1812 Неумолимой чашей покаяния и горя ч293

Ч293
Неумолимой чашей покаяния и горя

Путь к верной смерти ведал истины героев,
Призвавших в душах , фимиам величия побед,
Убрав сомнения и гимн любви настроив,
Идти назад ,не зная русских вед.

Зимою , ставших главным смыслом,
Спасения , попавшей на мороз души,
Быть вместе с вечным гуманизмом,
Истоком вечной благости в тиши.

Взращённым в вере материнских упований,
На высший дух образования , моля ,
Учить детей величию призваний,
Оценкой , прожитого в счастье дня.

Им , заменившего свободу прежней воли,
На дух приказа , в облике войны,
Огнём , стирая мысли о юдоле,
Штыком , величие и веру всей страны.

Их ждавшей в изобилии и блеске,
В парадных гимнах ,воспаряющих в устой,
А смерть ждала всех в русском перелеске,
За каждой , сгинувшей от зверств душой.

Род , проявляя силою проклятий,
Несущихся на них со всех сторон,
И заменив всё силою понятий,
Вела за вечный рода Рубикон.

        От Боровска до большой Смоленской дороги не было на­стоящего пути: приходилось пробираться через поля, леса и болота. Погода стояла пока еще хорошая; мы были бодры. Встречавшиеся нам по пути селения были сожжены; мы шли до самого Смоленска между двух изгородей из огня. Эта мера, как говорят, была продиктована необходимостью за­медлить преследование неприятеля; она была начата русски­ми. Потомство скажет, следовало ли французам брать с них пример.
(Дюверже)
          При вступлении в Верею батальоны пехоты остановились вправо от дороги, и я увидел перед ними командующего ди­визией генерала Фредерикса, который приказывал солдатам отвести в сторону трех взятых в плен крестьян и убить их; я содрогнулся, услыхав этот громким голосом сделанный приказ, который был немедленно исполнен. Крестьяне дума­ли, что их ведут к посту, на котором будут держать; как сей­час вижу этих бородатых людей в серых кафтанах и сукон­ных картузах, украшенных греческим крестом, как идут они со спокойствием неведения навстречу смерти. Путь был не­далек. Шагах в сорока от генерала, следившего за ними гла­зами, они закричали. Их ударили сзади штыками в поясницу в ту минуту, когда они входили в маленькую соломенную хи­жину; все трое упали в нее, и их стоны замолкли в огне за­жженной хижины. Хочу верить, что второго примера подо­бной жестокости не найти в современных войнах ... в сущно­сти я знал генерала Фредерикса только по внешности. Он был одним из самых красивых людей в армии. Но я смотрел на него с отвращением после этого чудовищного случая и по­сле проявленной им возмутительной бесчувственности, о ко­торой придется говорить ниже.
(Грuуа)
Я отправляюсь в Верею ... Приезжает из Москвы герцог Тревизский маршал Мортье; он выехал из нее 23-го, прика­зав взорвать Кремль. 28-е. Из Вереи мы выступаем в 6 часов утра. Мы прибы­ваем в Можайск, почти целиком сожженный; уцелевшие до­ма полны трупов. Император ночует в поместье в восьми ки­лометрах за Можайском по Смоленской дороге. Мои лошади очень удобно помещены в церкви. Нам позволяют носить ме­ховые шапки. Всем имеющим повозки приказано забирать с собой по одному раненому; я получил бригадира конных охотников гвардии, раненного штыком в плечо. Я рассердил­ся на моего слугу за то, что он выбросил железную кровать, увезенную из Москвы, так как моя повозка была слишком нагружена. Холодная солнечная погода. 29-е. Мы оставляем наш ночлег в 7 часов утра и в 6 ча­сов вечера достигаем Гжатска; по пути останавливаемся в монастыре, служившем госпиталем для раненых арьергарда, для того, чтобы забрать их в проезжающие повозки. Ужасно зрелище этих искалеченных несчастных, которые все жела­ют быть увезенными; несмотря на значительное число экипа­жей, средства перевозки недостаточны, и приходится бра­ниться с провожатыми, отказывающимися принимать ране­ных. Гжатск, хорошенький городок, при нашем первом вступлении в него был сожжен, за исключением двух или трех домов ... Холодно. 30-е. Я дежурный. Рассчитывали на остановку в Гжатске; в полдень император требует своих лошадей и останавлива­ется на два часа за городом, чтобы пропустить мимо себя де­филирующие войска. Его Величество почти в авангарде; ве­стфальцы - голова колонны - прибывают одновременно с императором в поместье Вельяшево на берегу озера; мы ос­тались тут ночевать. Уходя, вынули окна. Его Величество бе­седует с теми, которые окружают огромный бивачный кос­тер; он говорит, что несчастье, разделяемое многими, ощу­щается менее остро. На время ужина я положил мой маленький чемодан в пе­редней; его у меня украли. В нем были вещи, необходимые для туалета; я его никогда не оставлял, так как знаю при­страстие собратьев по оружию к чужим вещам. Я положил в него и мои московские сувениры, предназначенные для по­дарков во Франции. Этот чемоданчик уже пустой нашли в соседнем лесу. В течение двух суток я не видел никого из моих людей. Я остался без шубы и не могу заснуть - 40 мо­роза; а к нему становишься чувствительнее, если плохо вы­спишься, и к тому же остаешься почти все время на воздухе. Если мерзнешь всю ночь, утром чувствуешь себя не весь­ма хорошо. Мы говорим о наших зимних квартирах; предпо­лагают устроить их на Днепре или Двине. 31-е. Я нахожу моего слугу Эйара, который двое суток ночует в одном месте со мной; он не смел показаться мне на глаза после того, как у него украли мою шубу. Один из по­ляков шагает рядом с ним в моей медвежьей шкуре; моя по­возка отстала, и у меня нет переменной сорочки. Это уже верх неблагополучия. Я часто думал, что нет ничего лучше того, чтобы испытать все неудобства бедности, как сделаться военным; правда, потом чувствуешь всю прелесть изобилия.
(Дневник Касmеллана)

Ночь скрадывала все последствия неволи,
В туманной дымке от горящего костра,
Скрывая с глаз ,все тяготы недоли,
Кружившей над поборниками зла.

В открытом поле набирая силу,
Внести в ряды устой разгрома и беды,
Вернув в дела ,великой армии в России,
Судьбу , навязанной противнику войны.

Забыть добро и радость по дороге к дому,
Утратив дисциплину и отвагу рода на краю,
Подвергнув всё великому погрому
И не оставив ничего в былом раю.

В огнях Вереи уготовив смерти воздаянье,
На всём пути , принять Величием Веков,
Помпеи в  Вечности Сиянье,
Над извержением Везувия Основ.

Войною , пробуждённые в героях,
Великой битвы на просторах всей Земли,
За счастье и свободу личной воли,
Творить бесчестие Божественной Любви.

Теряя в теле силу и свободу,
Околевая в холоде и голоде оков,
Несущих смерть и ужас русскому народу,
Пытаясь сбросить воздаяние веков.

Неумолимой чашей покаяния и горя,
Творя народам вечный славы эшафот,
В истоках  человеческого моря,
Взимать войной величие щедрот.
 
Дух изобилия увидев в славе речи,
Постигнув истину творения вершин,
Предуготовив  право власти , пеклом сечи,
И удивив народ великой славой гильотин.

Рубивших шеи ,за произнесённые на встречах,
Слова , свободной мысли и любви,
Спасавшей в сердце дух противоречий,
Воззвавший к  революции в большой крови.

     Использовать гильотину предложил в 1791 году врач и член Национальной Ассамблеи, Жозеф Гильотен. Эта машина не была изобретением ни доктора Гильотена, ни его учителя, доктора Антуана Луи; известно, что подобное орудие употреблялось до того в Шотландии и Ирландии, где называлось Шотландской девой. Гильотину во Франции тоже называли Девой и даже Мебелью Правосудия. Итальянское орудие смерти, описанное Дюма в «Графе Монте-Кристо», называлось mandaia. Хотя подобные устройства пытались использовать и раньше в Великобритании, Италии и Швейцарии, именно устройство, созданное во Франции, с косым лезвием, стало стандартным орудием смертной казни.
        В то время применялись жестокие методы казни: сожжение на костре, повешение, четвертование. Считалось, что гильотина является гораздо более гуманным способом казни, чем распространённые в то время (другие виды казни, предполагавшие быструю смерть осуждённого, при недостаточной квалификации палача часто вызывали длительную агонию; гильотина же обеспечивает мгновенную смерть даже при минимальной квалификации палача). Кроме того, гильотина применялась ко всем без исключения слоям населения, что подчёркивало равенство граждан перед законом.
Википедия.

       26-го мы оставались целый день вооруженными, и когда с наступлением ночи мы разложили небольшой огонь и при­готовились К ночлегу, я получил приказ двинуться. Ночь вы­далась одна из самых темных, приходилось пробираться че­рез лес без дороги и проводника. После массы тревог и силь­ного утомления я добрался со своим батальоном до Боровска. Этот город, который всего два дня тому назад был в прекрасном состоянии, теперь представлял из себя только груду развалин. Он весь был сожжен: оставалось только не­сколько отдельно стоящих риг. Мы расположились биваками в садах, примыкающих к городу. Долгое время стоял такой сырой туман, что наша одежда промокла насквозь, а почва размокла, как в самые сильные дожди, до такой степени, что повозки с трудом подвигались вперед. Количество повозок, сопровождающих армию, было так велико, что одна только образовавшаяся из них колонна занимала протяжение более чем в 25 верст. Беспорядок, который произошел благодаря всему этому, невозможно себе представить: солдаты дрались из-за того, чтобы опередить друг друга, и, когда ненароком попадался мост, то, чтобы его перейти, приходилось ждать часов по двенадцать. Повозки были перенумерованы, но уже со второго дня похода порядок их нарушился до такой степени, что люди пе­реставали узнавать друг друга, а те, которые по своему чину имели право пользоваться повозкой, не знали зачастую, где ее искать, и не могли достать из нее даже самого необходи­мого. Таким образом, с первых же дней отступления стал ощущаться недостаток во всем. В этот день мы в первый раз услыхали, как взорвали амуниционные повозки, которые нельзя было по недостатку лошадей везти за собой; это были повозки отряда итальянской армии, в котором при последних сражениях было перебито много лошадей. Сетовали, что не брали даже тех негодных лошадей, вместо того чтобы теперь терять столь необходимый провиант. Припомнили даже како­го-то артиллерийского генерала, у которого при выезде из Москвы было двенадцать повозок, запряженных шестеркой лошадей каждая. Проехав немного далее, мы увидели еще тлевшие остатки этого парка. Это было печальное и ужасное зрелище ... 29-го мороз продолжался, и крайняя нужда начала давать себя чувствовать: запасы уже истощились, а в окрестностях нельзя было ничего достать. В армии установилась привычка воровать, так что для безопасности приходилось тащить всю провизию на себе, или же, по крайней мере, не упускать ее ни на минуту из виду. Взваливали сумки на спины лошадей, а котелки ставили на огонь. В этот день мы расположились биваком на углу леса между Гридневом и Довином. ЗО-го стали замечаться неурядицы , вызванные голодом и полным отсутствием всего необходимого для поддержания жизни.

( Маренгоне)

              29 октября. Неприятности и лишения, которые мы терпе­ли здесь, были еще только началом бедствий. Среди нас от­крылась злокачественная болезнь, род диареи, вероятно, вследствие холодной погоды (тогда начались уже беспре­станные дожди и шел снег), постоянного лежания под откры­тым небом на холодной сырой земле и от недостаточного пи­тания. Многие из нас подверглись этой болезни; я также пе­ренес страдания, которые нельзя выразить никакими словами. Госпитали были переполнены больными и ранены­ми солдатами, между которыми были и русские военноплен­ные. Кто сам не видел этих госпиталей, тот вообразить себе не может всех ужасов этих чертогов смерти. Смертность здесь, как легко можно себе представить, была очень велика; каждый божий день смерть подрезывала своей косой множе­ство несчастных. Их бросали в огромные ямы человек по 50, по 60 и засыпали вырытой землей. С носили их туда, однако, не раньше, чем накапливалось количество, достаточное для наполнения ямы. Поэтому перед госпиталями лежали целые груды трупов, между которыми - страшное зрелище! ­виднелись кисти рук, ступни и целые руки и ноги, выкину­тые за окно из госпиталя. Так как съестных припасов становилось все меньше, то разыскивать их приходилось иной раз часов по 6, по 8; эти розыски всегда сопровождались насилиями, и несчастные крестьяне, чтобы не подвергаться пущей беде, должны были отдавать все по доброй воле. Большей частью они обраща­лись в бегство при первом появлении наших отрядов, нароч­но для того высылаемых. Те, которые оказывали нам сопро­тивление, находили смерть при защите своего имущества. Нередко, если сопротивление было общим, все селение пре­давалось в жертву пламени. Когда же посланные на фуражи­ровку отряды возвращались с добычей, у нас начиналось об­щее веселье, и каждый получал свою долю. Коровы, овцы, свиньи, гуси угонялись; а то, чего нельзя было угнать, то  убивалось и привозилось на телегах, которые тоже отнима­лись у бедных крестьян . ..

( Вагевир)

Ожесточение борьбы ,достигло апогея Высшей Воли,
Приговорив к голодной смерти всех врагов,
Ушедших в первобытное творение юдоли,
Кровавый след оставив званием величия волков...

Согласно легенде, Рим был основан в 753 году до н. э. Ромулом и Ремом, которых воспитала волчица

Википедия.