Сердце матери

Они вошли, как звери! Да, что вошли? Ворвались!
Словно голодная цепная свора псов.
Ломали двери, ржали и ругались,
Пинком могли открыть любой засов.

И забирали всё, без всякой там оплаты,
Шныряли утром, вечером и днём.
Молились люди: «Не сожгли бы хату?
А то ведь по миру с детьми пойдём?»

Стояла мать, крестом, сложивши руки
И всё ждала, когда наступит ночь?
Там, за селом, в бревенчатой разрухе,
В заброшенном хлеву прятала дочь.

Красавицей росла, в самом соку дивчина!
А фрицам что? Им лишь бы погулять.
Их наглая, бесстыжая личина
Разве смогла б пред девкой устоять?

Вот стихли, наконец, угомонились звери.
Где пили, ели, там же легли спать.
А матери, к утру лишь зорька заалеет,
В село вернуться надо бы опять.

Взяла свой узелок и со двора украдкой,
Прошла вдоль батареи спящих псов.
Как будто бы смотрела, для порядка,
Надёжно ли закрыт дверной засов?

Сама в калитку разом поспешила,
Она же знает: « Дочка маму ждёт!»
Но, что-то так в груди вдруг защемило?
А сердце материнское — не лжёт.

«А там вдали, кажись, мелькают тени?»
Ещё быстрей засеменила шаг.
«И кто там может быть в такую темень?
 Не уж-то, и сюда добрался враг?»

Кругом разруха...Как-то жутко стало:
«Устала. Слава Богу, добралась.»
Дверь приоткрыла и тихонько прошептала:
«Ты, дочка, уж, наверно, заждалась?»

В ответ — ни слова, лишь слышно сопение.
«Не дождалась, уснула крепким сном.
Сейчас прижму к груди своё творение
Ну, ничего, покушает потом.»

Но вдруг смекнула: «Что-то тут не ладно?»
Открыла настежь дверь, для света от луны.
На сене фриц лежал, с разодранным всем задом,
А рядом вилы и, похоже, все в крови?

Не знает мать, сколько стояла без движенья?
Не получалось страх свой превозмочь.
И понимала материнским размышленьем,
Что от фашиста защищалась дочь.

Тихонько вышла, прикрывая двери,
И знала: «Смерть пришла врагу!
Но нет, они не люди — они звери,
Помочь ему - я просто не могу.»

Искала дочь, молилась и ревела,
И по полям, и по оврагам всем прошла.
Вдруг вдалеке приметила стог сена
И быстро, напрямик, к нему пошла.

Рассвет уже серел и петухи запели,
Тихонько отступала злая ночь.
А мать тащила ноги еле-еле
И всё просила Бога - ей помочь!

Лишь к стогу подошла и рухнула без силы,
И даже двигаться, уж, больше не могла.
Перед глазами: окровавленные вилы
И тело бездыханное врага.

«А где же дочь, кровиночка родная?
Что с ней теперь? Жива или мертва?
Сейчас пройду от края и до края,
Быть может, видел кто-то из села?»

Привстала. Тихо вроде? Обернулась.
Вдали виднелись силуэты хат.
Зашла за стог и комом поперхнулась,
Лежала в сене дочь, а рядом автомат.

К груди прильнула: «Дышит, Слава Богу!»
Проснулась дочь, услышав мамин плач.
И начала рассказ, сбиваясь по-немногу,
Как приставал к ней тот ночной палач?

«Вот, прихватила, то - трофей от фрица!
Ему теперь он больше ни к чему?
А нам с тобой он может пригодиться,
Ведь там зверьё гуляет по селу.»

Утёрли слёзы и пошли к дороге,
Идти в село решили — а куда ж ещё?
За дом они теперь были в тревоге,
И шли, трофей повесив на плечо.

Вдруг появился клуб дорожной пыли,
Но мысли не было, чтоб повернуть назад.
Вдали колонной двигались машины,
Похоже было, что везут солдат.

Тут сразу поняли: «Грузовики-то наши!
Советский развивался красный флаг!»
Пошли смелей, теперь уже не страшно,
Солдатами разгромлен будет враг!

«Сынки, родимые! Вы — есть наше спасение!» —
Кричала мать, пытаясь всех обнять.
«Вот, наконец-то, кончились мучения
И мы теперь спокойно будем спать!»

В ответ — солдаты только улыбались
И каждый, в женщине увидел свою мать!
Ведь, каждому из них, давно мечталось,
Вот так же крепко мать свою обнять!

        ( Стих написан к 75-летию
           со Дня Победы в ВОВ)