Жисть. Отломок первый и второй

Отломок первый.

                ЖИСТЬ

                «Вот ты думаешь, это мне дали 15 суток?
                Не-ет, это нам дали 15 суток»
                «Напарник». Операция «Ы»

       «О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!»
                А.С. Пушкин.

Жизнь – есть величайший дар,
правильно распорядиться которым могут не все,
«вернее… не только лишь все, мало кто может».
Точка. Вот так вот – нокаут!

А что говорили о жизни великие?
Например – Энгельс.
Ну-у тот, чья переписка с Каутским
условно предана огню.         
Но рукописи, как известно, не горят!
И вот Фридрих наш Энгельс определял жизнь,
как способ существования белковых тел
в постоянном обмене веществ
с окружающей их внешней (дикой) природой…

Ой, простите великодушно, – это сложно!
Да и об Энгельсе мало кто знает уже…
а на фоне неведения мОлодежью
автора полонеза Огинского будет понятней так:
«житие мое… – какое житие твое, пёс смердящий!».
Да. Да-а! Так – вернее.
Ну, и вдогонку от Ремарка:
«Жизнь – это то, что в данную минуту происходит»! 

И вот это-то и кажется мне самым главным!

А случается в жизни разное, нередко – безобразное
и, зачастую, бессмысленное, мелкое и пустое.
И отличается один путь от другого
только количеством ошибок и глупостей,
да степенью осложнений от них.
Здесь мой поклон в сторону Шопенгауэра:
«То, что людьми принято называть судьбою, 
является, в сущности, лишь совокупностью
учиненных ими глупостей»!

Что ж: такова селяви, – 
как сказала бы «продвинутая» юность,
на мгновение выныривая из модных гаджетов,
купленных под нехилые проценты в кредит,
или оторвавшись от горлышка бутылки с пойлом
вроде бы пива!

И мне из остатних сил ещё можется воскликнуть:
«спасибо партии за это»!
А вы можете спросить и непременно спросите:
а при чём здесь партия? И ка-ка-а-та-ка-а партия?!
«Есь, е-е-сь такая партия!» –
мог бы, да уже не сможет ехидно подтвердить
Дэвид, который – Рокфеллер, лукаво прищурясь.
Уж он-то зна-а-ал!

А жизнь происходит и проходит,
складываясь-таки из прожитых годков,
годки из месяцев, месяцы – из дней.
Всё предельно просто.
Вроде бы…
Но же ведь главное – наполнение этих дней-годков!
Э-эх, раньше наполнение жизни моей было таково, –
на троих хватило б, да и то – с трудом бы потащили,
а теперь – уныло и пресно как-то…
Беспросветно.   

Теперь все дни, как под копирку,
и тянется один долгий, но бесцветный
и непрекращающийся день – День Сурка.
Прекрасна иллюстрация этой мороки
от Виктора Коркия:
«один и тот же день меняет числа»!
Мдя… и это – моя сегодняшняя жизнь, 
жизнь конкретного индивида в Москве.

Москва – город особенный, эдакий
переполненный затейливыми созданиями ковчег
с предельно суетным ритмом бытования.
Некий абсурдный школьный класс,
где непостижимым образом собраны в кучку
несовместимые в принципе персонажи.
От первачков –
редких ангелочков со сметливыми ликами,   
в большинстве своём невнятно-серых середнячков
и деточек в подгузниках, колупающих в носу
и отгружающих «козы» в рот,
пуская слюну по подбородку;
до – выпускников-выпускниц,
большая часть которых пока только примеряет
различные неприятные маски, вы-би-ра-а-я…
Но отрадно – имеются и нормальные «заготовки»,
намеревающиеся, не отбывая свой срок,
прилежно учиться далее и, даже, – честно трудиться.
И вызреть-таки в человека.
Дай им бог!

Мой год традиционно начинается с весны,
видимо, оттого, что родился весной и потому
начну жизнеописание своё в диковинном «классе»
с весны…

                ***

Мне ещё нет и 3-х лет, но вот – первые впечатления
моего присутствия в этой жизни…
Ведёт меня отец из загородного детского садика,
ручка моя – почти вертикально, смотрю на отца
и вижу яркое голубое небо и лёгкие облачка.
Вдруг, поверх головы родителя вплывают
две симпатичные девичьи головки
(да, я уже умел отличать симпатичное от обычного!)
и, видя наш с отцом ступор, девушки, смеясь,
обходят нас и растворяются в солнечном свете.
Успел заметить только, что был им папа по плечо,
при своём-то росте за метр восемьдесят.
Это было моё первое изумление в жизни…

Второй эпизод из той весенней поры –
гуляет моя детсадовская группа: все деловито
копошатся в компаниях по интересам;
вокруг воспитательницы, сидящей на скамейке,
вьются девчонки, только я неприкаянный
болтаюсь по вольеру, пытаясь где-нибудь присесть.
Несколько раз останавливаюсь напротив
единственной скамьи и молча, с раздражением,
смотрю в упор на счастливчиков,
которые, по всей видимости, и не собираются
освобождать площадку. Наконец не выдерживаю
и, обращаясь к воспитательнице, почти кричу –
уступи же мне место, не видишь, я болею!
Дальше что-то мутное, вязкое, суета и провал.
Стробоскопические картинки: лежу один
в огромной садовской спальне и мою кровать
укачивают волны лихорадки. У меня – корь,
температура за сорок и уколы, уколы, уколы…

                ВЕСНА

Пора надежд и пробуждений,
томлений смутных, возбуждений… 
Счастливая пора возрождения и обновления.
Невеликий, но шанс – изменить что-то к лучшему,
выйти из режима функционирования на новый виток,
распахнуть своё сердце навстречу скорому цветению
вербы, вишни, сирени, каштанов…
И сама собой напевается песенка из фильма «Весна»:

«Журчат ручьи, слепят лучи,
И тает лед, и сердце тает,
И даже пень в апрельский день
Березкой снова стать мечтает»…

Что ж, – вполне себе справедливая песенка!

И: каждое утро, насилу скинув остатки снов,
поднимаешься, едва завтракаешь, собираешься
и суматошно устремляешься в жизнь – 
существовать, обмениваться, впечатляться.
А впечатляться есть чем: кругом – гомо сапиенсы.
(Какое щастье!)

А снился же мне этой ночью мой первый поцелуй.
Вообще – первый, не мальчишечий в детском саду,
а препубертатный, сладкий,
искривший от напряжения и полный истомы.
Что-то невыразимое пронзало меня ласково,
стискивало всю сердцевину мою
и, вибрируя, медленно угасало…
Жаль – то произошло в «игре»:
мне выпало поцеловаться
с непривлекательной пухлой девочкой;
а мог бы он быть ещё и ещё острее, –
укажи случай на симпатичную мне барышню,
которая целовалась с Саньком С. – Лаврентичем, –
белобрысым балбесом-второгодником,
моим одноклассником и сподвижником на то время.
Причём, и я ей нравился, что чувствовал наверняка.
А было мне о ту пору лет одиннадцать…

Вообще же, меня с самого детского сада
крайне интересовали девчонки и…
молодые воспитательницы.
Ах, как же я завидовал мельчайшему Витьке Сычёву,
который, заигравшись, вдруг оказался
под широкой длинной юбкой у воспитательницы
и застрял там, копошась, на продолжительное время!
При этом – оба повизгивали.
Пожалуй, тогда я впервые и испытал что-то
очень похожее на вожделение.

Но: выходишь из дома, поспешаешь на остановку,
а под ногами каша из мокрого снега
с убойным количеством едкого реагента.
Ярко проявляется солнце, что для москвича –
ах! такая редкая радость и вминаешься-таки
в салон автобуса, пробиваясь к (тьфу!) валидатору.
Ва-ли-да-а-то-ру! (как в анекдоте – экс-пе-ди-ци-я!).
И тут же неотвратимо и как бы ласково-заботливо:

«За неоплаченный проезд взимается штраф
в размере одной тысячи рублей,
за неправомерное использование
персонифицированной льготной карты –
две с половиной тысячи.
При неоплате штрафа
в течение шестидесяти дней –
штраф взимается в двукратном размере,
либа налагается административный арест,
либа – обязательные работы».

И эту объяву приходится слушать
раза три-четыре за одну поездку!
К ней же: «ради вашей собственной безопасности»…
блин! будто бы бывает наша не собственная?!
И это даёт вполне определённый настрой на день,
который уже начинает усугубляться
непрерывным оглушающим шуршанием
пластикового пакета одной из тёток,
и самозабвенным копанием её в своей
бездонной сумочке до конца поездки.
Другая тётка – чихает и кашляет, кашляет и чихает…
чихает на всех! А люди-пассажиры говорят,
говорят-говорят: говорят друг с дружкой,
говорят и по мобильникам –
никак наговориться не могут.
А что говорят, что несут в мир, обогащая эфир,
чем хотят удивить, порадовать,
что так нетерпеливо пытаются сообщить миру?!

– Аллё? Это я! Чё? Не понял… да нет в автобусе…
чё? да на работу еду… нормально…
ха-ха-ха (ритмические выдохи).
А ты спишь ещё что ли? Аллё? Э-э-э-э… 
Не слышно. Ща перезвоню…
И всё это с какой-то непоколебимой уверенностью,
нимало не смущаясь своей дремучей дикости,
с ясным взором идиота – на весь салон автобуса. 

Или:
да я вам вчера отправила по почте все материалы!
Что? Нет-нет… нет… нет… да, угу… нет… не-ет…
ну-у, щас приеду на работу – продублирую.
 
Или рядом: курды-берды, курлы-мурлы
и ещё много чего восхитительного,
чего я просто не сумею воспроизвести.
И всё это – о-очень не тихо!
А уши вянут…

А в это время:
«Молодой человек забрался на крышу электрички
на станции «Солнечная» в Москве
и получил удар током, от которого скончался»*
(Э-эх, красивое имя – Зацепер).

Наконец, выходишь из автобуса на волю
и перед нырком в метро закуриваешь,
а на пачке сигарет – крупно: «БЕСПЛОДИЕ»…
Как пощёчина!



==============================================


Жисть. Отломок второй 

                ***

Как показал весь мой пройденный путь:
я – хлебосольный хозяин.
Гости для меня – святое! Сам не поем, не выпью,
а гостей попотчую всласть!

Где-то в возрасте 6-7 лет,
я с моим товарищем по детсаду Колей У.
остались у меня дома одни на короткое время.
Как водится: поиграли, пошумели, помолчали…
и заскучали.
Я же, явив радушие, предложил Колюне,
глядя на забытую отцом красивую пачку сигарет:
а не покурить ли нам, брат Коля?
Кубинские сигареты так вкусно пахли!
Коля солидно согласился и мы закурили.
Степенно попыхали немного,
он – поменьше, я – побольше. Покашляли.
Мне – ничего, а Колюн сдуваться начал:
помутнел, позеленел и ослаб основательно.
А тут и родители пришли. В общем-то, вовремя.
Суета, колгота, гомон: Колю срочно эвакуировали…

В будущем Коля так и не закурил,
а я – грешен, курю. И никак не могу бросить.
Даже – бросать бросил.

Но, закончив перекур, спускаюсь в подземелье…

                ***

Московский метрополитен,
исключая станции эпохи экономной экономики,
по совокупности, – самый красивый в мире!
Пожалуй. В сущности – это город в городе.
Здесь и рождаются и умирают
(ох, уж этот чёртов чёрный пластик!), 
создаются и распадаются семьи,
проходят бои без правил; здесь поют и пляшут,
дают представления, торгуют и обирают.
Значительная часть жизни москвичей
и всяческих приживальщиков происходит в метро – 
самом демократичном транспорте,
где стоят, почти обнявшись, –
спесивый представитель офисного планктона
и замурзанный гость столицы
с безразмерной пластиковой сумкой в руках
или внушительным рюкзачком за плечами,
где на диванчике рядом с духовитым бомжом
трудится над собой молодая нимфа, рисуя лицо.
Причём, в радиусе полутора метров – никого:
уж слишком тяжелы миазмы.
Ей же – сам чёрт не брат!
А как изумительно смотрятся норковые шубы
на объёмных тётках, увешанных сумками
да в меховых же касках, – стиснутых мужичками 
в спецовках с чемоданчиками и рюкзачками?
Интересно – а что носят люди в рюкзачках?
Ведь не туристы-альпинисты, не диверсанты?!
А, судя по габаритам и весу некоторых вещмешков, 
они вполне себе вмещают средних размеров сейф!
Хотя… всё своё ношу с собой.
Своё «я» и носят!
Ну, и как не продолжить Алексея Дидурова?! –
скажи, чего несёшь, и я скажу, кто ты!

Публика сидит и стоит, уткнувшись в гаджеты.
Рядом – вроде бы солидный зрелый мужик
чего-то тюкает, сопит и шмыгает.
Думаешь: прилежный чел доделывает работу,
ан, оказывается – режется в пустую игру.
И страстно, целиком отдаётся этой никчёмности.
А было время: люди читали книги,
деликатно поглядывали друг на друга, флиртовали.
Да и просто – могли подумать о чём-то важном.
По-ду-мать! Похоже, сегодня нет времени думать,
а у кого-то и возможности нет. Кончилась.
Сегодня – время действий: стихийных, внезапных,
поспешных и разрушительных большей частью!
Увы… 

А в это время:
«На станции метро «Технологический институт»
в Санкт-Петербурге впервые родился ребенок.
До этого случаи родов в метро северной столицы
зафиксированы не были. Теперь же сообщается,
что мать отказалась от своего малыша»*.   

И сегодня в метро – как обычно: толкотня, духота.
И вот на одной из станций залетают в вагон
крупные и потные биологические объекты
в дурацких бейсбольных шапочках, но 
с закупоренными слуховыми проходами,
да с мешками за плечами и ну-у поворачиваться.
На «некст стейшн» – добавка подобных.
Сразу припомнилось:

«в вагон метро зашли парашютисты
но оказались те ещё радисты
и все как на подбор глухонемые
а если ко всему и голубые?!»

Кстати ли всплывает в памяти
забавная инструкция со стены вестибюля метро:
«Если ты оказался в заложниках»? (!)

О-ох! Перебегаешь в соседний вагон…
А и в нём энергичные дамы с торсами атлетов
и со взорами готовыми организовать скандальчик,
да бородатые развязные гортанные мальчики,
да мужики в платках.
И о-очень много людей в намордниках…

Однако спасительно снимают напряжение
от подземного путешествия впритирку с массами, – 
эпизоды с «поезд дальше не идёт»!
Не-и-дёт!!! Но!
Но некоторые мощные тётки
и отдельные мечтательные деушки
буровят двери вагонов, узрев свободные места
для пристраивания своей кормы или задика; 
вламываются, не дав контингенту покинуть вагоны.
Причём идут на прорыв решительно, приоткрыв рты
и сияя очами! А свет очей их – мутен и зыбок,
словно марево пустыни в полдень!
И сидят в одиночестве, поводят головёнками
да удивляются, мол, куда народ подевался-то…
до третьего или пятого повторения:
«поезд дальше не идёт»!
 
А в это время:
«фанат ЦСКА пырнул сына ножом
за любовь к «Спартаку» и сел в тюрьму»*

Выходишь из метро, а солнце уже привычно утопло
в нагромождении облаков цвета грязной лужи. 
И тут как тут: «симка-а-арты, симка-а-арты»!
Но каким-то необычайно гунявым голосом,
мгновенно вызывающим подташнивание.
Закуриваешь. На пачке – «ИНФАРКТ МИОКАРДА».
А это не может радовать. Никак!

Вливаешься в поток гуманоидов, бодро трусящих
в офисы-соты бесчисленных бизнес-центров.   
Кто эти люди? Откуда? Зачем?
Зачем их столько на квадратный метр?!
Верно, мерчендайзеры какие-то или девелоперы?
А может быть даже тренд-хантеры?
Или супервайзеры? И все – как в униформе:
зауженные коротковатые брючата, 
кургузые пиджачки (чаще ярко голубые) –
и всё довольно качественное и достаточно дорогое;
носочки, как подследники у женщин,
мужественные волосатые лодыжки
и непременный атрибут – стильный портфельчик,
но – о, ужас! – встречаются и с рюкзачками.
Ох, и на пиджачах да в клеточку…
Обязательно – значимые лица!
Они не идут на работу – несут себя на службу:
рисовать графики, совещаться, сговариваться.
Раньше такие толпы шли с песнями на фабрики,
на заводы – производить необходимые стране
материальные ценности… 
Э-эх,  «г р ё б а н ы й   Э к и б а с т у з»!

А в воздухе роятся-мельтешат: да ты чё?!
да ла-а-дно! а-а-а, сразу не понял, ну да-а…
а ты? ха-ха-ха (ритмические выдохи)… а она? 
И практически все беседуют по телефону.
Заметил, как сильно разнятся люди
вопрошающие алло? от тех, кто говорит алё…
Мне по нраву больше первые.
И ещё те – кто не носит бейсболок, рюкзачков,
не делает «селфи», не начинает речь с распевок:
а-а-а, э-э-э, ну-у-у, м-м-м-м…
И все как сговорились –
цитируют сатирика Задорнова: да нет наверное…

=======================================
* – не буйная фантазия Автора, но выбранное им 
из новостной ленты.

Продолжение в книге