Февральская эпопея. Тот же вагончик

Сразу, как приехала в Февральск, меня определили в вагончик к учительнице русского языка и литературы  к Ирине Васильевне Малышевой. Она училась в Воронежском пединституте, после перевелась в Благовещенский  и была направлена в Февральск.

 В вагончике мне было отведено место под книжную полку у стены. Вдвоем мы жили в первое время более менее дружно и без конфликтов, пока не появились офицеры, лейтенанты Александр и Валерий. Валерий уже жил с замужней женщиной на грани развода с мужем, тоже военным. Эта женщина работала продавцом в магазине, но это не мешало Валере навещать нас в вагончике вместе со своим приятелем Сашей Юдинцевым.
 Нагрузка школьная у меня была большая, больше нормы в восемнадцать часов в неделю. Что-то около тридцати часов. Зарплата была маленькая, как у всех молодых специалистов, всего 95 рублей в месяц. Мне дали классное руководство в пятом классе, часы предметов черчения в старших классах, Изо в среднем звене и Изостудию от Дома Пионеров района, кроме того меня обязали оформлять кабинеты, выставки детей, ленинскую комнату. Я уходила утром к восьми часам и приходила за полночь. Ирине показалось, что я ...гуляю где-то. Я приходила уставшая и надышавшаяся красок и с мозолями на руках от пера, кистей. Я умывалась, чистила зубы и ложилась в холодную постель, даже не выпив чаю и не проглотив бутерброда. Так хотелось спать. Помимо нагрузки в школе, мы должны были постоянно топить углем печку в тамбуре, чтобы не разморозить систему отопления. За углем надо было ходить к котельной, а там прапорщики опускали нам скабрезности, б-р-р-р. Воду тоже надо было таскать от водовозки баком трехведерным и ведрами. Этого нам хватало на несколько дней, если не было стирки.
 Я была удивлена только одним фактом. В магазинчиках, в низеньких бараках было практически все товары, которые тогда можно было приобрести по большому блату в "Березках" в Москве или в Ленинграде. Апельсины, шампанское, белое вино "Баден-Баден", сигареты "Аполлон и Союз", венгерская обувь, кожаные вещи, шубы, платья, французская и польская косметика, золото, бриллианты, любые продукты и мебель.
Все это было для удержания публики и работяг в Февральске и окрест.
 
 В книжном магазине была продавщица Марина необыкновенно приятная на внешность и манеры. Она была прекрасная женщина и похожа была на киноактрису. Я покупала у нее книги по искусству, которые нужны были для работы в школе. У нее я приобрела книгу Неменского "Мудрость красоты" и по ней загорелась работать. Там была великолепная программа, действительно продуманная, очень кстати и логически связанная с первого класса по одиннадцатый. Я же вела уроки не только голого рисования, а расширяла знания детей вообще об искусстве и художниках. Я показывала, как рисовать карандашом, углем, сангиной, пастелью, акварелью, тушью. Рассказывала об композиции и технике. Мы мастерили из бумаги архитектуру, лепили из местной глины игрушки, расписывали доски. Я показывала городецкую роспись, полхово-майдановскую игрушку, хохломскую роспись, придумывали свои росписи, ставили спектакли, делали декорации, костюмы, сами играли в них, сочиняя слова и музыку с движением.Я почти уверена, что дети, став взрослыми, меня помнят и вспоминают, как и я их.
 Все бы было неплохо, но здесь вступает дьявол по имени, как назвать влечение разных людей? Любовь или флирт? Страсть и зависть? А может и то, и другое вместе?
У Ирины и Саши намечался или уже был любовный роман. Они встречались, гуляли по Февральску, ходили по субботам в офицерский клуб на танцы и прочее. Я была как бы ни при чем. Но тут ввязался приятель Саши Юдинцева Валера, которому тоже нравилась Ирина или ей он, кто их разберет? А я ? Мне они оба были безразличны. У меня был еще незабытый Володя Губарев, по красоте и яркости с ним никто не мог сравниться.
 Офицеры приходили к нам в гости и приносили то вино, то конфеты шоколадные. Я умела кроить и шить и им захотелось перешить свои рубашки  по фигуре, то есть в облипку. Сказано- сделано. Я быстро подогнала им и сшила и все. Кажется, они были довольны. Ирине показалось, что между мной и Валерой начинает разгораться роман абсолютно без основания. Она мнительна и подозрительна не по возрасту.

 Совершенно стремительно нагрянул Новый Год или предновогодняя обычная суета. К нам в вагончик должна была приехать подруга Ирины, кажется, ее звали Нина, она была наполовину русская и китаянка, такая гремучая смесь. Была она смазливая, но несколько жестковато, китайская кровь чувствовалась. Кажется, она была националистка и я ей не понравилась. Она мне - тоже. Они без конца щебетали всякую чепуху, что-то вспоминали и смеялись, как-будто их кто-то щекотал.нина работала на "Федькином ключе" в начальной школе. Это довольно далеко и добираться надо было на рейсовом автобусе или попутных машинах.
 Утром Ирина вдруг объявила, что нет картошки и продуктов для проведения Нового Года, что придут молодые офицеры, а в вагоне хоть шаром покатись. Я спросила, а что же делать? Она предложила идти к пожилой литераторше, занять у нее ведро картошки, купить вина в магазине, конфет и прочее. Просить почему-то обязала она меня, она просто стояла рядом и улыбалась. Принесли с ней ведро картошки, я начала ее чистить, стали тушить мясо и вдруг Ирина заявляет мне безапелляционным тоном, чтобы я шла к Ивановым встречать Новый Год. Я в недоумении. Она стала настаивать. Время было уже половина одиннадцатого. Я оделась и вышла на улицу. Куда идти? К Ивановой Ирине? Ее не было в коттедже, я вспомнила, что она еще вчера уехала к своей родне в другое село. В домах ярко горели люстры, слышалась громкая музыка, стояли в окнах красивые яркие зажженные  елки, а я не знала, куда идти? Меня просто выставили на мороз, выгнали перед самым Новым Годом. Значит это была продуманная акция и готовилась заранее. Ирина созвонилась  с Ниной, пригласила офицеров, их двое, а я - третья, лишняя, так сказать. Ну, разве что  пригодилась, как рабочая лошадка и все, а после надо гнать. Вот и выгнала. Вот так вульгарно и просто. Не могла же я просто расхаживать по улице и так встречать Новый Год?
 Я направилась к школе, где не было света и было необычно тихо. В школе не было никого, кроме сторожа. Я стала стучать в двери, никто не откликался, лишь после упорного и долгого стука, наконец, кто-то стал идти по коридору и, подойдя к двери глухо спросил, кто? Я ответила, что учитель. И когда он удивленно открыл, объяснила, что завтра все учителя едут на рейсовом автобусе на конференцию в Экимчан рано, в шесть часов утра, а я  живу очень далеко в вагончике в другом конце городка и, боясь опоздать на автобус, я решила переночевать до утра в школе, в учительской. Сторож что-то высказал насчет празднования Нового Года, но я промолчала. Сторож знал, что я учитель, он впустил меня, зажег свет в учительской, предложил какой-то полушубок, но я отказалась и поблагодарила его. Он удалился в дальний угол коридора школы, где тихо играла музыка по радио.  Я вошла в учительскую и огляделась, где же мне прокоротать ночь? Я подошла к окну, всюду в домах происходила встреча Нового Года, люди танцевали и пели, пробовали свои яства, пускали фейерверки, провозглашали тосты, пили шампанское, веселились, а я, голодная, стояла у окна и завидовала им. Слезы текли невольно по щекам и я их глотала, чтобы не расплакаться в голос. Это была единственная Новогодняя ночь без праздника и торжества, в полном одиночестве. Самое интересное, что я потратила практически все свои деньги на покупки продуктов, пусть немного и у меня оставалось в кошельке в сумочке. Но все это осталось в вагончике. Как же я поеду завтра на конференцию, куда вообще-то мне и не надо было ехать в обязательном порядке? Идти утром в вагончик я сразу отвергла, как невозможность. Я просто не захотела видеть Ирину вообще никогда. Я ее тихо и яростно ненавидела.
Какая-то подлая иезуитская натура! Разве так обходятся люди друг с другом? Это даже не свинство, а настоящая подлость и гадость. могла бы заранее сказать, так-то и так. Я бы поняла и нашла бы себе куда идти.
 Я легла на учительский стол, так как было все-таки холодно и неуютно в помещении. Постелила себе на столе пальто, под голову подложила вязаную шапочку, сняла очки и положила рядом с собой. Я нечаянно задела рукой очки и они шмякнулись на замерзший пол и ...разбились вдребезги! Я вскочила, зажгла наощупь свет и стала подбирать линзы, но они были безнадежно разбиты и я стала мгновенно слепой. Я плохо видела очертания. Тут у меня полились неудержимо слезы и я заплакала. Через минуту я сказала себе, что завтра у меня будут опухшие глаза от слез и надо прекратить все это. Усилием воли я перестала плакать. Но через мгновение вновь рыдала в три ручья,  сторож, по-видимому, выпил себе водки для встречи Нового года и спал крепко в дальнем углу. Он не слышал ничего. 
 Утром, как только забрезжило, я умыла лицо из графина на столе, выпила воды из стакана, оделась и вышла на морозную улицу, не выспавшись, с головной болью. Все вокруг  было седым от холода, деревья в инее, редкие огоньки освещали туманный горизонт. Люди многие еще спали.
Я стала ожидать автобуса, постепенно стали подходить учителя для поездки на конференцию. У меня  с собой не было даже сумочки с документами  и никаких принадлежностей для поездки, но никто не заметил этой особенности, а может быть все были заняты собой и своими мыслями?  Пришел рейсовый автобус и стали пассажиры рассаживаться. Я подошла к одной учительнице и попросила денег взаймы, чтобы поехать в Экимчан и пообещала там же вернуть ей на конференции. Учительница согласилась и отдала мне деньги взаймы. Она вела математику в среднем звене и жила в общежитии для молодых учителей. Я подумала, что перейду непременно в общежитие учителей. Упрошу директора о переходе. Но все это после. Я не знала, что следующим рейсом приедет Ирина тоже на конференцию, как и другие учителя из нашей школы.

 Она подошла ко мне на конференции в зале, поздоровалась, как в ни в чем ни бывало и сказала, что остается здесь после конференции на несколько дней и отдает мне ключ от вагончика. Я сухо сказала ей, спасибо, забрала ключ и сразу же отошла от нее. Я смотрела на нее, как на ужа или противную жабу, скользкую и холодную, с запахом болотной тины. Это называется отвращением.
В роно Николай Деомидович приветливо меня встретил, поинтересовался, как дела. Я пожаловалась, что нечаянно разбила свои единственные очки. Он тут же поднял трубку, позвонил сотруднице, велел принести ее запасные очки, которые оказались мне как раз. Я окончательно ожила. Устроилась я в гостинице на три дня, сходили с Галей-математиком в столовую, поели. При выходе обнаружилось, что у меня ...похитили мое зимнее пальто вместе с шарфом и шапочкой в рукаве из раздевалки. Мы позвонили в милицию, они тут же приехали, дали мне полушубок, на улице было сорок градусов мороза! Час от часу нелегче. Буквально через два дня пальто было найдено. Молодой человек, пьяный уже продавал в магазинах мое пальто, оно оказалось узко для пышных форм или он сам порвал шелковую подкладку и рукава, когда похищал его из раздевалки, сверху накинув для незаметности свой бушлат и так ускользнул из столовой. Мое пальто вернули в истерзанном виде, я возвратила милиции их полушубок и уехала обратно в Февральск в ненавистный вагончик.
 Мы не разговаривали с Ириной месяца три. Приезжала мать ее, заметила, что мы не разговариваем, пыталась расспросить у меня, что случилось, почему не общаемся? Почему бы матери не спросить дочь? Если между ними нет откровенности, то я-то при чем? Ирина по-прежнему была мне малоприятна и она окончательно потеряла мое доверие и расположение. Мать уехала так и ничего не добившись. Ирина стала приводить в вагончик свою другую подругу Татьяну Николаевну учительницу немецкого языка, бесцеремонную и грубую девицу без фантазий. Они ложились вдвоем спать на кровать, подчеркнуто требовали, чтобы я не шумела, не листала так громко страницы книги и не ходила так по вагончику. К вечеру Татьяна, наворчавшись уходила к себе в общежитие.
Весной Юдинцев Саша поехал во Львов за новым пополнением солдат. Его не было недели три и к Ирине стал наведываться Валера. Они выпивали, весело смеялись и, кажется, были рады своей встрече. Они не могли сразу расстаться, встреча затянулась практически до рассвета. Что-то там гремело в тамбуре, падало и грохотало, они хихикали и что-то негромко говорили, а затем притихли. Я подумала, а как же Саша? Ирина пришла под утро и легла в постель. Как ушел Валера, я не слышала, мне жутко хотелось спать и все равно не выспалась, так как надо было уже вставать и идти на работу в школу. Я ушла, не позавтракав. В школе на второй переменке я успела выпить кофе с молоком в столовой и проглотить что-то.
 Наконец приехал Саша Юдинцев и навестил нас. Он поздоровался, спросил, как мы?
Ирина обняла его, поцеловалась с ним. Я была в шоке. Вероятно, Саша это заметил, а может и нет. Я молчала и читала книгу, либо что-то шила на руках или писала конспекты уроков.
 Они куда-то ушли, вернулись вместе с Валерой, были слегка навеселе. Все трое вышли из вагончика. Вдруг обратно входит Саша и спрашивает меня, как мы тут жили без него (как будто мы какие-то родственники или организация). Я продолжала шить. Саша настойчиво спросил меня. Мне показалось, что это подстроили те двое, которые остались за дверью вагончика или ходили поблизости, предварительно придумав какую-то провокацию. Саша повторил настойчиво и вежливо, не могла бы рассказать ему все, что было? Я подняла голову и посмотрела на него внимательно, сказала, Саша, я не воспитана так, кому-то что-то передавать. Почему ты спрашиваешь меня, когда у тебя есть друзья, спроси  лучше их. Они ведь твои друзья? Саша молча вышел и там на улице произошел у них разговор, какой, я не знаю. Ирина вошла вся трясущаяся от злости. Возможно, тремя, двумя фразами я разбила их отношения окончательно и бесповоротно - меня это абсолютно не волновало. Саша должен знать, с кем имеет дело и стоит ли ему связывать свою судьбу с кем попало. Их дело мириться, соединяться, я здесь абсолютно не при чем.
Саша прекратил приходить в вагончик. Зато приходил какой-то офицер в светлой дубленке,  смазливой внешности, женатый и я знала даже его жену, молодую, с веснушками красивую женщину и у них был сын маленький. Офицер по имени Андрей настойчиво домогался Ирины, стоял в дверях, не давая закрыть двери вагончика. Ирина просила его ласково убрать ногу, а это действовало, как разрешение оставаться. Так происходило практически до утра.  Мне хотелось грубо вытолкать этого типа, либо вызвать комендатуру. Кажется, он понял мои намерения и ушел, наконец-то.   
В следующие дни Ирина стала скандалить и говорить, что вагончик ее и она здесь хозяйка. Да? Я мешаю? Я оделась и вышла, пошла к директору, требовать моего перехода в общежитие учителей. Он выслушал и был в шоке. Поднял трубку в управление бригады, попросил в комендатуре машину и двух солдат для переезда одного преподавателя в общежитие. Машина скоро приехала, солдаты постучались в дверь вагончика,  я собрала вещи в узел, вынесла чемодан и уехала. Ирина не ожидала, что так скоро, без скандала, молча. Для нее это было неожиданностью полной. Она хотела свободы и быть хозяйкой  в вагончике, она получила все и впридачу одиночество.
 Я вышла замуж за офицера Управления бригады. Он оказался москвичом, уговорил уехать в Москву и с тех пор я здесь, в Москве. Но об этом в другой раз. Прощайте.