Каждому своё. Утро должно быть добрым

Старалась не пасть духом Ольга и сейчас, февральской ночью, когда сидела на ступенях грязной лестницы, ведущей на чердак пятиэтажного дома, листая в телефоне озябшими руками фото, задержавшись на одном, где на чашке «дымящегося» с сердечком кофе, стоявшего на столе напротив окна с видом на снежные вершины, вверху красовалась надпись: утро должно быть добрым, день полезным, а вечер незабываемым.

«У меня сегодня всё так и было, рассуждала Ольга: утром подшивала маме пальто, днём сделала все нужные дела, а вечер воистину незабываемый… Нужно полистать ещё немного любимые фото и буду в порядке».
Ольга полистала ещё фото, выдохнула и, наконец, решилась вернуться туда, куда ей хотелось идти сейчас  меньше всего – к маме. Четыре часа назад они расстались у выхода из магазина…

- …Петруша, - обращалась Ольга к попугаю в клетке, сидя на маминой кухне, - никто не звонит. Никто не звонит, а пора домой. Пора ехать домой.
Попугай внимательно смотрел на Ольгу, но не повторял. Хотя вчера, когда она не просила, повторял следом.
Ольга ждала звонка от строителей, которых искала для ремонта квартиры и от стоматолога для уточнения плана и графика лечения. От этих двух звонков зависела дата её отъезда домой. Именно поэтому так и нужны были эти звонки Ольге.
Наконец телефон её зазвонил, это был строитель.
- Как хорошо, что Вы позвонили! Я вместо Вашего сохранила номер стоматологии… Я дома уже, приезжайте.
Сергей с напарником вскоре приехали, чтобы обсудить ряд вопросов. Когда переговоры закончились, мама предложила сходить за минералкой. Ольге не очень хотелось, но она отбросила это нежелание и быстро оделась. Выйдя на улицу, они разошлись во мнениях, в какой идти магазин:
- Мам, ты же говорила, мы всё равно гуляем, здесь два шага, давай зайдём. Вдруг там будут «Коники»? (любимые конфеты Ольги, по-русски «Кузнечики». Она их любила не только за вкус, но ещё и за размер. На ВДНХ в павильоне «Беларусь» они продавались поштучно, а в Беларуси на развес, Ольге очень хотелось угостить подругу, тоже любившую их.)
- Какие «Коники»? Их туда уже два года не привозят, - перечила пожеланию Ольги мама.
- А в прошлый раз, я их купила здесь.
- Но знай! Минералку там мы покупать не будем! – угрожающе говорила Мария Ивановна. - Она там дороже.
- Конечно не будем, мы же всё равно планировали зайти в оба магазина.
В магазине не оказалось ни «Коников», ни «Аэрофлотских» того же, приятного, размера. Мария Ивановна всё «приседала» и «приседала» на уши Ольге с нотациями. Подтекст был прост и знаком до боли: ты – дура, ты делаешь всё не так; я молодец, все вокруг молодцы, а ты – дубина.
Ольга молчала, пыталась уводить разговор в иную сторону, «перестроить» Марию Ивановну на иной лад, но она крутила «свою шарманку».
Когда Мария Ивановна увидела, как молодой красавчик-парень стал «подкатывать» к Ольге при помощи очаровательного щенка, она закричала не своим голосом:
- Оля! Оля! Иди сюда!
Ольга подошла к матери, которой «показалось», что она увидела её любимое мороженое с пингвинами. Ольге стало противно. Они вышли из магазина, естественно, минуя парня. Но Ольге уже было всё равно. Ей только на фоне возобновившейся «шарманки» припомнился утренний разговор, с той же «нравоучительной» интонацией. Тогда Ольга ответила:
- Послушай, ты считаешь себя хорошей, а меня плохой. Допустим. Но вот я сижу больше двух часов, подшиваю твоё пальто, глотая пух, искалывая иглой пальцы, а ты пришла и треплешь мне нервы. Может я и не такая плохая, как тебе кажется? – рассудительно повествовала Ольга.
- Выходит я тебя не знаю? - с лёгкой издёвкой спросила Мария Ивановна.
- Да, не знаешь, - вполне серьёзно ответила Ольга. – Ты себе придумала меня, которую можно и нужно ругать, потому что она плохая. Однако если ты скажешь это, плохое, нет, даже только начнёшь говорить это людям, знакомым со мной не с твоих слов, то они не поймут тебя, мама. Они не поймут, о ком ты? И в своём ли ты уме?
Мария Ивановна смотрела совиными глазами и не могла найтись. Ольга приняла тогда её молчание за переосмысление информации. Но ошиблась. Мария Ивановна просто не ожидала такого ответа. И теперь решила «реабилитироваться».
Тем временем они дошли до другого магазина:
- Какую ты будешь пить минералку? – поинтересовалась Мария Ивановна.
- Вот эту.
- А Михаил пьёт такую, - она указала на соседнюю бутылку.
- Ма, если это дорого, давай не будем.
- Нет, это по цене нормально…
- Тогда в чём проблема? Я не хочу такую, как пьёт Михаил, - не дослушав, перебила Ольга.
Её напрягали здесь два момента: жить с оглядкой на Михаила даже в выборе минералки и «еврейский» заход – ты должна выбрать вот эту.

Поскольку минералку выбрала Ольга не ту, Марии Ивановне требовалась сатисфакция.
- Надо смотреть под ноги, когда идёшь, - укоряла мать.
- Ма, я обходила её. А она ломанулась, как конь от кассы и чуть не сбила меня, - пыталась виновато оправдаться в глазах матери Ольга.
- Правильно, у неё же нет глаз на спине! – с ещё большим укором и раздражением продолжила Мария Ивановна.
- Так пусть повернётся сперва, а потом идёт! – ответила Ольга на манер Марии Ивановны, с таким же раздражением.
- Это ты, как лошадь…
Ольга не могла слушать это больше. Она «уронила» сумку с минералкой на пол и не оборачиваясь, осознавая собственную ничтожность проговорила:
- Да, я сволочь! А она хорошая!
- Куда ты пошла? – недоумевая спросила Мария Ивановна, выйдя вслед за Ольгой из магазина и увидев, что та идёт в сторону леса.
- Мне надо побыть одной, - всё так же, не оборачиваясь, ответила Ольга.

Ольга шла среди ночи по дороге, где с одной стороны лес и промзона, а с другой пустырь и тюрьма. Где-то далеко, за несколько километров, яркой точкой был обозначен фонарь. Ольга шла и молилась Богу. Нет, не от страха. Она просила, чтобы не ненавидеть мать, чтобы Господь сберёг в её сердце любовь. Ольге действительно нужно было просто побыть одной, отдохнуть от болеющего и подвыпившего Михаила и от укоров и нотаций матери.
Ольга дошла до какой-то остановки и села на лавочку. Был февраль. Она понимала, что замёрзнет сидя целый час в ожидании автобуса, согласно расписанию, но идти в сторону дома не хотелось, а идти ещё вперёд не представлялось возможным, поскольку дорога дальше разветвлялась, а точного маршрута автобуса она не знала, соответственно, не могла знать и где следующая остановка.
«Антош, - мысленно говорила Ольга, - вот ты поставил остановку под самым окном моего дома, чтобы я пришла и ждала тебя. И вот я сижу на остановке и жду. Не капризничай, что остановка не та. Приезжай. Почему ты не едешь?» - она обращалась к заклятому другу, который посчитав, что Ольга забыла о нём, устроил остановку под её окном по примеру медработников дома престарелых с альцгеймером. Смысл был в том, что когда они, выйдя на прогулку, забывали, как вернуться назад, бродили, и дойдя до остановки, устроенной на территории пансионата, садились на скамейку и ждали. Санитары приходили и отводили их в свою комнату… Сколько раз, выглядывая в окно, ей хотелось пойти и вот так же сесть на ту злосчастную скамейку, чтобы он, наконец, приехал и отвёл её в свою комнату…
Она сидела на совершенно пустой и тёмной улице в конце зимы. В голову приходили разные мысли и образы. Вот ей представилось, как мама с Михаилом идут её искать, и вот они проходят мимо, не заметили её в темноте, а она окликает их и машет рукой…
«Нет, ищут кошек или собак…, или попугая, если он улетел. Ищут того, кого любят. Они меня искать не будут. Сейчас у мамы отличный повод ещё раз «доказать», КАКАЯ я… Михаил поддакнет и посочувствует маме. Интересно, а дальше?, она предпочтёт «железную» леди с речью: «замёрзнет – сама придёт» и демонстративно ляжет спать или капли с валерьянкой, измерением давления и скупой, так и не выкатившейся, слезой?..
«Боже, мне так противно всё это. Все эти манипуляции. Я никогда не смогу осчастливить мужчину. Мужчине в уши нужно «вливать» какие-то вещи, чтобы он «любил», а мне гадко. Пожалуйста, Боже, если я не смогу дать счастья никакому мужчине, то и мужчины не нужно. Совсем. Я отказываюсь от мужчины, Господи! Прошу, пусть у меня его не будет…»
Ольга смотрела на льющийся свет фонаря. Она видела, как он, состоящий из мельчайших точек, сходящихся в лучи, лился. «Как же так? Неживой фонарь, искусственный свет… И льётся? Чудо. Я видела это столько раз, но не задумывалась никогда. Как же он может литься? Если не живой…»
К остановке подъехало такси и остановилось. Машина не уезжала, а Ольга не решалась: «Откуда здесь взяться такси? Чего он ждёт? Может подойти и спросить? Может и не такси это?...» Ольга знала наверняка, что не подойдёт ночью к такси, она точно знала, чем закончатся её колебания – ничем.
Таксист, помедлив минут пять, развернулся и уехал в обратную сторону. В голове Ольги всплыл эпизод, как когда-то давно, так же помедлив и не спеша развернулся и уехал Антон.
«Боже, помоги мне забыть его, - на глаза Ольги навернулись неожиданно слёзы, - Ты же знаешь, он не любит меня. И не полюбит. Он смеётся надо мной. И оправдывался перед чужими людьми, как когда-то апостол Пётр перед служанкой, сказавшей: «И он знаком с Иисусом»… Он такой же, как моя мать… и как земля, которая думает, что солнце вращается вокруг него. Солнцу всё равно. Только когда эта земля, «извергаясь», пытается «заплёвывать» и «заплёвывать» грязью солнце, оно перестаёт светить… Боже, я не хочу «светить» больше этой «земле», помоги мне забыть его даже если для этого придётся меня начисто лишить памяти. Прошу, изгладь его из моей памяти, совсем».
За такими и другими разными мыслями прошёл час, к остановке подъехал автобус, Ольга вошла. Она доехала до конечной. Но идти домой к маме по-прежнему не хотелось, она едва переставляла ноги, чтобы замедлить шаг…
«Может нужно было поехать в город?.. Снять номер в гостинице… Нужно уезжать завтра… Жаль, что сегодня автобус ушёл уже. Зато как будет радостно оказаться в нём завтра. И тепло… Ольга подошла к дому матери, за спиной послышались женские шаги и звук ключей, вытаскиваемых из сумочки. Ольга решилась зайти за девушкой в подъезд. А девушка, вытащив ключи, ускорилась и прошла мимо не в этот, а в подъезд соседний. Ольга хотела поспешить следом, но заметила на скамейке, курившего мужчину, наверняка наблюдавшего всю сцену, начиная с появления из-за угла бредущей Ольги, и не решилась. Всё тем же шагом она дошла до подъезда мамы, и, помедлив, села на скамейку рядом с бродячими котами.
Куривший неспешно мужчина, посидев ещё минут пять, ушёл домой. «Может нужно было попросить его впустить меня к ним в подъезд, погреться? Хотя чего теперь уже…»
Немного спустя, Ольга услышала шаги на лестнице внутри дома, и решила, сделав вид, будто собиралась и без того входить, пройти внутрь. Дверь открылась:
- У меня собака, - обратилась к Ольге женщина.
- Проходите первой, - предложила Ольга, придержав дверь…

Ольга поднималась пролёт за пролётом, чтобы не встретить потом людей, оказавшись рядом со входом на чердак. Лестница была откровенно грязной. Не найдя никакого мешка, она вытащила из рюкзака блокнот, раскрыла, положила его, потом сверху рюкзак и уселась сама. Поначалу ей показалось, что в подъезде очень тепло, она стала согреваться. Но после нескольких часов всё же поняла, что это не так.
Она вытащила телефон, листая фото, где не так давно море и солнце, радость и счастье… Листала неспешно, припоминая к каждому фото историю, прерывая иногда просмотр, замерев, чтобы не быть необнаруженной.
«Вот так и муж мой, Иван, не хотел идти домой, - размышляла Ольга, - когда мы жили в Химках. Шлялся по улицам, залезал на крышу дома… А я не понимала… Я ждала его, волновалась, не знала, что думать… Одна, в чужой стране, в чужом городе. Как и сейчас по сути…, - обнаружив сходство, грустно улыбнулась Ольга, - Он не любил меня уже тогда. Зачем же сказал, чтобы покупала квартиру? Пообещал, что бросит пить… Я поверила… Как же ему было плохо со мной, безотрадно».
Ольга снова стала листать фото и дошла до чашки «дымящегося» кофе с сердечком: утро должно быть добрым…

На следующий день Ольга соберёт сумку и уедет домой. Перед отъездом она попросит прощения у Михаила и у мамы за все доставленные неудобства. Они не ответят «в своей правоте» ничего. Однако Ольга первый раз в жизни не почувствует себя виноватой и не почувствует себя дрянью. Она вообще не почувствует ничего.
Следующую ночь она проведёт в тёплом автобусе. Её соседкой будет женщина-девушка родом из Беларуси, живущая в Челябинске, возвращающаяся домой, девять дней назад похоронившая мать, а до этого отца…
Когда Елена, соседка по сидению, перестанет выговорившись плакать и спокойно уснёт, Ольга подумает, что у Бога всё промыслительно, и эта встреча не случайна… Елене нужна была поддержка и она получила её, откуда не ждала, а Ольге чёткое осознание того, что однажды закончится все мытарства человеческой жизни. «Слава Богу, - подумает она, - на земле нет вечного страдания и всегда есть утешение и повод для радости, просто нужно увидеть его и не отринуть». Вот и сейчас она радовалась тому, что едет домой; тому, что ей есть куда ехать; тому, что её ждёт сын и радость встречи; тому, что успокоилась и уснула Елена; тому, что в автобусе тепло… Она откроет свой истрёпанный временем молитвослов и станет привычно читать вечернее правило: молитвы на сон грядущим, которые сама она называла в шутку: молитвы на сон ядущим.
На рассвете, выйдя из автобуса, Ольга ощутит разницу между тёплой Беларусью и холодной Москвой, почувствует и разницу в чистоте воздуха… Ещё она почувствует себя дома, почувствует себя невероятно одинокой и никому не нужной...
«Может тогда в Крыму, десять лет назад, нужно было не думать о девушке Гриши или хотя бы не отказываться от Михаила?..»

Продолжение следует