безусловно –
Высокий Кальмана полёт.
Из музыкалки ненавистной
За пончиками сразу шли,
Стакан какао неказистый –
Скрипичные запить ключи...
Она так трепетно будила,
О, это целый был обряд...
На Первомай всегда ходила
Со мной на праздничный парад.
Я с бабушкой была на море, –
Вставали с нею петухи –
И приносила она вскоре
С базара полные кульки:
Арбуз, большие помидоры,
И персики, и виноград –
Дары столь щедрой южной флоры
Я пробовала наугад.
Миндаль зелёный, бархатистый, –
В нём цедра белая была –
На набережной золотистой
Я бесконечно есть могла.
А море рядом всё шумело,
В закатном свете плыл корабль
И не было мне вовсе дела,
Что дни летят как дирижабль...
Мы в лунапарк ходили часто,
Качели – страсть любила я,
От непривычного контраста
Была как пьяное дитя.
Сентябрь, и первая линейка,
И гладиолусы в руке,
А я как новая копейка,
Моя бабуля вдалеке...
Ко мне неслась на перемену,
С работы выбежав едва,
С едой, подобно супермену,
Проверить или я жива.
Мне нравился тот старый город,
Что Австро-Венгрия дала,
Я не искала даже повод,
Бывать, где бабушка жила.
Родителям квартиру дали,
Когда мне было восемь лет;
Нас новостройки ожидали,
Увы, совсем не раритет...
И в школу страшно добираться,
Особенно, когда зима,
Мне не пришлось тогда бояться –
Я никогда не шла сама.
Летела бабушка навстречу
С другого города конца,
Назначив тайную нам встречу –
Мы всё скрывали от отца...
Отец мой, – сын её любимый –
Порою был невыносим,
И воспитательством гонимый,
Весь в ярости, неумолим.
Я так любила её сказки,
Всю кашу скушав до конца,
О детях, что не знали ласки
В детдоме, ранящем сердца.
Она была врач-педиатр
В том доме, где грудных детей,
Судьба которых – драмтеатр,
Лишала пап и матерей.
Как бабушка любила солнце,
Ведь родина её – Ташкент! —
Едва заглянет свет в оконце,
Она во двор на табурет.
Сметанный торт её волшебный,
Наполеон и пирожки;
Секрет во всём храня врачебный,
Всё в Лете – имя той реки.
Меня просила, умоляла,
Чтоб папе не сказала я, –
Она от рака умирала
И операция поздна...
Жаль, папе рассказала.
Ах, если б ведала тогда –
Подростком разве понимала,
Какие ждут её года?!
Она так страшно уходила,
Увы, совсем не в старость лет;
Как далеко её могила,
Чтоб принесла я ей букет...
Но в сердце всё хранится прочно,
Любовь по-прежнему жива,
Ангел-хранитель знает точно,
Ему ведь не нужны слова.
11 - 13 апреля 2020
Р. S. Поэма написана под впечатлениями, которые остались после моих посещений одного старого военного кладбища, где я в то время слушала аудиокнигу Дины Рубиной "На солнечной стороне улицы".
(Годы жизни бабушки:
14 декабря 1927 -
10 января 1992)
https://youtube.com/watch?v=Bi_Tth_56aQ&feature=share9
Любовь до слепоты
http://stihi.ru/2022/02/18/8943
Свидетельство о публикации №120050606488
Нет слов, одни слезы .
Роза Эйдельман 15.02.2021 02:10 Заявить о нарушении