Simon says

Они говорят: что ты ноешь, открой глаза, чьи хочешь — нас много, нас хватит на сотню книг, на сотню романов, кому еще как сказать, что ты здесь — субличность, стенограф и черновик
одновременно — кто-то, кто только плоть, простой инструмент, ну, как нож или Джеймсов барретт,
- так что хватит, принцесса, скулить и херню молоть, - смеется второй, закадрив официантку в баре.
Они говорят: что ты мнешься, мы здесь и ждем. Вспомни завет великого Хэмингуэя и не трезвей. Или не редактируй, поспишь и днем, и засунь себе, знаешь куда ‘на работу’ и ‘не умею’.
Восьмой говорит: сколько можно? Доколе, нах? Чего не хватает? Мы здесь все — до костей — твое. Ты же знаешь все мысли, не путаясь в именах..
эй, ты слышишь, как клацает его левая о цевье?
Шестой говорит: мы с тобой, мы вернее псов, мы страшней всех любых, кто к тебе подойдет на выстрел. Мы послушно молчим на всей разности голосов.
Мы ждем.
Конфетка, садись и пиши. Быстро.

Они замолкают. Они подтягивают ремни.
Ножи, магазины. Седьмой кривит рот ухмылкой.
В тень, прицелами в пол — они гасят шаги, огни.
И с укором молчат со дна моего затылка.