Пашка, счастье моё... часть 6

                Маме моей посвящаю

- Бабушка! Мне срочно!
- Что случилось?
- У меня вопрос удивительный…
- Ну, спрашивай, коль удивительный…
- А тебя в детстве твоём стародавнем тоже Бабушка звали?
- Смешной ты, Васька, тебя разве Мальчик зовут? У меня имя есть, Ольга. А в детстве – Лёля называли.
- На колыбельную похоже…
- Спи, романтик…
- Сплю я… Не сплю я! Плохо без рассказок засыпать, никакой надежды на сны не остаётся.
- Рассказки… Что тебе рассказать?
- Что сама захочешь, бабушка! Вот, что на душу легло, то и расскажи…
- Всё у меня на душе, все они: и Пашка, счастье моё, и Галка с Курчаней, и Феденька, и мама с папой, и кошка Кикака и дядя Ваня  в галифе на Бедуине своём, урагане…
- Про Пашку, счастье твоё…
- Мы, не разлей вода, были  с ним, всегда вместе…

   Даже сапоги одни на двоих были... До школы - восемь километров, а зима когда, полдороги Пашка в сапогах, я - босиком, бегом, а потом наоборот, я в сапогах, а он босиком... А как-то он прогулял, в футбол играл, а я в школу не попала. Дрались... Мы школу любили, на газетах писали, соком голубики-ягоды, ручки перьевые, колючие... Попишем, потом сок выпьем и все дела. Учитель наш Василий Николаевич добрый был, жалел нас, не строжил.
   
   Как-то  зимой папа занемог, а топить надо. Кого посылать за дровами? Нас, конечно... Лошадь смирную запрягли, сани низкие, рукавиц насобирали, одёжку потеплей, какая нашлась. Снарядили, поехали мы...
   Рубим, да рубим, что сможем срубить, берёзки да дубняк, что осилим. Солнце такое, день ясный, но морозный, а нам жарко. Пашка говорит: вот бы лето сейчас, а и так хорошо, дома тепло будет, батька похвалит, мама добавит хлебца, небось.
   
   Нарубили, смеркаться скоро, надо ехать. Едем, устали… А Пашка и говорит: слезай, беги за санями, а то замёрзнешь, и с саней-то меня ногой возьми, да спихни… Я бегу за санями, греюсь. А страх обуял, краем глаза вижу собаку в поле, и вижу, да и всё тут! Вроде, Грозный дядьки Петра. Большая собака, низко голову к земле держит, бежит параллельно нам, смотрит исподлобья. Потом резко повернула и к нам наперерез. Лошадь – хрипеть, да  дыбом под дугой… А Пашка кричит: Лёлька прыгай! Прыгай скорей в сани, лошадь понесёт сейчас!...
   
   Я  в сани успела, за секунду успела,  как понесла лошадь. А собака та наперерез нам через поле несётся… Ветер свистит, Пашка кричит, бранится и тоже свистит. Лошадь мокрая вся, а нельзя, чтоб мокрая. Пашка одной рукой вожжи держит, стоя, другой - кожух с себя снимает, на лошадь прилаживает, а сам в рубашонке, мокрый, тридцать градусов мороза. И кричит, дурак: За Родину, За Сталина! За Лёльку мою! Отгоняет собаку, себя бодрит, меня смешит. Скорость – леса не видать, как быстро. Я тогда тоже одной рукой держусь, другой фуфайку, виды видавшую, снимаю и братику тяну, чтоб оделся, мне-то внизу в дровах и ладно бы…
   
   Научила жизнь делиться-то… специально никто лекций не читал о любви и дружбе, а жизнь бы отдала за него, не глядя, да и он… Гнала собака нас до деревни… Я и спрашиваю Пашку, чего это Грозный за нами увязался, и так далеко гулял в лесу. Пашка, счастье моё, говорит: Ты дурочка, нет? Лёлька, это волк был! Хорошо, успела ты прыгнуть, я б лошадь не удержал, доедал бы тебя уже Грозный этот.
    Папа ждёт уже, плачет, коня растирает, нам в глаза не смотрит. Бедный наш папа, всю жизнь остатнюю потом вспоминал, как детей в лес отправил, винился. А мы герои, на печи валялись, по краюхе получили и нос в табаке! Маленькие стоят внизу, на нас смотрят, кумекают чего-то, учатся… Хотя, смекаю я, на хлеб они смотрели, геройством заработанный. Пришлось отдать им остатки, до чего маленькие они были…
    
  ...Я не знал, что мне приснится этой ночью… А снились мне сани, полные любви, верности и бесконечной дружбы… Звёзды дивились сверху, как много этого было, в то время, в сердцах человеческих…