17. Сашкин колокол. Из далёкого 1937. Повесть

                - гл.17/24 -

Заговорили в народе о пропавшем колоколе с Красной церкви села Лукинского после Нового Года. Где-то в середине января. Вообще-то, красные вандалы обнаружили пропажу колокола на следующее же утро после ограбления и осквернения ими Успенской церкви.

Когда они, после вечерне-ночной своей пьянки, по поводу успешно проведённой ими операции по разграблению очередного сельского храма, тщательно пересматривали и пересчитывали всё ими награбленное. В своих закромах большевистских.

Но бог спас колокол. Послав на землю Южного Приладожья густой снегопад. Засыпав дороги обильным снегом. Осознав свою потерю, они несколько дней угрюмо помалкивали. И секретничали в своём гадючьем гнезде, что-то замышляя.

Ими было решено послать грузовик-полуторку в Лукинское. Сразу же после прекращения снегопадов. И расчистки мужиками дорог от снега. Снег, как назло, всё падал и падал. Сыпал и сыпал.

А затем пришёл праздник Новый Год, 1938-й. Весёлый, чудесный народный праздник. Пахнущий ёлками, детством, сказками, и всякими вкусняшками. И с его обязательными многодневными пьянками-гулянками.

***********

- Ничего! Никуда он, падло, не денется! - рассуждали эти доблестные "слуги" народа. Густо приправляя свои рассуждения чисто русскими, непечатными выражениями, - В сугробе, около церквухи он валяется. Снегом заметённый. Приедем. Мужичьё кинет его нам в кузов. И все дела! И шито-крыто!

А снег всё падал. Ну, вобщем добрались они на грузовике до разорённого ими Успенского храма только к середине января. Колокола они нигде не обнаружили. Хоть и перерыли весь снег около мёртвого здания церкви. Ничего не нашли. Никаких следов. Сразу же протрезвели.

- Как испарился, проклятый! Просто мистика какая-то!

Слазили снова на колокольню. Как будто он сам мог взлететь на своё старое законное место. Божьим велением. Улетел на звонницу сам собой, божьим промыслом. Но ведь церковь всё это время была закрыта на амбарный замок! А ключа от этого замка у местных сельчан не было.

Заставили сельских мужиков перепахивать, буквально носом, весь снег. Вокруг и около церкви. Пригрозив их всех пересажать в тюрьмы и лагеря. И всё же колокол не нашли. Никакого следа. Никакой зацепки. Назревал серьёзный скандал в их змеиной конторе.

Начались расспросы и допросы местных жителей. Угрозы и посулы. Шантаж и насилие. Вобщем всё, чем так богата эта "доблестная" большевистско-коммунячья собачья свора. Под нелепым и омерзительным названием "органы".

***********

Какие-то люди, строгого и таинственного вида, с непроницаемыми и важными мордами своими, с грозными наганами на боку, начали обходить все дворы села Лукинского. И соседних с Лукинским сёл и деревень.

В том числе, и в Васильках. И в Старой Мельнице. Они заходили во все дворы. Дотошно расспрашивали, допрашивали, разглядывали, осматривали, досматривали, вынюхивали, выслушивали, прощупывали. А часто, и обыскивали. Грозились эти мрачные личности всевозможными карами. Тюрьмами. Лагерями рабскими. И даже расстрелом. Как "врагов" трудового народа.

Видимо, эти тёмные личности в кожанках, с наганами на боку, очень похожие на обычных бандитов, и являлись этим самым мифическим "трудовым народом". А все остальные жители огромной, отсталой, полуазиатской страны-бронтозавра являлись бездельниками, трутнями и лентяями. А главное, "врагами".

***********

Империя-динозавр. Империя-монстр. Империя-реликт. Империя-уникум. Порождение и наследие далёкого 13-го века. Детище и наследство великих татаро-монгольских полководцев средневековья: Чингисхана, Субедея, Батыя. Дожившая в малоизменённом своём виде до середины 20-го века.

Порядки и нравы остались почти те же. Почти что на уровне того, страшно далёкого, 13-го века. Лишь словеса другие. Более современные.

Об этом часто, очень часто, размышлял Сашка, глядя на этих новоиспечённых хозяев его родной страны. Нагло и лихо расправляющихся с народом. С храмами святыми. С привычным укладом сельской жизни. Со всей этой державой старинной. Отсталой и дряхлой. Которую они имеют наглость называть... "маладой и щасливой" страной, каких-то там "саветов".

- Молодой, да с седой бородой. И счастливой-хвастливой-брехливой, - Сашка брезгливо усмехнулся и поморщился, - Они ведут себя как завоеватели. В чужой стране. В чужой земле.

Завоеватели чужого народа. Как будто они завтра уйдут отсюда. Исчезнут навсегда из этих, завоёванных ими, мест.

Красные разбойники. Посланцы ада. Посланцы сатаны. Не зря они звезду себе пятиконечную, красную выбрали. В качестве знака своего. Звезда. Пентаграмма. Символ дьявола. Символ сатаны. Символ нечистой чёрной силы ада.

Дикое, бессмысленное поклонение идолам своим. Кумирам своим. Истуканам своим. Это ли не признак сатанизма этих новых, но вполне успешных захватчиков Руси.

Они думают, они уверены, что им всё можно. Что им всё дозволено. Они считают себя новыми фараонами. Непорочными. И всегда правыми. А главный аргумент у них в спорах с оппонентами своими, это чёрное дуло их страшного железного нагана, - продолжал размышлять Сашка.

***********

Трудовым народом, по мнению этих кожаных, кроваво-звёздных упырей являлись они сами. Они, родимые. Все остальные: крестьяне, рабочие, интеллигенция, - все поголовно являлись врагами "трудового" народа. Т.е. их врагами. Даже малые дети. И старики бессильные и беспомощные. В ту же кучу их вали! Тоже, сволочи, враги народа! Не доносят, гады, на родственников своих!

Только псов бродячих почему-то, по какой-то неизвестной причине, пока не причислили они, эти кожаные "товарисчи" во враги свои. Т.е. во враги трудового народа. Видимо, по причине своего кровного родства с псами этими. Гавкающими. Злобными. Дикими. Частенько и бешеными.

Они взывали к совести расспрашиваемых и допрашиваемых:

- "Таварисчи"! Стране не хватает сейчас, именно сейчас, временно конечно же, цветных металлов. А, в частности, бронзы. Для отливки святых революционных вождей всего мирового пролетариата! Из-за этой диверсии, из-за этой кражи века, многих десятков килограммов ценнейшей колокольной бронзы, может сорваться мировая революция во всём мире. Во всём мировом масштабе! Вы хоть понимаете это, черти тёмные?! Олухи царя небесного!

Вот-вот нападёт на нашу мирную страну "всемирный империализьм"! А коль не нападёт, сволочь такая, так мы и сами могём напасть на него! Нам терять нечего! Мы такие! Отмороженные! Отвязанные! Отчаянные!

"Товарисчу", вечно живому нашему, Ленину, теперь кепку его революционную из чугуна придётся отливать. Или из гипса лепить. Или из дерева выстругивать, на худший случай. А вы, сволочи, не признаётесь, кто спиZдил наш колокол!

Несознательные вы элементы! Кулачьё! Не хотите доблестным нашим "органам" помочь изловить врага нашей родной революции. И нашей родной партии.

- У нас, все наши органы при нас! В штанах, гражданин хороший! А других, чужих органов, нам не надо! - крикнул приглушённо кто-то из согнанной толпы сельчан.

- Да вы ж самому "товарисчу", тссс! Ст... Ста... Стал... тссс! Вобщем, самому "товарисчу" великому вождю нашему, отцу всех-всех народов на земле, особенно трудовых народов, не желаете помочь в этих поисках похитителя! Гадюги! Звери! Пособники мирового буржуинства!

***********

Но никто и в самом деле не мог помочь этим красным, и вельми красноречивым, опричникам-палачам. Даже если бы он очень хотел помочь.

Всё дело было в том, что о судьбе колокола, весом в центнер-полтора, знал только один человек на свете. А именно, только его похититель. Поселковый фельдшер Сашка. Он же, житель деревушки Старая Мельница. Что в двух-трёх километрах от станции и посёлка.

Ничего не знали о судьбе злополучного колокола даже его жена Шурка. И его сын Юрик. Сашка не сказал абсолютно никому на свете о судьбе колокола. И о его теперешнем местонахождении. Один он знал всё о пропавшем церковном колоколе. Да ещё добрая, но крайне молчаливая, старая медпунктовская лошадка Дунька.

И ещё, кое о чём, смутно догадывался, но свято и крепко помалкивал, старичок-конюх Кирилыч. Верный и добрый друг Сашкин. Он, Кирилыч, скорее дал бы вырвать себе язык, чем высказывать свои стариковские соображения и догадки на эту щекотливую, пикантную тему.

У него было своё собственное мнение о фельдшере Сашке. И своё собственное мнение об этой поганой, насильно навязанной ему, Кирилычу, власти. Он её не выбирал. Эту отвратительную власть. Она сама себя выбрала. Не спрашиваясь ни у кого. И он, Кирилыч, мудро предпочитал молчать. И слушать. Внимательно слушать. По-стариковски. С простоватым прищуром внимательных глаз своих.

***********

Единственный человек, которому Саша мог бы исповедаться, и рассказать всё как на духу, всю правду, всё, абсолютно всё рассказать о своём ночном похождении, был сейчас страшно далеко от него. На Камчатке. Рабочим в геологической экспедиции. Это был его надёжный и верный молодой друг Марк Волчков. Или, в народе, Граф-Волк.

Сашку распирало от своей тайны. Хотелось рассказать хоть кому-нибудь из друзей своих. Чтобы вместе это обсудить. Чтобы получить чьё-то одобрение. И оправдание его смелого, но, вобщем-то, безрассудного поступка. Хотелось излить свою душу. На которой лежал тяжёлый груз тайны. Неразделённой ни с кем тайны.

Но он побоялся произнести этому "кому-нибудь" даже звук. Язык мой - враг мой! Он хорошо помнил эту древнейшую истину.

Даже надёжнейшему старику-гипертонику Алексею Климовичу Крутову. Или, по-дружески, Климычу. Ненавидящему эту подлую кровавую власть всем сердцем своим. И всей душою. Даже Климычу, или тому-же Кирилычу, он побоялся бы излить душу. Рассказать о своём поступке.

Ведь под пыткой, в тёмном сыром пыточном чекистском подвале, нехотя, и проклиная себя за это, его мог выдать даже лучший его друг. Жестокие пытки зачастую сильнее даже самой крепкой и надёжной дружбы людей. Сильнее любого родства людей. Невыносимая боль при пытке убивает любую дружбу, любое родство, любое благородство. Человек под пытками превращается в бессмысленное животное.

Поэтому, зная это, Сашка молчал, как рыба. И только во все уши слушал новости о поисках старинного бронзового колокола. Теперь уже его, Сашкиного колокола. Он даже не представлял себе, когда похищал у этих упырей смердящих святой церковный колокол, что дело это получит такую, крайне опасную для него, огласку. Такой болезненный резонанс.

***********

Старшенький сын Юра был благополучно выписан из поселковой больницы. Через недельку после Нового Года. И с целым букетом всевозможной больничной заразы, подхваченной им на детском отделении больницы.

Он приехал на санях с отцом из больницы. Больной и разбитый. Заразившись всем, чем только можно заразиться от множества больных детей. Своих соседей по палате. И по всему детскому отделению. Кашель, сопли, головные боли... Всё это, теперь уже по-настоящему, по-всамделишному, больше недели не давало покоя бедному мальчишке.

Зачем папа положил его, совсем здорового мальчика, в больницу? Он так и не понял этого. Но он хорошо знал, что папа когда-нибудь ему всё расскажет и объяснит. Просто не пришло ещё время. Объяснить всё сыну. Не тот момент. Не тот возраст у сына.

Наконец, дней через 10-12, мальчик полностью выздоровел от всей этой мерзкой больничной заразы. И стал снова прежним весёлым и активным деревенским мальчуганом. Вся эта тёмная история с больницей ушла в прошлое. И стала помаленьку, потихоньку забываться.

***********

Заходили сыщики и во двор к Шурке. В начале февраля. Сашка был на работе. А она ничего и не знала про этот злополучный лукинский колокол. Хоть клещами тащи. Не знала ничего, кроме того, что его, колокол этот, в день разорения церкви не увезли сразу, в тот же день, в посёлок, а оставили лежать в глубоком сугробе возле осквернённой, изнасилованной церкви.

Вобщем то, что ей рассказал её муж, присутствовавший при этом гнусном вандализме властей. Юрик тоже совсем ничего не знал, и даже не понял, о чём ведут речь эти чужие страшные дядьки. Ведь Сашка абсолютно ничего им не сказал. Это была только его тайна. И больше никого. Да и не сказала бы ничего Шурка. Если б и знала хоть что-нибудь. Этим злобным упырям в кожаных тужурках. И с наганами на боку.

А Юрик от них убежал подальше. Куда-то в деревню. К, играющим на улице, товарищам своим. Мамка выпроводила его. Сразу же после их появления.

Пристально, придирчиво осмотрев двор и дворовые постройки, огород, прихожую в доме, кухню, горницу. Всё просмотрев внимательно, прощупав, простукав, эти государевы прыщи, раздутые от собственной своей значимости, мрачные, всех ненавидящие и подозревающие, мерзкие типы эти молча удалились.

Но перед уходом своим, они пригрозили испуганной, подавленной Шуре, всевозможными карами за недонесение. Если она хоть что-нибудь знает об этом деле. Но скрывает от них.

А также они пообещали большую сумму денег и всевозможные блага за, хоть какие-то, сведения о пропавшем колоколе. То-есть, выражаясь простыми словами, за донос на сельчан-соседей своих.  За подлый, поганый донос этим дьяволам в человеческом обличье на соседей по деревне родной.

За донос на соседей своих! На подруг и друзей своих! На братьев своих! На сестёр своих! На мужа своего! На родителей своих! На детей своих! На себя саму, в конце концов!

***********

Со временем, эта грязная чекистско-комиссарская крысиная возня вокруг пропажи лукинского колокола утихла. Загасла сама-собой. Как керосиновая лампа от недостатка в ней керосина. Активные поиски колокола, повальные и неожиданные обыски во множестве дворов и домов сельчан, продолжались где-то до середины весны. Вся эта шумиха с пропавшим колоколом стала потихоньку затихать. Сходить на нет.

Сашка вздохнул свободнее. Железные клещи, железные тиски слуг антихриста вокруг него потихоньку разжимались, слабели. Скандал сдулся сам собой. Страсти обмякли. Опасность отползала, хоть и неохотно. С шипением.

Про исчезнувший невесть куда колокол Лукинской церкви стали забывать. Жизнь шла своим чередом. Новые события и новые происшествия в окрУге затмили постепенно этот загадочный случай с пропажей колокола с Успенского храма. И об этом происшествии просто, с течением времени, забыли.

***********

Энкавэдешники всё же не примирились с тем, что какая-то "белая сволочь" обвела их вокруг пальца. Увела у них из-под носа столько десятков килограммов ценнейшей бронзы. Такой нужной как раз сейчас. Для памятников великим вождям мировой красной пролетарской революции. Они поняли, что проиграли. Но проиграли временно. Они знали человеческую натуру. И человеческие слабости.

Они ждали доноса. Подлого доноса, коими славна держава российская. Они знали, что со временем колокол всё равно всплывет наружу. Кто-то его увидит. Кто-то где-то про него услышит краем уха. И донесёт им.

И обязательно донесёт. Без этого никак нельзя на Руси святой нашей. Без доноса-то. Было! Есть! И будет! Донос на ближнего. Это святое! Тогда они и схватят похитителя. Их обидчика. Наглого похитителя социалистической "народной" собственности, в крупном размере. И наглого их обидчика.

А когда он попадёт к ним... В их умелые, опытные, "заботливые" руки. То он всё им расскажет, сволочь этакая. Даже то, чего никогда не было. Хоть и не было, но желательно бы чтобы было. Для них желательно. Для "доблестных и храбрых" стражей "народной" революции.

***********

Всё это грозило расстрелом разыскиваемому "преступнику". Как "врагу" народа. Ну, а для начала, длительными мордобоями и страшными азиатскими пытками. В тишине их кровавых застенков. Что-что, а уж пытать то они умеют! Да и кто бы в этом сомневался?! Уж не Ванька ли, Грозный?! Уж не Пётр ли, Антихрист?! Уж не грузин ли, Джугашвили?!

Уголовное дело о пропаже церковного колокола не было закрыто ещё много-много лет. Вплоть до жалкой смерти их главного разбойника.

Главаря шайки бандитов, захватившей страну в 1917-м. Усатого и рябого. Сухорукого и косноязычного. Сына сапожника-алкоголика. Кровавого садиста. Дьявола Джугашвили. До смерти этого сатаны в марте 1953-го.

От начала 1938-го. И до начала 1953-го. Пятнадцать лет страха и ужаса из-за пропавшего церковного колокола. Предназначенного на переплавку. На одном из заводов стольного града Питера.


(Продолжение следует)

***********

1.11.12. СПб