10. Сашкин колокол. Из далёкого 1937. Повесть

                - гл.10/24 -

Матюхин умер на девятый день смерти Троицкого храма в Васильках. На день поминовения разорённого им храма. Храма убиенного им, рабом божим Кузьмой. Он умер на девятины, - как говорят верующие. На девятины смерти Белой церкви. И умер он страшной смертью.

По официальной версии следователей, его размололо-размесило в мясной фарш на железной дороге. Под колёсами маневрового паровоза. Протащив около 150-200 метров по полотну железной дороги. Судя по клочьям кроваво-грязных, кроваво-мазутных тряпок, некогда бывших его одеждой. И разбросанных на всём этом протяжении ж/д пути.

Видимо он шёл по ж/д полотну. Пьяный. Или устало-сонный. Весь в размышления и в задумки грешные свои погружённый. Да и не услышал грохота, быстро приближающейся сзади, смерти. Не обратил спасительного для него внимания на летящий к нему сзади поезд или автодрезину.

Кончил свою преступную и бесшабашную жизнь под ужасными стальными колёсами бешено грохочущего товарняка. Или под, не менее ужасными колёсами, незаметной, предательски подкравшейся, грузовой дрезины.

А может и действительно - станционный паровоз-маневровик его зацепил "по-приятельски", "по-свойски". Каким-нибудь своим крюком. Одной из многочисленных железяк, торчащих из паровоза того времени во все стороны. Да и поволок его на тот свет. Где его уже дожидалась, шипящая от горящего человеческого жира, раскалённая сковорода. Адово ложе для грешников.

***********

Опознали его по кровавым, грязным лоскутам и форменным пуговицам самодельного бушлата. Из обрезанной им снизу морской шинели. В этом бушлате он ходил всё последнее время своей непутёвой жизни-житухи.

Это произошло недалеко от станции. Чуть ближе к Мге. И к Питеру. Около моста через речку Ковру. Там где она ныряет под железную дорогу, прибежав из большого Люкосаргского озера. И затем, из-под ж/д моста, направляется по полям, лесам и болотам к деревеньке Старая Мельница.

Ну, а после - к реке Лава. Чтобы влиться в неё. Слиться с ней в одно целое. В один поток. А потом, общим потоком, течь в село Васильки. К поруганной девять дней назад Троицкой церкви.

Васильковская, разорённая красными вандалами церковь, и стоит как раз на берегу реки Лавы. Капли крови Кузьмы Матюхина утекли с речкой к недавно разорённой им Белой церкви. Такая вот мистика на свете белом творится. Чудеса, да и только.

Перемолотые и раскиданные по ж/д полотну внутренности, ошмётки головного мозга, кровавые куски его некогда могучего атлетического тела пожрали голодные бродячие станционные и поселковые собаки. Собственно и хоронить-то было почти нечего. Несколько перемолотых поездом, и затем дочиста обглоданных псами человеческих костей.

На мощной лобной кости, разбитого на несколько фрагментов черепа погибшего, нашлось немного подозрительное отверстие. Что-то вроде ножевого или штыкового удара. Фронтального. Колющего.

- Но это конечно же не так, какой уж там нож... - решили специалисты, судебные медики-криминалисты.

Впрочем, это могла быть дыра от острого камня, проломившего череп погибшего при волочении его тела поездом по ж/д полотну. А ведь на ж/д полотне этих острых камней, т.е. щебня, хватает с избытком. Валяются и большие старые ржавые гвозди. И ж/д-костыли, для забивания их в деревянные шпалы. Также это могла быть дыра от удара выступающей острой деталью паровоза или вагона. Ну вобщем что-то вроде того.

Да и в самом-то деле! Кто ж мог напасть на такого страшного громилу-драчуна. Да ещё и спереди. Если судить по, условно предполагаемой, ножевой или штыковой дырке в центре лба. Таких "самоубийц" они не знали. Он сам на кого хочешь нападёт. Со смертельным исходом для любого противника. Этот верзила мог свернуть в бараний рог любого, вместе с его же ножиком. И этот ножик засунуть ему же в ж*пу. Так рассуждали чины в милиции, прекрасно знающие Кузьму Матюхина. И его физические возможности первого поселкового драчуна-бойца.

***********

Но уголовное дело на всякий случай завели. А мало ли какой удалец-молодец "пришил в лобешник" нашего страшного Голиафа. Ведь и на огромных бойцов Голиафов находятся свои пастухи Давиды, легко и хитроумно убивающие их.

Чего только не бывает на этом свете: "Заведём-ка мы уголовное дело. На всякий пожарный. Может и отыщем какого-нибудь лермонтовского силача, купца Калашникова, завалившего нашего, усопшего в бозе, богатыря Матюху. Этакого непобедимого драчуна, бойца-опричника Кирибеевича".

Суеверные бабы и мужики, а также пожилые старушки шептались по углам:

- Наказал Бог антихриста-богохульника за разорение и осквернение нашей Белой церкви. И как раз на девятый день разорения. На девятины. В день поминовения храма нашего погибшего. Перевоплотился бог всемогущий в поезд-товарняк, да и жестоко наказал - размесил-размазал ирода этого, грешного Кузьму Матюхина.

Похоронили Кузьму, раба божьего, на кладбище православном. Благо, что не успел он ещё и его разорить. Не испоганил ещё он и его. Кладбище поселковое. Перед смертью своей. Как испоганил он церковь несчастную, васильковскую.

***********

Хоронили Матюхина с помпой. С народом. С партийными шишами. С обещаниями построить "коммунизьм-социлизьм" в ближайшее время. Ну вот прямо завтра же. Не иначе.

- Вот только врагов народа всех сначала изведём-показним. А дальше уж пойдёт-попрёт одно счастье народное. Одна житуха сладкая. Только ложкой успевай черпать сладости коммунячьи. Бесплатно. За так. По записи. По талонам.

Главное сейчас - это выявить и показнить всех многочисленных врагов народа! И откуда этой заразы набралось?! Как блох на псе бродячем! Их убиваешь сотнями! Тысячами! А они, сволочи, не переводятся. Как сказал великий наш! Гениальнейший из гениальнейших! Вождь-кормилец! Продолжатель и преемник великого...

И т.д. и т.п. Словесный водопад. Словесный неукротимый понос. С обещаниями бороться и далее с опиумом религии.

- С тёмным церковным мракобесием, - как боролся с ним наш дорогой и незабываемый Кузьма Матюхин, - яркий, яростный, славный борец за счастье народное! За счастье простого народа во всём мире! Передовик труда железнодорожного. Защитник женщин, детей и стариков. Особенно женщин!

Многие "особенно женщины" опустили глаза и стыдливо покраснели. Они хорошо помнили этого "защитника женщин". Помнили многочисленные и болезненные синяки и ссадины во всех местах женского тела во время ночного насилия, совершённого этим идейным покойничком над ними.

***********

И все верили в эти дежурные, лживые слова проводов на тот свет этого активиста большевистского. А по совмещению - и станционного хулигана, драчуна, дебошира и насильника. Верили. Или делали вид, что верили.

Рыдали по усопшему, жалея его. Рыдали, напрочь забыв про, совсем не так давно, разбитые именно им, разбитые лица свои. И вышибленные им, именно им, зубы свои. Или делали вид, что рыдали.

Забыли и про порванные им самим, в клочья, свои трусы и юбки, свои лифчики и платья, в ночной тиши окраин поселковых. Про зажатый им рот, чтоб не кричала. И про железную хватку за горло, чтобы не вывернулась, "сцуко", из-под него. Из-под этого "защитника женщин", а особенно молодых и красивых. Забыли обо всём этом на похоронах его. Или делали вид, что забыли.

И плакали-рыдали, - "По прекрасному человеку, ушедшему от нас так рано. О, сколько бы ещё он мог бы сделать для счастья простого народа станции и посёлка. Если бы не покинул нас так рано. Так безвременно".

***********

Фактически, его уже похоронили бродячие полудикие поселковые собаки. Мало чем отличающиеся от собратьев своих, волков, по повадкам. Разве что лают, а не воют. Да ещё волков боятся, как огня. Будто и не братья вовсе.

Бродячие псы сожрали весь "мясной фарш", получившийся из бедного непутёвого Кузьмы, перемолотого, как в кухонной мясорубке. Каким-нибудь бешеным товарняком с углём или с щебёнкой. Собаки с голодухи зимней сожрали не только грешную плоть матюхину, но и бОльшую часть костей его молодецких, тоже перемолотых поездом.

Ну, а после, естественным путём пройдя через собачий кишечник, наш герой-активист большевистский, ярый борец с церквями, выделился из собачьего организма. Уже в виде собачьих куч, разбросанных по всем улицам, дорогам, кустам и пустырям станции и посёлка. Вобщем, везде, где беспрепятственно и безнаказанно шныряют эти "милые и безобидные друзья" человека.

Так что наш Матюха был фактически уже похоронен в виде многочисленных собачьих экскрементов по всему обширному населённому пункту. С обеих сторон от ж/д линии. Слева - в станционном, ж/д посёлке. И справа - в посёлке торфоразработчиков. Слева и справа - это если смотреть с ж/д пути, от Питера на Мурманск.

То что было в гробу - уместилось бы в корзинку от грибов. Несколько размолотых поездом и начисто обглоданных "друзьями" человека костей. Мир праху его. Что ещё сказать. Все мы грешны в этом грешном мире. Не нам его теперь судить. Ему предстоит другой суд. Высший суд. Божий суд. Там он и ответит, на все вопросы к нему.

Он понёс справедливое и жестокое наказание от бога за разорённый и осквернённый им, Кузьмой Матюхиным, храм божий, за васильковскую Белую церковь. А кто являлся орудием бога, рукою бога, для наказания этого великого грешника, для возмездия этому вандалу - какая разница, по большому-то счёту.

Наказал бог рукою... Кто ж его знает, чьей рукою он наказал грешника Кузьму Матюхина, молодого путейского рабочего.

***********

А ещё через неделю исчез и другой участник описываемых событий. Вернее, не исчез, а уехал. Навсегда. Из этих, родных ему и благословенных, мест. От своей любимой матери. И от своей любимой девушки. Это был Марк Волчков. По кличке Граф. Или Волк. Или Одинокий Волк. Марк съездил в Питер, куда его срочно отправила мать Светлана.

После какого-то, очень откровенного разговора его с ней. На десятый день после разорения сталинскими варварами васильковской церкви. Она уже через пару часов после рассказа её любимого, обожаемого сына, буквально в спину, вытолкала его на поезд до Питера. С запиской к родственникам отца Марка. А значит и к родственникам самого Марка.

Прочитав записку Светланы, и сразу же признав Марка своим родным человеком, хоть они никогда прежде его не видели, эти, страшно обрадовавшиеся ему, родственники выслушали рассказ Графа о его жизни. И о последних в этой его жизни событиях. И также об острой, опасной ситуации, в которой он сейчас находится.

Они незамедлительно выполнили просьбу Светланы, касательно её сына. И в то же время, их близкого родственника. Молодого и красивого.

Со своими немалыми знакомствами с важными лицами из мира науки и искусства, они помогли ему тут же оформиться в далёкую геологическую экспедицию рабочим. Куда-то на край света, в Камчатский край. На берегу Тихого океана. С твёрдым обещанием помочь ему, при первой же возможности, пересечь океан и тайно эмигрировать в страну свободы и демократии. В страну мечтаний всей жизни Марка. А именно - в благословенную Канаду.

Скажем, пристроив его матросом или рабочим на китобойное или рыболовецкое судно. А уж как удрать с судна в первом же порту на том берегу океана - дело самого Марка.

***********

Окрылённый Марк вернулся домой, чтобы навсегда проститься с любимой мамой. Также он сходил в медпункт и рассказал приятелю своему, фельдшеру Сашке, о сегодняшнем вечернем отъезде своем с родины. Стал с ним прощаться. Но Сашка сказал, что придёт к поезду на станцию. Проводить его, доброго своего молодого друга. И что они ещё увидятся, даст бог, когда-нибудь. В будущем.

Они выпили по парочке мензурок спирта с сиропом малины. Посидели и поговорили ещё минут 15-20. И Марк ушёл домой. Собираться в дальнюю дорогу. Больше он ни с кем не встречался, и никому ничего не говорил. Он долго стоял во дворе своего дома, обняв крепко дорогую свою матушку. И любуясь в последний раз улицей своей, садом своим, домом своим.

С любимым котом Тишкой на руках, который от удовольствия громко мурчал и чуть-чуть царапал коготками своими любимого хозяина. Как бы прося его не покидать его, такого славного кота Тишку. В зелёных глазах Марка стояли слёзы расставания.

Прибежала вдруг 17-летняя красавица Алёнка, узнав откуда-то о его отъезде. Видимо от друга-хитреца, фельдшера Сашки. И вдруг, ни с того, ни с сего, рыдая, захлёбываясь от горячих, полудетских слёз своих, кинулась молча к нему на шею. И долго-долго висела на его шее, не отпуская его, крепко обняв. И что-то тихо-тихо и быстро-быстро шепча ему на ухо.

Слёзы поневоле брызнули из глаз Волка.Он отворачивал голову, смущаясь их. Он, как бы, и не знал, что его так страстно любит такая милая юная красавица Алёна. Алёна-синеглазка, как её часто называли окружающие.

Вечером его сажали на поезд до Питера, и надолго, если не навсегда, прощались с ним. Плачущие горючими слезами, мама Светлана и, без памяти влюблённая в него, девушка Алёна, с красным, опухшим от плача носиком своим. А также, фельдшер Сашка, прибежавший на станцию со своей деревеньки Старая Мельница. И пыхтящий, как паровоз, от длительного и быстрого бега.

- Чуть не опоздал, дорогой мой друг Марк...

- Прощай, друг мой Саша! Может свидимся когда. Постараюсь нелегально эмигрировать в Канаду. Вот там, в тех лесах, я ещё не метал своих ножей и топоров, как Следопыт у Фенимора Купера. Привет от меня передай твоей доброй супруге Шуре! И мальчикам твоим тоже. Они меня знают и любят. Привет старику Климычу. Я не смог, не успел с ним попрощаться. Жаль! Хороший старик. Теперь уж никак... Ну дай бог ему здоровья и долгих лет. Передай ему от меня.

Прощай мамочка! Все мои письма сразу же сжигай после прочтения. Не храни их, чтобы у тебя не было неприятностей при возможном обыске ищеек. Они ведь сажают и расстреливают всех, без исключения. Даже женщин... Даже стариков... Даже детей... Сожги или закопай всё, что ко мне относится. Скажи, что ушёл в лес болотистый, что за речкой Коврой, и пропал без вести. Ни слуху, ни духу. А болота в тех местах бездонные. Вот там и пусть ищут, палачи большевистские, опричники сталинские.

Прощай Алёнушка! Я о тебе всегда буду помнить. Спасибо тебе за твою фотографию, подаренную тобою мне. Она мне очень дорога! Мне кажется, что мы встретимся ещё с тобою, моя милая Синеглазка. Жаль, что не было у нас с тобою ничего, что обычно бывает у парня с девушкой, влюблённых друг в друга. Очень жаль!

- Я буду ждать тебя, мой любимый, мой единственный! Буду ждать... годы, - прошептала сквозь горючие слёзы несчастная влюблённая девушка.

***********

Марк Волчков тайно уехал из родных мест. Чудом ускользнув из-под носа людей в кожаных куртках и кожаных фуражках, с кровавыми звёздами на них. С казёнными наганами на боку. И с "великими" Государственными Тайнами в мутных рыбьих глазах своих.

Все решили, что он погиб в лесу. Утонул в страшных болотах. А где конкретно, в каком именно болоте? Бог весть.

Питерские, вновь обретённые, его родственники быстро сделали Марку нужные документы. И он через три дня улетел на дальнем пассажирском самолёте. От всего своего сердца поблагодарив их, своих родных по крови. По родному отцу своему.

Они же, в свою очередь, пообещали ему скорую тайную эмиграцию. Тайный побег через Тихий океан. В свободный западный мир. К дальней своей родне. И естественно - к родне самого Марка.

Письмо от него пришло Светлане в марте. Через три месяца. Он писал, что скучает. Что любит. И что надеется когда-нибудь встретиться. Также он просил сжечь его письмо. Сразу же по прочтении оного.

И ещё он очень просил передать Алёнушке, что любит её. И что готов сделать её своей прекрасной юной графиней, как только они вновь встретятся. Встретятся, чтобы никогда уже не расставаться.


(Продолжение следует)

***********

22.10.12. СПб