Стихи о войне

       Держись!       ( К 75 летию освобождения Ленинграда от блокады)

Об острый лёд стирая шины,
Как муравьи, цепочкой в ряд,
Ползли по Ладоге машины,
Дорогой жизни в Ленинград.

Вновь кузов доверху набит –
Тут перевес не наказуем.
В пике заходит мессершмитт.
Держись, Газок! И мы газуем.

В машину я как будто врос.
Зигзагом шли, кренились в юзе,
А если б не было колёс,
Мы б перекатом, мы б на пузе.   
               
А если б в кузов пулемёт!
Да если б друг у пулемёта!
Барханом снежный перемёт –
Притормозим у перемёта!            

Уменьшиться бы, мухой стать,
Ведь сверху всё, как на ладони.
И можно нас пересчитать
По пальцам… Взрыв! Машина тонет!

Нет. Промахнулся. Вновь не я.    
Мотор дымится на пределе.         
Сомкнула губы полынья,
И чьи-то души отболели.

О, если б ненависть к врагу
Мы в пули перелить сумели,
Все  мессершмитты на снегу
Давно бы сбитыми горели.

Так выручай, метель! Мети!
Зима, яви  своё коварство!
Дай нам возможность довезти.
Хлеб детям, раненым лекарства.

И вновь бойцы пойдут  туда,
Где из окопов в Рай ступени,
И не позволят никогда
Встать Ленинграду на колени.

Убьют, восстанут из земли!
Пусть знает враг – и так бывает!
…Ох, карбюратор барахлит,
И ручка  в дверце заедает.

Держись, Газок! И мне не в мочь,
Но я терплю. Поверь, так надо.
Машины увозили в ночь
Бессмертие для Ленинграда.          

               
      
                Я вернусь!

Ветер ищет приюта в прореженных осенью кронах,
Не находит и треплет со злостью макушки берёз.
И деревья покорно склоняются в низких поклонах,
Только кряжистый дуб не относится к ветру всерьёз.

Ну, подумаешь, дует! Да мы не такое видали.
Ну, подумаешь, треплет! В войну доставалось не так.
Нас осколки секли, мы на воздух без крыльев взлетали.
Сколько минуло лет, а по-прежнему в шрамах овраг.

Мы с ним помним тот бой. Затихал он и вспыхивал снова,
И события те не подёрнулись патиной дней.
Помню, как командир на руках нёс бойца молодого,
Помню, как он упал на колени под кроной моей.

«Я с тобою, сынок!» – говорил, по лицу его гладил. –
«Я тебе помогу. Ты не бойся, ты только держись!»
Бинт от крови промок. Стали алыми русые пряди,
И сквозь пальцы в траву утекала короткая жизнь.

Он сапёрной лопатой отрыл неудобное ложе.
Холмик соорудил,  и всё время шептал, как в бреду:
«Ты храни его дуб! Я же знаю: ты сильный, ты сможешь,
Я к вам скоро вернусь, довоюю и сразу приду».

Только он не пришёл. Не забывчивость в том виновата.
Виновата война… Сколько их не вернулось назад…
А на месте на том, где покоится тело солдата,
По весне белым цветом пролески, как свечи, горят.

Ну, а дуб-старожил пишет письма на бронзовых листьях,
И с надеждой вверяет их в распоряженье ветров.
Эти письма дойдут, и могилы всех павших отыщут,
И героев вернут под знамёна Бессмертных полков.

Солдатским матерям
             
Солдат упал на пыльную дорогу
Сожжённого фашистами села.
А мать ждала, она молилась Богу,
Надеялась, молилась и ждала.

Когда же похоронку получила –
Поверить, что погиб он, не смогла,
Дуб на холме высоком посадила,
Надеялась, молилась и ждала.

Живой он! Я не видела могилы,
Я мужа смерть едва пережила…
И к дубу каждый день она ходила,
Надеялась,  молилась и ждала.

Дубок окреп и к солнцу потянулся
И поутру, когда стоит туман,
Ей всё казалось – сын с войны вернулся,
Идёт домой, оправился от ран.

Не знаю я, кто это так придумал?
Как сердца боль перетекла в гранит?
На том холме с величественным дубом
Мать в вечном ожидании стоит.


        ***

Старушка гладью вышивала.
День за окном совсем поник.
С иголки красота стекала
Ажурной вязью на рушник.

Очки немыслимых диоптрий
И в тысячу свечей ночник.
Печаль и грусть, вразброс и оптом,
Ложились гладью на рушник.

Чуть голову приподнимала
И вслушивалась в тишину...
Старушка гладью вышивала
Любовь, замужество, войну.

Вот раньше всё бегом бывало,
А нынче некуда спешить...
В иголку с ниткой заправляла
Старушка прожитую жизнь.



Расцветали яблони в сорок пятом

Расцветали яблони в сорок пятом,
Да не белым цветом, не розоватым,
Как всегда весной до сих пор бывало,
Зацвели вдруг яблони алым-алым.

Да откуда ж цвету такому взяться,
Надо бы подумать да разобраться,
Что война с природой ты сотворила,
И какие силы в ней пробудила?

Видно, крови пролито столько алой,
Что в себя земля её не впитала –
Сквозь земные поры она сочилась,
Алым цветом в яблонях проявилась.

Видно, чтобы скрасить развалин груды,
Появилось в мае такое чудо,
Чтобы те, чьи близкие не вернулись,
Подивились яблоням, улыбнулись.

Дружно цвели яблони в сорок пятом,
Каждая как памятник всем солдатам,
Как наказ живым – помнить поимённо!
Заалели яблони, как знамёна.


 Штрафная рота

Огня не выдержав, легла штрафная рота.
Совсем немного не дошла она до дзота,
А он расплёвывал свинец куда попало –
И всем казалось, что конец, что всё пропало.

Нам не положено лежать, штрафная рота!
Хоть доползти, хоть добежать должны до дзота!
И пусть останется в живых лишь четверть взвода,
Нам даже мёртвым всё равно нужна свобода.

А ну-ка, встали как один, штрафная рота!
Ох, писарям мы зададим опять работы!
И мы проклятый этот дзот со злости взяли,
Но вот «За Сталина, вперёд!» мы не кричали.

Со страхом маленький конверт мать дома вскроет
И прочитает в нём ответ «Погиб героем»,
Не от болезней, не в тюрьме, как враг народа,
Погиб за Родину в борьбе и за свободу.

Там нет имён, там нет знамён, мемориала,
Там время холмик небольшой с землёй сровняло.
Овраг раскинул два крыла, как в Рай ворота.
Там, в сорок первом полегла штрафная рота.
      
     Хатынь

Речка, зелёный луг,
Неба летнего синь
И пулей навылет вдруг –
Динь! Дон! Динь!

Тревожно гудит набат,
Сердце рвёт на куски:
Не было здесь солдат –
Лишь дети и старики.

Смилуйся! – умолял
Тот колокольный звон.
Ярко сарай запылал –
Динь! Динь! Дон!

Спасите! Сгорит дотла
Мученица Хатынь!
Кричали колокола:
Динь! Дон! Динь!

Смеялись пьяной толпой,
Забыв о смертных грехах.
Старик идёт как слепой,
Мёртвый внук на руках.

Колодцев блестит слеза.
Господи, не покинь!
Это забыть нельзя –
Динь! Дон! Динь!

Это нельзя простить.
Это не оправдать.
Спрятала на груди
Дитя, умирая, мать.

Вырвался из Земли
Душ убиенных стон –
Люди, как вы могли?
Динь! Динь! Дон!

Приеду в Хатынь, как в храм,
Отвешу земной поклон
Глашатаям колоколам –
Динь! Динь! Дон!             


Прошлого у нас не отобрать!

А может быть, не будем вспоминать?
Не будем бередить былые раны?
Ведь на парадах скоро ветеранов
Ребёнок малый сможет сосчитать.

Так может  и не надо ворошить
Священные солдатские могилы?
Всех не отыщешь, что ж нам тратить силы?
Живым живое. Будем просто жить.

Нет! Прошлого у нас не отобрать!
В Бессмертный полк вливаются колонны
Героев, коих было миллионы,
Не пожалевших жизнь свою отдать.

За то, чтобы спокойно жили мы,
За то, чтоб наши радовались дети,
Чтоб семена коричневой чумы
Не прорастали больше на планете.

Чтоб новый самоявленный царёк
Не возвеличил собственную расу,
И тех, кто не подходит по окрасу,
На муки и на гибель не обрёк

Ты украинец, русский ли, грузин –
Не важно. Всех война объединила.
Забыли? У нас общие могилы!
И День Победы он у нас один…

Не довелось в союзе долго жить.
Свои шевроны завели и флаги.
Но, вспомните тот общий на Рейхстаге
Лишь вместе удалось нам водрузить!

Мы помним всё, что ты забыл сосед.
Идёшь на Запад? Что ж –  мы не неволим,
Но никому на свете не позволим
Переписать историю побед!               
                Кожевникова Н.