Гастро-стихи, или poetica gustum
В поэзии прошлого, кажется, уже исследованной вдоль и поперёк, были потрясающие явления вроде изысканий Хлебникова, Кручёных и иных авангардистов, скрещивавших звук с цветом, изображение с танцем. Оставляя в стороне конструирование окказионализмов и пробуждение первобытных смыслов (это тема для отдельного разговора), не вдаваясь в хитросплетения смелой теории А.П. Журавлёва и других подобных теорий, признаем, что одна только цветопись Предземшара, который в «Кузнечике» попытался по-своему «раскрасить» некоторые звуки, уже есть демонстрация потрясающих возможностей искусства. Проблема лишь в том, что подобные начинания большинством людей по-прежнему воспринимаются как игры небольшой горстки фриков — и не исключено, что такое их восприятие имеет объективные, веские основания. Значит ли это, что попытки, пусть даже и безумные, должны быть приостановлены? Вряд ли. Сейчас трудно сказать, какими будут следующие прорывы, но то, что они неизбежны, сомнений не вызывает.
Научившись сносно жонглировать буквами, звуками и цветами, авторы почти всегда игнорируют такую категорию, как вкус. Между тем тяга к «добавлению» вкусовых ощущений к каким-то ощущениям другого типа свойственна человеку от природы — в противном случае нас не раздражали бы любители попкорна в кинотеатрах и люди, заедающие книгу очередным многоэтажным бутербродом. Другое дело, что сочетание вкусов X, Y, Z со смыслом «употребляемого» текста или фильма должно быть адекватным, продуманным. Не претендуя на истинность довольно расплывчатых построений, предположим, что всякий вкус (или комбинацию вкусов) можно сочетать с определённым набором звуков, в результате чего восприятие текста — в широком смысле — становится более полным. В данном случае «более полным» не значит «более осмысленным», т.к. новые объёмные ощущения не всегда влияют на рецепцию самого содержания. Всё, о чём идёт речь, абсолютно иррационально.
Переходя к конкретике, добавим, что вполне возможно создать такое стихотворение, чтение которого могло бы сопровождаться употреблением определённой еды или напитка. В таком стихотворении, к примеру, слово «цивилизация» может «заедаться» апельсином, поскольку звучание данного слова, с одной стороны, частично перекликается со звучанием слова «цитрус», с другой стороны — чем-то напоминает звук струящегося сока, который вытекает из мякоти фрукта во время укуса. Звук, таким образом, образует некую пару с родственной ему «вкусовой единицей» в следующих случаях: 1) когда употребление чего-либо в пищу сопровождается схожими звуками; 2) когда аналогичные фонемы содержатся в названии продукта/напитка либо в названии какого-то из ингредиентов. Несомненно, этот вульгарный принцип построения гастро-стихов (или «poetica gustum» — вкусовой поэзии) может сочетаться на практике с куда более иррациональными ассоциативными связями. Ниже приведём несколько отдельных примеров звуко-вкусовых пар, которые, конечно, не претендуют на статус единственно возможных: вариаций может быть сколько угодно.
Торговля [т а р г о в л’ а] — ягодный / фруктовый пирог (вишнёвый, яблочный и т.п.)
Восторг [в а с т о р к] — творог / что-то его содержащее (сырники)
Лучистый [л у ч’ и с т ы j] — сок (яблочный/апельсиновый)
Гринвич [г р’ и н в’ и ч] — винегрет / ветчина + шампиньоны
Сияние, слияние [с и j’ а н’ и ;] — кисель
Римляне [р’ и м л’ и н ;] — лепёшка (пшеничная) + сыр (твёрдый)
Прогресс [п р а г р э с] — гранат / зелёное яблоко (кислое)
Закон [з а к о н] — кофе с молоком / какао
Натиск, препятствие [н а т’ и с к] — тонкий лаваш / сухари из чёрного хлеба
В последнем случае ассоциативная связь довольно прозрачна: ряд глухих фонем, наличие шипящего перекликается с хрустом подсушенного хлеба.
Воплотить в жизнь принцип построения гастро-стихов достаточно трудно, т.к. это потребует от автора написания своеобразной «вкусовой аппликатуры», которая будет пояснять, что именно должен съесть или выпить читатель во время прочтения той или иной строфы. Пример, приведённый ниже, достаточно примитивен: здесь намеренно проводится разграничение между четверостишиями, каждому из которых соответствует некий условный набор вкусовых единиц. Не исключено, что вкусовые единицы могут вступать со звуковыми в гораздо более сложные сочетания, переплетаясь в тексте самым причудливым образом. Содержание стихотворения в контексте данной иллюстрации вторично.
Силенцио! Пальцы к губам приложив,
Всесильный Сильвестр лису сторожил.
Из солнечной Ливии в сельскую глушь
Он вёз этих лис сквозь великую сушь.
{с л и в а ; к и с е л ь}
От старости страшно. Старик не дитя,
Скривился, столетним суставом хрустя,
Расхристанный стоик — бессмертный, скупой,
К селению сходит осенней тропой,
{с у х а р и / п о д с у ш. х л е б ; к и с е л ь}
Он был громовержцем, прогресс воспевал,
И Греции грохот его согревал,
Но грянулся оземь: не жизнь, а сюрприз.
Теперь сторожит свежепойманных лис.
{г р а н а т / з е л. я б л о к о ; е ж е в и к а}
Как мы видим, «вкусопись» в данном случае опирается на звукопись, вторая служит фундаментом для первой. Вероятно, poetica gustum может быть свободной от принципа повторяющихся звуков, но в таком случае установить взаимосвязь между текстом и вкусом будет ещё более затруднительно. Выработать строгие универсальные правила интерпретации звуко-вкусовых ассоциаций не представляется возможным.
2020
Свидетельство о публикации №120050208820
Что же в этом невозможного? Это сейчас не представляется возможным, пока между индивидуумами не выработан мета - гастрономический код, позволяющий шифровать впечатления. Поэзия поддается любой кодировке, была бы система.
Любовь Доступная 03.10.2021 11:36 Заявить о нарушении