Закат Шенгена 9

Глава 9 На пепелище рая.

   С  неделю Шрамов видел только неизменного безносого соседа, вся улица вымерла напрочь. Конца края строгому карантину не предвиделось, наоборот, придумывались какие- то новые пропуски и ограничения. От скуки Шрамов  снова уткнулся в телевизор, каждый вечер тут господствовали не местные развязанные  и самоуверенные политики, а добрый доктор Массимо, который настырно  объяснял как чище мыть руки и мерять уровень кислорода  в крови. Демонстрировались и разные хитрые приборы для самоконтроля, скорее успокоительного характера.
Объясняли вполне логично и горы трупов в Бергамо. Все сходились на то, что это ни что иное, как  последствия опрометчивого футбола, когда на плановом  матче  лиги  чемпионов в разгар хвори сошлись бергамская команда и испанцы. А там уже вирус попер во все стороны сразу.

  Мельком он наблюдал и  кризисную ситуацию у себя дома, там тоже  внезапно стало хреново. Несмотря на то, что соотечественники имели резерв во времени - власти лопухнулись крепко, как всегда: напустили  из зарубежья десятки тысяч земляков , не имея никакого представления о коварности вируса и надежности тестов и зараза понеслась по Москве и дальше в  провинции. Хотя  народ и закрыли наглухо, а масок в столичных аптеках не было и нет. Про провинцию и говорить не нечего - там сами шьют маски. И прожлобились со стратегическими запасами  эпидемиологической защиты- и медики стали вылетать из строя, чаще чем за границей. Да и многолетняя  оптимизация медицины о себе напомнила - призывали уже недоученных студентов в строй. И под вирусных пациентов начали приспосабивать роддомы и хосписы. И вообще все подряд - все обсуждали дикий случай в  далекой Сибири, когда  главврач госпиталя ветеранов, узнав о перепрофилировании своей клиники, сиганула с пятого этажа во время совещания. Ругали дружно и китайцев - после всех прежних эпидемий, им оснастили  приличный вирусологический центр вырабатывать вакцины - а итоге они выпустили джина из китайской бутылки по всему миру.

     К концу следующей недели к дому Шрамова подъехала машина  и вышли двое в масках;  давешний чиновник  из мерии и молодая девица по фигуре - лет двадцати. Они вскрыли квартиру погибщих синьор и зашли внутрь. Судя по всему девицу  определили на обсервацию. Когда пошел на лестнице разговор, то оказалось, что девица вовсе не итальянка, а немка. Видно в мерии решили  уцелевших экспатов сгонять в одну кучу. Девица после отъезда чиновника  сняла маску и объявила, что хорошо помнит Шрамова - учились вместе в Берлине. Шрамов ее  тогда совсем не запомнил - не до того было.  Она пояснила,что была на стажировке в Милане, потом они собирались на ежегодный  весенний конкурс пианистов в Бергамо -а вышло так, что не до музыки и песен  и всю компанию отправили в госпиталь.  Общались они обычно пару раз в день,  не выходя на площадку,  через распахнутые двери - Шрамов уже подустал от  карантинных ограничений, а студентка, напротив, была крепко напугана и держала дистанцию.  Повспоминали чуток про Берлин и помечтали - ситуация была примерно одинакова - но у неё были состоятельные родители и деньги ей приходили регулярно. Поэтому она постоянно напевала под  пианино  что-то бравурное из репертуара Нины Хаген и примеряла платья погибших синьор.
Через пару дней по телевизору стали объявлять о смягчении режима,  более того - Мэр Бергамо Григорио Гори призвал  привлекать экспатов не только для сезонных работ. Все упростилось донельзя;  работники требовались всюду, как после разрушительной войны. Нужно было водить автобусы и производить   шикарные ломбардские сыры или салями Бергамаско,  нужны были  и рабочие в погреба местным  виноградарям.

      Действительно на следующий день пришел муниципальный  служащий и объявил, что приглашает экспатов на работы. Было вакансии и в мэрии - но посколько ни Шрамов, ни  немка языка толком не знали - оставались только рабочие вакансии - каменьщиком или разнорабочим на трубный завод.  Шрамов сказал, что неплохо бы пастухом - в детстве пас стадо в Подмосквье - опыт есть.  И вообще,  на пастбищах куда лучше после двух месяцев карантина в четырех стенах под вой санитарных сирен. Чиновник засмеялся и сказал, что пастухи все уцелели и спроса нет .  Насчет студентки  были вакансии прислуги. Но вообще женщин уцелело после мора намного больше. Сказал, что и  трудовую визу им поставят без проблем на пару лет. А так  сидеть и ждать манны небесной не стоит - границы еще долго не откроют и помощь экспатам не планируется. И так своим не хватает. А Шрамов к тому времени уже знал ,что воронежская семья, жившая в его квартире уже давно рванула домой и плату за московское жилье ему стричь не придется довольно долго. 
     Пока Шрамов с немкой невесело размышляли  над ситуацией, заявился на старом фиате инвалид сверху, за своими  вещам. Он выглядел невесело, к тому же  сидел сам за рулем. Увидев уцелевшего Шрамова, он деловито  объявил , что  тоже ищет работников. Его племянник, приезжавший сюда умер, а он был совладельцем небольшой сыроварни неподалеку - теперь инвалиду приходилось включаться в  это семейное дело самому. А спрос на еду был всегда  и производство не останавливалось даже в разгар мора.

     Оказалось после всех неприятностей  нужно присматривать за доходным сырным производством. Там на ферме  и можно пожить  - места хватит. Шрамов резонно решил, что лучше сыр,  чем кирпичи и трубы и согласился. Немка пожала плечами - в конце концов,  она пианистка -от скуки не умрет, да и инструмент в квартире приличный. Шрамов попрощался , собрал вещи и они поехали в маленькую ферму километров  десять по направлению к Комо. Вдалеке уже просматривались альпийские  горы, повсюду  паслись овцы и козы. Зеленела на полях пшеница. Во дворе фермы  стояли кучно фургоны с красочными стикерами на бортах -  молодые ребятишки лихо  разгружали бидоны с молоком и забирали коробки  дозревшего сыра из просторного синего ангара.
    Пару дней инвалид вводил его в курс дела, чувствовалось, что и он  по сырам далеко не мастак.     основные инструкции он  вкратце изложил на записке, а сам стал разгребать финансовые проблемы  , да и логистика, видно была на нем. Шрамов с грехом пополам  перевел инструкции на русский, и без особого  удовольствия стал  приглядывать за  изысканным продуктом. Он быстро напробовался сыров  с голодухи и не стал вникать в производство глубже. Оборудование  сыроварни было современное сплошь  сверкала нержавейка и мурлыкала электроника-  и надрываться не надо :  все само  сияло и мигало. Полно было полезной автоматики, чанов и  разных контроллеров.   Увесистые  горгонцоллы, пармеджано и кватриоли ломбардо неспеша дозревали на стеллажах в термокамерах. Полдня  он переворачивал увесистые ломбардские сыры и смывал плесень, полдня  формовал  кругляки.  Работа была не спешная, не пыльная, хотя и тяжеловатая. Таскать и затоваривать продукт было кому из местных помоложе. А на молоке и сыворотке крутились  неразговорчивые пожилые итальянки, с которыми он  вообще не общался.  Одна из них худая в розовом халате , скорее всего, и была  хозяйкой сыроварни - смотрела  пристально, гремела ключами и по вечерам  проверяла зрелость головок  на стеллажах   готовой продукции перед отправкой.  Как понял Шрамов - исключительно  по старинке , на слух - она лупила по  кругляку молоточком. Да и  инвалид частенько подходил к ней  и докладывал негромким голосом. Единственно, что он  не освоил в этой сыроварни до конца - входить после  убойной итальянской  жары в  прохладные камеры  сырной лежки.  Перепад температур    был просто опасен - с месяц его донимали отчаянные насморки. Он так и старался  сидеть там до вечера, не вылезая на солнце - он так и говорил себе : посижу- ка я в своей ароматной дискотеке.

   Однажды инвалид пригнал на  ферму  новый оппель, а ключи от старого Фиата  отдал Шрамову. И по вечерам Шрамов стал заезжать за немкой и вытаскивать ее к озеру Комо. Та  уже давно лезла от скуки   на стенку - чуть ли не безносому соседу подмигивала. Границы  внутри Шенгена к лету стали кое-где открывать, но везде требовались  медицинские справки, а иногда и просто отправляли в   очередной карантин. Так что немка домой не спешила. Шрамов тоже.  Да и в пустынных городах Ломбардии после всего апокалипсиса было крайне неприятно.  Сам Бергамо, оживал в отличии от деревни, крайне вяло. Еще неизвестно было, насколько устойчивы к заразе переболевшие и есть ли он вообще иммунитет. Многие  бергамцы  так и не снимали масок.  Трассы были полупустые  - и пляжи на Комо тоже.     Больше никто из выздоровших  после карантина  на улице Пиньоли не появлялся.  Карабинеров убрали и пропуска отменили. Но легче не стало.  Болтали, что  по ночам начали грабить пустые дома. Перед карантином в Италии скопилось полно незарегистрированных мигрантов - некоторым не терпелось ухватить дармовое.
     Немка все таки его соблазнила, с неделю  он разрывался между улицей Пиньоло и  сыроварней. Утром он влезал в  ледяную сыроварню сонный и рассеянный. Пару раз даже опоздал на работу. Безносый сосед даже подмигнул ему, когда  немка с поцелуем провожала его на работу. Похоже, что он еще и подсматривал за ними   жаркими  бергамскими ночам, спать тогда совсем не хотелось и   они в обнимку с немкой  сидели на балконе с  бокалом  кьянти нагишом и любовались брильянтовым звездами.

Как- то раз  немка пошутила, что от него разит пармезаном. Шрамов принюхался и обнаружил , что легкий запашок прилип. Не амбре созревшего сыр, но аромат имелся - совсем не бергамотный.
Но  вот однажды  он, сорвавшись пораньше на Пиньоло  с кучей жратвы и вина на ночь, Шрамов обнаружил  у своего подъезда прокатную машину и   двух крепких   парней, явно швабской наружности. Немка с вещами  выскочила из дома и , увидев  Шрамова, тут же крепко прижалась  к одному из них. И Шрамов  все сразу просек , с усилием сделал вид, что они просто соседи и попер к себе в квартиру. Немцы  загрузились и тут же уехали , а безносый на балконе беззвучно засмеялся и даже надел  на лысину шляпу.

"Да уж- недолго музыка играла,"- с сожалением мелькнуло в голове у Шрамова, хотя    весь этот финиш он и предполагал заранее. А ведь он к заводной немке чуток сердцем присох. Сблизились после пережитого кошмара - бывает.
Через неделю, когда Шрамов еще пребывал в полном трансе, прискакала из Сицилии сильно потрепанная белоруска. Она была без денег и вещей и сильно на взводе.  Она не стала рассказывать, как выскочила из той стремной ситуации и сразу  принялась стремительно уничтожать остатки его стратегических запасов. Вначале Шрамов испугался, что еще придется её еще и содержать за свой счет, но белоруска за неделю осмотрелась, устроилась вначале в префектуру , а затем и вовсе на какую  хлебную фабрику недалеко от дома. Вечерами она его совсем не донимала, сидела  по уши в своих белорусских чатах. Похоже было, что у нее на Родине заваривалась какая то буза и это её занимало сильнее, чем уже всем по горло  надоевшая пандемия. 

     Ближе к осени  Шрамову внезапно прозвонился  давешний профессор из Берлина -  у него было конкретное предложение - по удаленке вести занятия со студентами, причем на выбор сразу несколько рыночных предметов. После всей  вирусной передряги  Шрамов уже забыл про маркетинг и стилистику. А тем паче про гламур и винтаж вовсе, но, если мир собирается снова жить вечно, он мог вполне и посодействовать этому упрямому миру.
   Щрамов   после разговора с профессором  мрачно подумал - как изменился мир- вот ведь  какая ирония - он думал что придется преподавать в массивных корпусах  престижных германских вузов, а придется вести занятия по Инету из вонючего подвала в Ломбардии.Тут и думать было нечего, по три - четыре часа в день он на это выделить мог вполне. Все равно - после эпидемии никаких  показов мод и тем паче клиентов из Сибири ждать не стоило очень долго- накрылся его собственный проект надолго.