Облизывая слюну гения

Пролог романа «Жаркие ночи Бостона».

В общем так, Виктор.  Шутки в сторону.  Есть причина, по которой я бесконечно проецирую свои фантазии на твой экран.  Всего обсудить сразу нельзя, но я решила начать писать исследование о женском унижении глазами мужчины.   Торчу на краю жизни зазря – обкурилась твоими стихами.  Для работы мне необходима абстрактная аналитическая система мышления вроде твоей.  Я думаю, все тут согласятся, что ты, сияя, ослепителен, сексуален, опасен и красив.  Я вся натянулась вместе с беспроводным нервом моего телефона.  Чувствуя твое фундаментальное одиночество, хочу разделить его с тобой ночью.  Я...  питаю слабость к определенным видам плохого искусства.  Дело в том, что плохое искусство делает зрителя активнее...  И раньше, чем ты успел отвернуться, за нами захлопнулась дверь.

P.S. Ты такой красивый, а я как треснутая ваза, через которую просачивается уязвимость.  Внутрь.  Из мира ко мне.

P.S.S.  Старомодно и вульгарно.  Я хочу, чтобы ты любил меня сегодня именно так.

P.S.S.S.  На какую реакцию я рассчитываю?  Волнующе, обнаружить себя в твоих крепких объятьях.   Анархиста.  Сторонника беззакония и судьи на Ежах.  Но ты так громаден, тебя не подогнать под тоскливые архетипы.

Возможно, ты заподозришь меня в иронии, но прошу переосмыслить.  Я серьезна как никогда.  Виктор, второе мое письмо будет менее благородным.  С этих слов начинается песня «Уэр вайлд роузез гроу».  Но эмоциональность не ослабнет.  Вдали мерцает озеро Атлантики, взятое в кольцо заснеженными горами туманного пуха.  Дневной, переходящий в вечерний пейзаж.  Я пью чай и лазурь просвечивает со дна сквозь янтарную поверхность.  Старинный фарфор, как все, что в моем доме и в моей голове.  Я поняла...  Письмо перегружено отсылками.  Я должна сказать тебе просто и легко: «Возьми меня здесь и сейчас».  Милый, когда мы встретимся?  Когда ты покроешь поцелуями мое безыскусное тело и выпьешь искусность рта по капле или опрокинув до дна?  И вот я снова звучу покровительственно.  Попробую еще раз.  «Мои ноги обвивают твою спину, как листья голубых калифорнийских соек».  Нет...  Напыщенно.  Мои руки.  Мои пальцы проникают тебе в рот и облизывают слюну гения.

Ты освобождаешь голову от вечерних сновидений и лайба Ливайс падает на тоненькие трусики, уже запачканные о грязный пол.  Расчленение суток на сто кусков.  Где мы были раньше и где стоим сейчас?  Кто мы вообще?  Мне кажется, когда ты прикоснешься ко мне я узнаю.  Выпив кофе утром, ты стал взвинчен.  Выпив запах моих губ, ты стал чем?  Питерская Калифорния.  Моя жизнь превращается в хаос, который превращается в стихи.  И это не страсть, и даже не литература.  Никогда не разрешенный кризис.  Я как капиталист, который берет интервью у коммунистического журнала.  Крэйзи.  Но я отвлеклась.  Где мы были?  А...  кто мы были?  Что даже.  Ты не космополит, ты очень русский.  Патриарх.  Несчастный в несоответствии и изо всей души презирающий несоответствие.  Придумай что-нибудь нелепое чтобы я заткнулась.  У тебя это так хорошо выходит.  Вломись в мою интеллектуальную вселенную и погаси там свет.   

Твои пальцы оставляют вдавленные следы на моей ноге как разделительные полосы на шоссе.  Я бы зарабатывала себе на жизнь катаясь в твоей машине, шофером или радио.  Или фарой.  Я готова работать даже на мусорном грузовике засовывая в пакеты твои никуда не годные стихи.  То еще зрелище.  Представь меня в шароварах с нашивками на коленях и в длинных резиновых перчатках.  Представь меня под ними.  Во время снежного шторма колеса твоего грузовика буксовали бы, а моя кожа становилась бы обмерзлой.   Примерно в тысячи милях отсюда есть пляж и он никогда не наш.  Только белая простыня снежной постели. 

Я пытаюсь писать нежно, но пишу в предельно болезненной форме.  Кто будет отвечать за это все?

P.S.  Шепни мне на ухо гонорар еще одним отстойным стихом.  Я их так люблю.

P.S.S. Истинные аристократы всегда ведут себя как явные психи.  Нам можно.

P.S.S.S. Твоя похитительница сердца.