Воспоминания юности. Глава 15. Сайгон

После поездки на Енисей был трудный, тоскливый четвертый курс. Нас загружали так, что и голову от книг поднять было некогда. Лекции - семинары - коллоквиумы, библиотеки - читальные залы, цитрамон - чай - кровать. Я не знаю, откуда берутся эти пословицы и поговорки о студентах, которым живется весело от сессии до сессии, а сессия всего два раза в год. Я ей-богу, не понимаю! Я училась до умопомрачения. Я прописалась в читальном зале Публичной библиотеки. Однажды ко мне подошел библиограф - смешной дядечка средних лет, белобрысый, в очках, и восхитился моей усидчивостью: "Я понимаю, вы не такая девушка, что вот можно подойти, познакомиться, но вот мой телефон: меня Вячеславом Ивановичем зовут - мне много не нужно, позвоните мне как-нибудь, с Новым годом поздравить"- и библиотечную карточку с цифрами и именем протягивает... Мужчины-библиотекари. Это особая порода. Все они, как на подбор, маленького роста, крайне неуверенные в себе, и почти всегда лишенные мужской привлекательности. Почему? Даже обидно...
Конечно, я не позвонила.
В тот год мне было как-то особенно одиноко и тоскливо. Я зачитывалась Достоевским, которого мы как раз тогда изучали по литературе, ходила по описанным в его романах местам, а в Питере их много, кто читал, тот знает.
 Я обнаружила, что недалеко от Пяти углов находится музей-квартира Федора Михайловича Достоевского, и зачастила туда на экранизации его книг. Ходила всегда одна, но мне никогда не бывало скучно. Мир Достоевского в тот год был настолько близок моему тогдашнему настроению, что я реально ощущала себя живущей во времена Достоевского. Тем более в мрачном питерском антураже. Этот город казался мне холодным, равнодушным к людским страданиям, отталкивающим всякое тепло, почти одушевленным, я так и чувствовала на себе недоумевающий взгляд этих холодных серых глаз...
Ну, вы уже поняли, мне опять захотелось уехать. Очевидно, мой образ жизни в детстве с переездами, частой сменой мест выработался в привычку нигде не задерживаться надолго. Институт подходил к концу, я устроила себе распределение в Калининград, и уехала, ни о чем не жалея.
Хотя нет, было о чем жалеть. В тот год моя сестра всерьез увлеклась ленинградским рок-клубом, именно в те годы: 1986-1987 набирали популярность группы "Зоопарк", "Кино", "Алиса", "Телевизор", "Ноль", и конечно, наш любимый "Аквариум". Мы с сестрой не пропускали ни одного концерта любимых групп. Сестра заделалась ярой фанаткой Миши Борзыкина, лидера "Телевизора". Одну её отпускать на концерты было нельзя, так что мы всегда отправлялись туда вместе. Мы с сестрой никогда не были дружны более, чем в тот год. Это было увлекательное, романтическое время! Если вы жили в  1983-1987 годах в Питере, вы поймете, о чем я. Если вы хотите почувствовать вкус того времени, посмотрите фильм Кирилла Серебренникова "Лето". А "Сайгон"! Знаменитый Сайгон. Так называли меж собой кафе на углу Невского и Владимирского, где всегда тусовались неформалы: хиппи, панки, ну и артистическая молодежь, музыканты и художники. Тут варили кофе, я помню этот "маленький двойной". Кофе был крепкий, горький, но его в Сайгоне пили все, это был своебразный ритуал. Я потусовалась в "Сайгоне" всего пару месяцев, между получением диплома и отъездом на работу в Калининград, но это были яркие два месяца. Ходили мы к Сайгону втроем, а чаще и вчетвером-впятером: я, сестра и её подруга Аглая, - о коей расскажу в следующей главе,- со своей свитой. Однажды нас забрали в отделение милиции - только за то, что тусовались у Сайгона, этот Сайгон был для ментов как бельмо на глазу. Нас продержали в отделении чуть больше часа, - Аглая не упустила случая поскандалить! - и отпустили с миром.
У Сайгона я знакомилась с панками, фотографами, путешествующими хиппи, свободными художниками, просто студентами. Помню, один паренек с ирокезом спросил меня: "Ты кто: герла или жаба?" - "Я просто так, человек". Оказывается, девушки в панковской среде назывались "жабами", а у хиппи - "герла".