Автопортрет с камеллией бранч

АВТОПОРТРЕТ С КАМЕЛЛИЕЙ БРАНЧ
Мэри Нунан
(Памяти Паулы Модерсон-Бекер)
 
Твоя картина, где девушка в камвольном синем платье
наигрывает на флейте средь берез – как бы в клетке
из узорных серебристых стволов – может послужить зачином,
 
возможностью объяснить, почему ты бежала из Теуфелсмоора
в Париж, где праздничные толпы ликовали вокруг башни
на берегу Сены, на которой проводились эксперименты со светом.
 
Четыре раза за семь лет ты занималась в классах живописи,
где разрешалось делать эскизы с моделей ню.
Ты знала, чему можно научиться, рисуя
 
портреты мумий в Лувре, эти глаза
без зрачков, столкнувшихся с загробной жизнью.
В студии Родена ты узнала как можно рисовать,
 
не беспокоясь при этом что подумают люди,
ты смогла, наконец, забыть все и погрузилась
в шумную жизнь кожаных вещей, янтаря и веточек камелии,
 
которые высоко в руках поднимают меланхолические дети.
Как ты устремилась к обладанию всем этим и написала Отто,
что никогда не вернешься к нему и никогда не родишь от него ребенка,
 
как ты попросила свою сестру, чтобы та сфотографировала тебя нагишом,
чтобы ты смогла написать собственный «Автопортрет в шестую
годовщину свадьбы» обнаженной, твой округлый живот,

нитка желтых бус на твоей груди - Как жаль! –
эти слова вырвались из твоих уст перед самой смертью
в 31 год, всего через несколько дней после твоего дня рождения.
 
Ах как жаль, Паула! Как жаль!
Ты начала с рисования старых женщин со скрещенными
руками, покоящимися на их коленях, а закончила портретами
девочек, прижимающих красные или желтые цветы к самому сердцу.

Черновик: 2020-04-24

SELF-PORTRAIT WITH CAMELLIA BRANCH
Mary Noonan
(Homage to Paula Modersohn-Becker)
 
Your painting of a girl in a blue worsted dress
blowing a flute in a birch forest – a cage
with knotted silver bars – could be a beginning
 
a way to tell why you ran from Teufelsmoor
to Paris, where crowds were f;ting a tower
on the Seine, experimenting with light.
 
Four times in seven years you ran to the life-
drawing classes, where they let you sketch
the nudes. You knew what you could learn from
 
the mummy portraits in the Louvre, those eyes
without pupils, facing into the after-life.
In Rodin’s studio, you saw it was possible to draw
 
and not care what people thought and you
were able to let go at last, dive into the whirring
life of skin and amber and camellia branches
 
held aloft in the hands of melancholy children.
How you rushed to get it all out, writing Otto that you
would never go back to him, never have his child
 
asking your sister to photograph you naked, so that
you could paint your nude ‘Self-Portrait on the Sixth
Wedding Anniversary’, your belly round
 
a string of yellow beads between your breasts –
Schade! – the word that flew from your throat
as you died, aged thirty-one, days after the birth.
 
Ah Schade, Paula ! What a shame it was!
You began by painting very old women, their hands
crossed in their laps, and you finished with your portraits
of girls, pressing red and yellow flowers to their hearts.