14. Сашкин колокол. Из далёкого 1937. Повесть

                - гл.14/24 -

Лошадка Дунька резво несла сани по маленькой просёлочной дорожке, ведущей от станции в деревушку Старая Мельница. Сашка вмиг долетел до дома на этом самом надёжном виде транспорта, используемом человечеством уже многие века. И даже тысячелетия.

Шурка удивилась приезду мужа на медпунктовской лошади. Она с тревогой сообщила ему, что старшенький заболел. Он сегодня не встал с постели. Покашливает. Ничего не ест. И угрюмо молчит. На все вопросы встревоженной матери, он что-то невнятно бормочет. Или и вовсе отмалчивается.

- А температура, пока, слава богу, нормальная. Хоть бы пронесло!

- Я всё знаю, Шура, - ответил Сашка. - Он мне утром пожаловался на недомогание, кашель и головную боль. Когда ты спала. А я собирался на работу идти. Я не стал тебя будить. Потому и лошадь с санями. Её Дунькою зовут. Хочу завтра утром его отвезти в посёлок. К детскому. Пусть он посмотрит его.

- Знаю я твою лошадку. Не впервые вижу эту Дуньку. Накорми её хоть. Не забудь бедную животинку. Сейчас Юрика малиной с мёдом напою.

- Вообще-то это я виноват. Вчера вечером взял его с собой в дровяной сарай, посветить мне. Его и продуло на зимнем ветру. А я, заодно, попозже к ночи, в лесок ближний съезжу. Я там приметил парочку берёз сухих, поваленных ветром.

- А что на ночь? В темноте? Дня нет?

- А когда же мне ещё? Днём работаю. Да и сани с лошадкой не каждый день у нас. И глаз чужих поменьше видит. А то скажут леснику, что я, якобы, спилил живые берёзы. Так шум-скандал может подняться. Из-за пары сухих стволов берёзовых.

- Ну, как знаешь. Бог тебе в помощь. Волков берегись. Только Юру не бери в лес с собой. Он, как увидит твои сборы, будет проситься. Хоть и больной. Это для меня он больной. А тебя увидев, сразу выздоровеет.

- Конечно же не возьму, Шура. Вот утром он и прокатится на санях. До поселковой больницы. А на ночь я его никуда не возьму. Я ему ножичек складной, и фонарик карманный электрический, на батарейке, куплю завтра в посёлке.

***********

Юрка, притворявшийся спящим, и слышавший весь разговор своих родителей, радостно засопел, зашмыгал носом.

- Не спишь, хитрец? Завтра в посёлок поедем. А пока лежи. Не вставай. Надо тебе горчичники, или банки поставить на ночь.

Юрка недовольно, протестующе замычал.

- Завтра ножичек свой получишь. Поедем утром к дяде доктору. Пусть он тебя посмотрит. Может быть и в больницу положит на недельку. Там весело. Много, таких как ты, мальчишек лечится.

- Положит, так положит. Я не против, - пробурчал сын.

- Я, сынок, в лес поеду за дровами. А ты лежи. Не вставай. Вон как мать встревожена.

***********

Сашка поужинал. Отдохнул на железной их кровати, не раздеваясь. Его трясло от нервного напряжения перед предстоящей ночной поездкой-приключением. Опасным приключением. Почитал свежую газету, привезённую им с посёлка.

- Опять, Шура, наловили своих мифических "врагов" народа. И главное, почти все их враги - это те, кто 20 лет назад дрался за их сраную власть. За их идола Ленина. И устанавливал её, эту свою власть. Пролив моря крови. В своё время. Она же их и убивает теперь. Сатурн, пожирающий детей своих. Только здесь наоборот - отцов своих. Вот парадокс! Теперь их вылавливают. И стреляют как псов бешеных. По заслугам старым. Разогналась машина репрессий на полную. А машинист в ней - презренный усатый грузин. Озлобленный на весь мир. Сухорукий. Рябой. Низкорослый.

Но много и невинных этим палачам сейчас в руки попадают. Видать, рабский труд им нужен. Чтобы не платить ничего людям. Но каналы, котлованы и другие всевозможные их затеи чтобы сами копались, строились и появлялись. Как на дрожжах. Просто как рабский Древний Египет.  Всё по мановению пальца фараона. По "волшебному" желанию этого чёртова деспота. Бывшего в юности простым недоучившимся семинаристом. А затем и вовсе - бандитом-налётчиком, абреком. Грабил и убивал в горах своих.

Тёмный народ наш также и мумии другого своего божка-кумира поклоняется. Предшественника нынешнего диктатора, усатого. Ну точно всё, как в Древнем Египте. Тысячелетия назад. Только вот не высушили они своего идола, а замариновали. Как гриб в банке. Или огурец на зиму. И молятся теперь на этого своего маринованного мертвеца. Труположцы чокнутые. Чудеса, да и только! В двадцатом-то веке! В середине двадцатого века!

Что творится на белом свете! На Руси-матушке нашей мученной-перемученной. Когда ж они кровушки-то напьются?! Вурдалаки эти! Упыри! Павианы краснозадые!

***********

- Не лезь, Сашка в политику. В это дерьмо собачье. А то и тебя схватят каты-палачи. И меня, заодно. С детками малыми, невинными. Им, палачам, безразлично кого казнить-пытать. У них все в чём-нибудь виноваты.

- Особенно те, кто не восхваляет их до небес. Каждую минуту. И на каждом углу. Криками, доходящими до истерики радостной. Бьются в судорогах от радости своей безмерной.

Они, когда славословят своего усатого и рябого кумира кремлёвского, от радости в штаны писаются. Он у них заместо бога. Заместо Христа. Ведь надо же во что-то верить им. После разрушения церквей на Руси. И массового убийства ими невинных, в большинстве своём, попов русских.

- Невинных сейчас нет у них. Весь русский народ у них - "враги" народа. Чтоб они сгорели синим пламенем! Разбойники кровавые! Будет и им когда-нибудь расплата!

- Говорят люди знающие: живьём в ямах бедных попов закапывают! Бульдозерами! Десятками и сотнями в одной глубокой и большой яме-котловане! Где-то на пустырях. Подальше от городов. Стесняются. Скромные они наши! Стеснительные!

А они, эти убиваемые чекистскими палачами-катами попы, в это время гимны поют свои священные! И прославляют бога. Который им никак не помогает в такой тяжёлый для них период. Массовое мученичество сейчас на Руси.

- Говорят, что от злобы великой своей, коммуняки сами же своих главных генералов замучили в пыточных подвалах. И потом перестреляли в затылок. Хоть нападай на них прямо сейчас же! Без генералов-то их. Убиенных ими же!

- Они разбойничают-живодёрствуют по-принципу: "Молодец против овец! А против молодца - сам овца!".

- Так и есть, Сашка! Философ-мыслитель ты мой дорогой! Ложусь-ка я спать. Словами их не сбросить со спины русского народа. Этих захребетников кровавых. Крепко вцепились во власть. Как лесные клещИ. Не оторвать. Только с головкой, не иначе.

***********

В одиннадцать вечера, когда Шурка улеглась спать, а дети уже давно видели седьмой сон, он запряг в сани отдохнувшую и подкрепившуюся сеном и овсом Дуньку.

Кинул в сани то, что понадобится ему в его затее. Большую совковую лопату. Штыковую лопату. Топор. Пилу-ножовку. Лыжи. Железнодорожный фонарь, со свечкой внутри. Верёвку толстую длинную. Тонкий крепкий шнур. Две вчерашние обледеневшие и скользкие доски одинаковой длины и толщины.  И большую охапку сена. Которой он надёжно прикрыл все эти, собранные в сани и нужные ему вещи.

И, поцеловав жену и детей, тронулся в путь по полям и мелколесью. По своим вчерашним, почти занесённым снегом, следам. Ведущим в соседнее, крепко спящее, село Лукинское.

Глаза быстро привыкли к ночному слабому свету. Казалось, что сам снег немного светится. Луна и большинство звёзд было прикрыто низкими снежными тучами. Но кое-какие звёздочки на небе пробивались сквозь рваные тучи.

***********

Кобылка с большим трудом тащилась по снегу. Сашка не торопил её. Едет и едет. И слава богу. Он знал, что Дуньке очень трудно сейчас. И подбадривал её добрым словом. Он давно уже слез с саней. И шёл сбоку на лыжах. Чтобы хоть как-то облегчить лошадке её тяжёлый труд.

Зато сани, со своими широкими полозьями, шли относительно легко и свободно. По сухому снегу. По вчера проложенной кобылкой дорожке. Изо-рта и ноздрей Дуньки валил густой пар. Она постоянно проваливалась в снег. Там где он был поглубже. На это и уходили все её силы.

В один, особенно страшный момент, в самый тяжёлый миг, приблизительно на середине пути, бедная старенькая Дунька совсем выдохлась. И встала без сил. Провалившись по самый живот в рыхлый снег. Она встала и, тяжело дыша, беспомощно, жалобно смотрела на Сашку. Сашка подошёл к ней вплотную. Ласково погладил её по бархатистому, приятному на ощупь носу. Прижался щекой к этому тёплому, живому бархату. И с жаром начал ей шептать:

- Ну, миленькая Дунюшка! Не упади! Не подведи! Выручай! Назад легче будет, по-протоптанному. Выручай родная! А то пропадём мы оба! Кругом волков полно. Загрызут они тебя. А я не отобью их от тебя топором одним. Ружья нет. Жаль! Что Кирилычу-то твоему скажу? Он же умрёт от горя.

А мне под суд. И в лагеря их рабские. А может и казнят. Из наганов своих страшных. Звери эти. Хуже волков они! Вырвемся из этого сугроба, миленькая. Отдохни вот только малость, девочка моя.

Он вынул из кармана своей телогрейки краюшку чёрного хлеба и переломил её надвое. Одну половинку он предложил усталой лошади. Другую стал сам жевать. От нервного напряжения. Умное животное всё поняло. И, сделав неимоверное усилие, страшный рывок, вырвалось из сугроба. И тяжело тронулись дальше. У неё будто бы появилось второе дыхание, от ласки и горячих слов, сильно испуганного за неё Сашки.

Стоял морозец. Градусов десять. С трудом, потихоньку, но они приближались к заветной цели своей. К Красной церкви. Сиротливо стоящей на окраине села Лукинское.

Под низким, зимним, декабрьским небом, в заснеженных полях Южного Приладожья, в темноте, в полной тишине, еле-еле продвигалась одинокая санная повозка. И одинокий маленький человек, бредущий рядом с ней. Звёзды скрылись за ночными тучами, несущими с собой обильный снегопад.

***********

Сашка глубоко задумался. Вспомнился ему почему-то, его, недавно уехавший из родных краёв, хороший друг - Одинокий Волк. Или Граф. Или Марк Волчков.

Он был не от мира сего. Он был "посторонним". Он был "чужим". Он был "другим". Он был "одиноким". Он был из другого мира. В его артериях и венах текла совсем другая кровь. Кровь его благородных предков. Всё для него было здесь чужое. Совершенно случайный пришелец из сказочного мира графов, герцогов, королей. Из мира баронов, рыцарей. Князей. Витязей.

В этом, чужом и чуждом для него, суетливом, неприветливом, и неразумном мире. И в обществе простых, земных... примитивно и бессмысленно суетящихся людей.

Он, его дорогой друг Марк, родился... не в том месте. И не в то время. И не здесь его сказочный графский зАмок. Его место - среди рыцарей Айвенго. Среди благородных лесных стрелков Робин Гудов. Это его естественная среда. Это его общество. Это его социум. Там он свой. Там он не "посторонний". Там его все знают. И любят. Где-то... там. Но не здесь.


(Продолжение следует)

***********

29.10.12. СПб