Кукла

Кукла (Игорь Панин)

Куклы бывают разные – моргающие, говорящие, ходящие. С некоторых пор стали выпускать даже беременных, из откидного живота которых можно извлечь скрюченного пластмассового младенца. Недалёк и тот день, когда появятся куклы, сочиняющие стихи... Об этом подумалось после прочтения книги стихотворений «Фотосинтез» Веры Полозковой, или просто Верочки, как называют её почитатели и как она сама себя именует. Собственно, в книге не только стихи, но ещё и фотоработы Ольги Паволги. Потому-то настоящий сборник и носит такое название. В аннотации говорится: «Фотосинтез – здесь: процесс образования органического вещества из поэзии и фотографии на свету при участии некоторых пигментов». Простенькие чёрно-белые фотозарисовки, треть из которых составляют изображения Полозковой во всех ракурсах, вряд ли могут претендовать на самостоятельность, это всё же иллюстрации к стихам. Так что если здесь и имеет место быть некий синтез, то при явном доминировании текстов. Особенно умиляют множественные портреты Полозковой, выложенные на развороте в конце книги, чуть отличные друг от друга. Ну очень оригинально. Энди Уорхол до такого в жизни бы не додумался.

Однако вернёмся к нашим куклам. Если когда и появятся куклы мыслящие, то мыслить они будут исключительно в рамках заданной им компьютерной программы, и не более того. И потому вряд ли придётся ожидать от них каких-то оригинальных творческих шагов. Ну вот как вряд ли можно назвать оригинальными следующие стихи Полозковой:

Этот Гордон Марвел,
похмельем дьявольским не щадимый.
Он живёт один, он съедает в сутки по лошадиной
Дозе транквилизаторов;
зарастает густой щетиной...

Далее сообщаются любопытные подробности из жизни Гордона Марвела – например, этот замечательный господин пьёт тёплый Хольстен и листает Хастлер, при виде счастливых людей его начинает душить злорадный смех.

А вот ещё одна история, которую рассказывает нам Верочка:

Когда Стивен уходит, Грейс хватает инерции
продержаться двенадцать дней.
Она даже смеётся – мол, Стиви,
это идиотизм, но тебе видней.

И ещё в таком духе:

Бернард пишет Эстэр:
«У меня есть семья и дом.
Я веду, и сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс,
по ночам я пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя –
я даже дышу с трудом».

Выискивать такие тексты специально не нужно, достаточно раскрывать книгу наугад, чтобы постоянно натыкаться на нечто подобное:

Когда миссис Корстон встречает
во сне покойного сэра Корстона,
Она вскакивает, ищет тапочки в темноте,
не находит, чёрт с ними...

Так и хочется воскликнуть: кто все эти люди?! Кто эти Стивы, Грейсы, Бернарды, престарелые мистеры и миссис? Живи Полозкова на Лонг-Айленде или в Манчестере, а не в каком-нибудь Бирюлёве, то и вопросов подобных не возникало бы – человек пишет о том мире, который хорошо знает и понимает. Но знает ли Верочка тот мир, о котором пытается рассказывать другим? Очень сомневаюсь. Впрочем, «пипл хавает», поэтому Верочка особо и не заморачивается выбором тем:

Тара Дьюли поёт под плеер
(«эй, мисс, потише вы!»)
Носит строгие туфли
с джинсами арэнбишными...

Носить «арэнбишные» джинсы – ещё не самое главное, хотя, конечно, это необходимо для поддержания статуса современной и модной женщины. Но чего-то здесь явно не хватает. О да, той самой обязательной в наши дни толерантности. Поэтому Верочка развивает стихотворение в интересном ракурсе:

Тара любит Шику.
Шикинью чёрен, как антрацит.
Он красивый, как чёрт,
кокетливый, как бразилец.
Все, кто видел, как он танцует,
преобразились...

Вот теперь порядок. Не важно, кто этот Шику по национальности, хоть и напоминает бразильца, – главное, что он чёрен и что розовой клавиатурой в очередной раз нанесён сокрушительный удар по расизму.

В куклы играют преимущественно девочки, соответственно и армия почитателей нашей героини состоит в основном из представительниц слабого пола, не достигших ещё того возраста, когда положение обязывает заниматься семьёй и домом, а не торчать сутками в Интернете. Ну кто может стать для них кумиром? Разумеется, гламурная молодая особа, пописывающая статейки для русской версии «Космополитена» и сочиняющая стишки о пленительной загранице. Тут, конечно, играют определённую роль и стремительно стареющие культуртрегеры, подобострастно заглядывающие в ноздри «актуальным» поэткам, пиарящие их не столько из любви к искусству, сколько для того, чтоб лишний раз напомнить о себе – мы, мол, как зажигали звёзды, так и продолжаем, а это кому-нибудь да нужно.

О чём пишет Полозкова? Это поэзия телесериалов. Стихочтиво для продвинутых нимфеток и одиноких, мечтающих о встрече с «положительным» иностранцем студенток платных вузов – тех, что, разумеется, не смотрят «Рабыню Изауру» («фи, какой примитив!»), но фанатеют от «Секса в большом городе». Не стоит искать тут каких-то глубоких мыслей или выстраданных откровений. Ведь всё это было, есть и будет в мыльных операх, которые, надо думать, Верочка смотрит чаще, чем читает книги. Хотя что-то она, наверное, читает, многие её стихи буквально нашпигованы Бродским. Так что совершенно излишне признание автора:
И Иосиф Бродский сидит у меня в купе...

Когда же он выходит в тамбур покурить, Верочка, бывает, выдаёт что-то на другой мотив, тоже не очень впечатляющее:

От Кишинёва и до Сент-Луиса
Издевается шар земной:
Я ненавижу, когда целуются,
Если целуются не со мной.

Сие откровение посетило Полозкову с 19 на 20 марта 2005 года, если верить дате под четверостишием. Но скажите мне, какая связь между Кишинёвом и Сент-Луисом, вставленным в текст только ради рифмы? Почему именно Кишинёв стал точкой отсчёта «издевательства» земного шара, а не, допустим, Магадан? Или в этом купе ещё кто-то сидит? Когда-то, обкушавшись ананасами, вымоченными в шампанском, Игорь Северянин тоже порывался из Москвы в Нагасаки, а из Нью-Йорка – прямо на Марс. Однако у него была своя поэтика, свой неповторимый голос. И потому стихи Северянина воспринимаются нормально, а вышеприведённый текстик Верочки – как вторсырьё.

Сама Полозкова, как и следовало ожидать, от скромности не умирает. В интервью порталу OZON.RU она довольно красноречиво отзывается о тех, кто не особенно восторгается её творчеством: «Поэтический цех в большей массе меня просто ненавидит. И я понимаю, за что... Люди бухали сорок лет, выглядят плохо, убили всю молодость на современную русскую литературу, их читает четыре с половиной критика. И вдруг какая-то 23-летняя тля с сытым мерзким лицом, недоучка, собирает залы, которые им и не снились».

Во-первых, нет ничего ужасного в том, что поэты «бухают». Они занимались этим с незапамятных времён, да и вряд ли когда прекратят. Ставить в укор поэту его пристрастие к алкоголю – по меньшей мере нелепо. Это всё равно что обвинять звёзд шоу-бизнеса в желании жить на широкую ногу. Во-вторых, наша героиня не понимает (или, кокетничая и лукавя, не хочет понимать) самых простых вещей: так называемый поэтический цех вовсе не завидует её умению собирать залы или продвигать своё творчество. Но у человека, хоть мало-мальски разбирающегося в поэзии, её тексты вызывают такую же негативную реакцию, как песенки группы «Корни» у заядлого поклонника Led Zeppelin. Тут дело в наличии или отсутствии вкуса, и только. Кроме того, мы всё-таки не племя из джунглей Амазонки, в новообретённом обычае которого – расплачиваться за блестящую погремушку золотыми статуэтками, доставшимися от далёких предков; у нас великая поэзия, язык, традиции (да простит меня читатель за пафос). И подобный литературный секонд-хенд, конечно, не может не раздражать.

Талантлива ли Верочка? Скорее, да, чем нет. Парочка неплохих стихотворений в книге всё же обнаруживается. Но её талант вряд ли разовьётся в нечто стоящее, пока она не перестанет стихотворно угождать запросам кислотной публики и не попробует найти что-то пусть даже не очень яркое, но своё. А она не перестанет и не попробует, потому что уже сейчас есть с десяток таких же Верочек, дышащих ей в затылок, которые не преминут занять её место. Они тоже смотрят «ти-ви», они не хуже её разбираются в том, какие джинсы «арэнбишные», а какие нет, они доподлинно знают, что предпочитает пить Гордон Марвел, и без труда объяснят, почему Тара любит Шику. Нелегко сделать такой шаг, отказавшись от набранного рейтинга. Да и боязно.

Ведь основное предназначение куклы – развлекать. Кукла, которая, сломавшись, перестаёт функционировать или же вдруг делает совсем не то, чего от неё ждут, мало кому нужна. Её выбрасывают на помойку. Иногда оставляют «на память», закинув в чулан, но играют уже с другой моделью. Или с той же самой, но новой, с гарантийным сроком, ещё обладающей особым, «нетронутым», фабричным запахом. А бывает и так, что кукла попросту надоедает, и её постигает та же печальная участь – помойка или чулан.  Дальнейшая литературная судьба нашей героини в этом контексте незавидна. Как бы ни старалась она соответствовать своему имиджу, сколь долго ни продержалась бы в своём нынешнем статусе, время других – более современных – кукол всё равно придёт. А что останется от Верочки?

(С) Игорь Панин
https://lgz.ru/article/N37--6241---2009-09-16-/Kukla10130/