устав частоколов

всполошится,
обезвреженный,
могучий,
подобно синонимам
скоровластия.

так же легки подушки нимбов.
в сосредоточенности несутся аэропланы
в снег ,в остроумие состязания.
грива стесывает кончину
камня.

и вот, в долготе,
снисхождение обязывает к гнету поверхностей,
к съемке колен,
к жабрам оставленности.

шатаются десны, редеют изобилия,
и так, сквозь обветшалость
облупленного,
изгибается префектура падения,
возгорается
шаткими рыльцами,
падкими пяльцами.

взорвется сия пагуба
до боли в предтечах,
до извергающихся весен,
простынно балагурящих
растлением словес.

припадет,
увяжется,
обесточенный,
пронырливый,
подобно ябеде ярослава.

в скошенность войдет
победа, надрываясь
изобилием.
так вонзятся
искры в душегуба,
в наперсточника ожидания,
в сеновал ограждения.

воспоет юг фейерверка,
восстанет обломленными
кассетами,
касторками,
финтами,
уборными для князей,
для сыроедов.

расторгнут сей узел,
поющий,
как осколок неба,
как узор души,
как обрывок любви.

в застенках прожужжит
кодекс стигматом,
и рукоделие нежно
прокричит его имя,
настораживаясь
при каждом возгласе,
собственном возгласе.
воспоет,
и рань,
разодранная кликом ,
воспрянет,
возликует средь
отсталости,
средь мародеров-утопленников.

покажется-покажется
внутренняя впадинка,
постелется-постелется
исчезновение начатого.

воспоет створками
разътия,
подкашиваясь проблемой,
поднаторев углублением стопы,
изгибом шеи.

седеет глыба,
стареет вода,
преставляясь уставом
царств и частоколов.