Двери и пороги Двери и пороги II

Что вы думаете о шкафах? Простые, привычные предметы мебели, правда? Ничего удивительного, если не вспоминать, как мы прятались в них в детстве, шумно вдыхая запах маминой шубы и средства от моли. И не говорите мне, что вы так не делали. Не поверю.
Шкафы в своём роде – тоже истории. Иногда они набиты ненужными вещами, иногда в них может лежать нечто такое, о чём вы давным-давно позабыли, а может найтись только пыль и паутина. Шкаф может быть одним из многомиллионной партии безликих ДСП-близнецов в великом множестве штампуемых на заводах, а может оказаться уникальным и неповторимым произведением искусства. Некоторые из шкафов, подобно историям, разваливаются, стоит только закрыть дверь-обложку. Некоторые – увы, – оказываются крепкими, красивыми, но пустыми.
Если придерживаться этой точки зрения, сейчас мы входим в историю. Впереди, конечно, идёт ручной Никита… тьфу ты, ручной монстр Персефоны. Он осторожно пригибает голову и шагает в глубины той Нарнии, о которой Клайв Льюис предпочёл бы писать исключительно на полях. Не смотря на кромешную темноту спальни Персефоны, я всё равно вижу, как монстр буквально исчезает в деревянной стене. Я шагаю следом, крепко зажмурившись. Здесь, конечно, не платформа девять и три четверти, но я всё равно на секунду сравниваю себя с неким избранным, когда вылетаю в пустоту. Только тогда я решаюсь открыть глаза, чтоб оглянуться и увидеть, как из широкой расщелины в каменной стене, матерясь, вываливается Старк.
– Странно, – замечает монстр, задумчиво оглядывая стены, облепленные тускло светящими слизнями. В его руках оказывается тело той самой Юли, которая несколько часов назад буквально убила себя о персефонину зубочистку. Конечно же, нет никаких вспышек света или звуковых эффектов, всё происходит просто до неприличия: вот тела не было, а вот оно есть.
Я гляжу на Старка, но его, похоже, уже ничего не пробирает. В ответном его взгляде читается только один вопрос: зачем мы, говоришь, на это подписались? Ответить мне, разумеется, нечего.
– Цыпа-цыпа-цыпа! – орёт ручной монстр Персефоны, уверенно переступая через огромных слизней, вяло ползущих по полу. – Бабаюшки! Братишки, я вам покушать принёс!
Старк ухитряется выдать нечто похожее на смешок, хотя не понятно, что такого смешного в словах монстра.
Я оглядываюсь по сторонам, изучая низкие своды известняковой пещеры и свисающие со стен гроздья чего-то похожего на бледно-оранжевый лишайник. Заросли смотрят на меня в ответ светящимися точками красных глаз. Я перевожу взгляд на широкую спину домашнего монстра Персефоны, и невольно отмечаю, как топорщится огромная чёрная футболка от костяного гребня на его спине. Чудовище, словно почуяв мой взгляд, оборачивается.
– Ну что, придётся идти наружу, – спокойно говорит он, перекидывая тело в розовом пальто на плечо.
– А если все бабаи убежали за королём? – задаёт Старк очередной резонный вопрос из тех, которые должны были прозвучать гораздо раньше. – Или ты думаешь, что он оставил кого-то наблюдать за вами?
– Вообще, – говорит монстр, бодро шагая спиной вперёд, – я думал, что столько бабаев королю на фиг не надо, тем более, если у него есть книга. Но твоя версия даже лучше звучит. Правдоподобней.
– На самом деле ты просто боишься остаться наедине с собой, – бормочу я, искренне надеясь, что монстр Персефоны меня услышит. Я представляю себе, как он смотрит вначале с удивлением, потом скалится, а я достаю нож, и когда он бросается на меня…
Конечно же, монстр не слышит. Вместо того чтоб начать драку, в которой у меня почти никаких шансов, он разворачивается и бодро топает к светлому пятну выхода, кажется, даже что-то насвистывая. Голова человека без тени безвольно болтается из стороны в сторону. Волосы качаются, словно водоросли, подхваченные заботливыми руками подводного течения.
Задверье встречает нас блёкло-зелёным светом. Первые мгновения я щурюсь, пытаясь разглядеть сквозь листья единственного местного дерева источник этого света, однако взгляд натыкается только на равномерное сияние. Только после этого я оглядываюсь. Перед нами лежит равнина, покрытая чахлой растительностью. Блёкло-жёлтая с редкими вкраплениями фиолетового и красного, она простирается на три стороны, упираясь горбиками редких холмов в горизонт. Единственное дерево действительно дуб или очень похоже на дуб, тут монстр Персефоны не врал. Ветки Плачущего Дерева Нигдени постоянно шевелятся, хотя здесь ни намёка на ветер. Монстр шутливо кланяется дубу и замирает. На почти человеческом лице проступает маска сосредоточенности. Он бросает тело на землю и спешно пятится к нам.
– Давай пять, ваше величество, – говорит он, поднимая когтистую лапу, словно действительно ждёт, пока ветка хлопнет его по ладони.
Дуб, естественно, никак не реагирует, но монстра это, похоже, не смущает. Он глядит на тело, явно ожидая чего-то. Ждёт он не зря.
Из-под купола тёмных ветвей вниз пикирует нечто, на первый взгляд напоминающее оборванную грязно-серую простынь. Оно бесшумно набрасывается на мёртвого человека без тени, которого я изо всех сил стараюсь даже мысленно не называть Юлей. Существо на миг приподнимается и почти по-человечески протяжно стонет, выражая, видимо, крайнюю степень удовольствия. Выглядит бабай так, будто к телу безголовой летучей мыши затейник-таксидермист пришил кальмара.
Следом за бабаем на землю спускаются его родственники. Под деревом начинается драка, больше всего похожая на мартовские стычки дворовых котов. Бабаи свистят, скрежещут и визжат, бросаются друг на друга. Самый крупный из них, тот, что слетел вниз первым, накрывает тело кожистыми крыльями. Два других бабая помельче оттаскивают его от добычи, однако ему всё-таки удаётся отгрызть порядочный кусок лица Юли и затолкать его в глотку педипальпами.
Краем глаза я замечаю, как Старк медленно отступает, доставая мачете. Я не спешу следовать его примеру. Мне всё-таки нужно проверить свою глупейшую теорию. Так почему бы не сделать это сейчас?
– Шуганите их, – шелестит несуществующий ветер голосом Никиты, пока сам монстр обходит стаю бабаев осторожно, словно одинокая женщина средних лет, огибающая свору бродячих собак. Твари, увлечённые собственными разборками, пока что, к счастью, не замечают кладезь ценных питательных веществ в моём лице.
Я глубоко вдыхаю, а затем, всё-таки достав нож, с диким воплем бросаюсь прямо на стаю. Старк наверняка сейчас мысленно называет меня дебилом, а, может, даже не мысленно, но идеи лучше у меня попросту нет. Бабаи замирают, синхронно повернув ко мне морды. Бахрома педипальп, прикрывающая рты, шевелится, словно бледные черви. Только теперь я замечаю, что у бабаев нет глаз. К моему собственному удивлению, монстры бросаются врассыпную. Большинство, взлетев, прячутся в ветвях Плачущего Древа Нигдени. Ещё один уползает вверх по стволу. Последний из бабаев мешкает. Он пятится и совсем по-кошачьи шипит, когда на него бросается домашний монстр Персефоны. Бабай лупит его крыльями, пытаясь вырваться. Они катятся по земле, пока монстр не подминает его под себя. Монстр сопит, бабай обиженно стонет. Я рискую подойти ближе, то и дело поглядывая на тёмно-зелёную крону Плачущего Древа Нигдени. Старк следует моему примеру, правда, вверх он почти не смотрит.
– Ну и как ты с ним говорить собираешься? – спрашивает Старк, пока я гляжу на первого короля чудовищ не отрываясь, и пытаюсь углядеть хоть какие-то признаки движения.
– На древнем языке Задверья. Сожру его и получу его воспоминания, – рычит монстр уже совсем не человеческим голосом.
– А почему нельзя было так сделать с людьми без тени? – невинно интересуюсь я.
– А они не вкусные!
Конечно, Ник блефует. Получить воспоминания монстра, съев этого самого монстра, нельзя. Можно получить пищевое отравление. Только не спрашивайте, пожалуйста, откуда я это знаю. Скажем так, иногда виски, смешанное с пивом, добавляет Старку креативности. Такое случалось только трижды, но ни разу не закончилось чем-нибудь хорошим.
– Не надо! – визжит одновременно десяток голосов, словно кто-то включил запись на портативной колонке.
Я перевожу взгляд на источник звука, то есть на бабая. Никита точно не мастер планирования, но игрок в покер из него получился бы, если бы играть пришлось исключительно с другими монстрами. Он хищно скалится. Почти человеческое лицо прижимается к морде бабая так, словно монстр собирается его поцеловать. Острые зубы щёлкают у самых педипальп. Бабай дёргается, вжимаясь в землю.
– Как «не надо»? – шипит Никита. – Надо, очень надо, скотина. Ты за мной шпионил? Признавайся! Ты нас королю заложил?!
– Он приказал! – снова верещит десяток голосов, женских, мужских и детских.
– Да как он мог приказать, если он о нас не знал даже? А я ведь вас скотов кормил. Историями вас развлекал. Так что я тебя, пожалуй, всё-таки сожру. И вас, – кричит монстр, поднимая голову, – тоже сожру, только позже!
В ветвях что-то недовольно шелестит. Старк кивает мне и смотрит вверх. На самом деле необходимости в этом нет. Бабаи явно боятся нас больше, чем мы их.
– Не надо! – истерично визжат десятки голосов. – Королю рассказали не мы! Королю рассказали другие!
– А что они ему рассказали? – монстр исхитряется вцепиться когтистой пятернёй в горло бабая. – А ну говори, живо!
Бабай сдавлено стонет и хрипит. Педипальпы судорожно дёргаются и стремительно зеленеют.
– Говори, урод мохнатый! – рычит монстр.
Бабай, на самом деле, никакой не мохнатый. Он лысый и складчатый, словно крыса сфинкс. Только в отличие от крысы  никакого умиления, конечно не вызывает.
– Про то, что вы его ищете! – верещит монстр. – Про неё сказали! И про тебя!
– Отлично, – ручное чудовище Персефоны медленно поднимается и поднимает бабая за то место, где могла бы располагаться шея. – Ну и где король?
Он легонько встряхивает чудовище. Бабай отчаянно лупит грязно-белыми крыльями по воздуху, сучит короткими задними лапами в полуметре от земли и визжит.
– Не скажешь ты, так другие скажут, – рычит Никита. – Я всех вас переловить и сожрать могу!
Бабай явно мог бы сказать ещё что-то, но, похоже, все слова покинули его маленькую голову. Вместо этого он верещит, пока звук не обрывается на самой высокой ноте т не исчезает вовсе. Уши незамедлительно закладывает.
– Долина костей. Там где Ветер течёт, – раздаётся многоголосый визг откуда-то сверху, но его тут же заглушают звуки потасовки. Рык смешивается с глухими ударами. Откуда-то из-под кроны на нас летят листья и обрывки чего-то грязно-белого.
Ни текущий ветер, ни какие-то долины ни о чём не говорят. Но, с другой стороны, я тут впервые.
Никита с размаху швыряет бабая в сторону. Он неловко взлетает, кренясь на левую сторону, а затем падает среди сухих колючих зарослей и уползает в кусты, больше напоминающее, конечно, фрагмент страшного сна Говарда Филипса Лавкрафта, нежели нормальное растение.
Только теперь я замечаю, что земля у самых корней дуба усыпана костями. Костей много, и все они разные: маленькие и большие, лучевые и бедренные. Из сплетений корней мне жутко ухмыляется парочка черепов.
– А ты не думаешь, что их лучше всё-таки сожрать? – мрачно спрашивает Старк, не отрывая взгляда от ветвей.
– А смысл? Они всё равно отсюда улетят теперь и попытаются спрятаться где-нибудь, – монстр отряхивается и зачем-то придирчиво оглядывает собственные. – Они же своего Короля заложили. Кроме того, ты знаешь, что они едят? Вот и я знаю. И брезгую.
– Хорошо. Но зачем тогда нужен был весь этот цирк с людьми без тени, если можно было просто сюда сходить и накостылять бабаям? – уже не пытается скрыть раздражение Старк.
– Вообще я ещё до того, как вы приехали, предлагал Яне, но она сюда идти не хотела…
А я почти их не слушаю. Вместо этого я разглядываю холм, из-под которого мы вышли и то, что сейчас сидит прямо перед проходом, и давлюсь истеричными смешками. У Персефоны определённо была причина не ходить сюда. Сейчас эта причина заграждает нам путь к отступлению.
– Ребят, – тихонько бормочу я.
Они поворачиваются почти одновременно. Старк немедленно сгибается, пытаясь укрыться за зарослями колючего кустарника. Я следую его примеру мгновением позже. А вот монстр Персефоны стоит, как ни в чём не бывало.
– Ты дебил? – спрашивает Старк уже у него.
А я думаю, заметил ли Старк, что он говорит, не размыкая губ. Наверняка заметил. Как-то же он в день нашего знакомства почти довёз меня до дома, не спросив адрес и опомнившись только под конец. Остаётся только гадать, заметил ли это монстр Персефоны.
– Да ладно тебе. Он всё равно нас увидел, – отмахивается Никита. – Вообще-то Флейтист ничего такого не делает обычно. Просто сидит где-то неделю на одном месте, и если не пытаться его подвинуть, и не привлекать внимание…
– Он сидит задницей на проходе, – сухо отмечает Старк. – И мы обязаны его подвинуть. Потому что я, лично, здесь неделю сидеть не хочу. И Юра тоже не хочет.
Я разглядываю существо, и гадаю, как эта громадина ухитрилась пройти мимо нас и остаться незамеченной. Оно, словно ощущая на себе взгляд, медленно поворачивает к нам голову. Под оборванным жёлтым капюшоном клубится мрак, рассмотреть сквозь который хоть что-нибудь похожее на человеческие черты невозможно. Создание медленно высвобождает из складок плаща сегментированные как у насекомого руки, осторожно достаёт огромную пан-флейту, подносит к тому месту, где под капюшоном должен находится рот.
– Твою мать. Если он сейчас ещё и начнёт играть… – бормочет Никита присаживаясь на корточки.
– Я знать не хочу, что будет, – резко перебивает его Старк, поудобней перехватывая мачете. – И если я от тебя ещё хоть слово услышу – всажу клинок промеж рогов. И да, Никит, ты говно, а не тактик. Действуем так. Я сейчас иду к этой пародии на Лавкрафтовский ужас, рублю её по ногам, и, если повезёт, по рылу и бегу как можно быстрее. И пока я бегу, вы с Юрой тоже бежите, прямо в шкаф и будите Яну…
– Всаживай хоть в рога, хоть в куда фантазия подскажет, но идея тухлая. Вот скажи, Тох, если тебе ногу оторвать, она у тебя обратно отрастёт? Вот именно. А у меня отрастёт. Кроме того, ты сколько раз с ним сталкивался? А у нас с ним последние три года монстрячий конфликт. До него не доходит, что кто когти точил, того и территория. А знаешь, кто тут когти точил? Я.
Тем временем существо шумно выдыхает, заставляя флейту коротко взвизгнуть, а затем замирает. Из-под плаща выбирается третья рука, такая же сегментированная, покрытая чёрными волосками.
Монстр Персефоны решительно поднимается и подходит вплотную к своему сородичу. Существо в жёлтом плаще опускает инструмент. В клубящейся тьме под капюшоном каким-то невероятным образом читается удивление, смешанное с возмущением. Ну ещё бы. Я бы тоже удивился, если б ко мне решила пристать такая мелочь. А Никита и вправду кажется мелочью. Его рога едва-едва достают музыканту до середины груди, не смотря на то, что оно сидит на земле, подобрав под себя ноги.
– Ну приветик, – спокойно и вполне по-человечески говорит чудовище Персефоны. – Как дела? Не сочти за наглость, но я заметил, что ты опять решил посидеть прямо на проходе. А, на секундочку, тут живу я… а, ну да. Точно. Ты же ничего не понимаешь, а если понимаешь, то считаешь беседы выше своего достоинства.
Он делает резкий выпад, стараясь, похоже, выбить флейту из сегментированных мохнатых лап. Существо в жёлтом оказывается проворней, и резко прячет музыкальный инструмент за спину, так что удар приходится по другой его руке. Оно медленно поднимается, выпрямляясь во весь свой огромный рост. В этот момент Ник ухитряется пнуть его по тому месту, где, по идее, у создания в жёлтом располагаются ноги, демонстрирует сородичу когтистый средний палец, разворачивается и огромными скачками уносится прочь, выкрикивая оскорбления. Нечто в жёлтом отрывается от земли и плывёт за ним по воздуху. Оно снова подносит флейту к черноте под капюшоном.
Старк поднимается, и, прежде чем рвануть к спасению, смотрит вслед удаляющимся монстрам. И я тоже смотрю, не удержавшись.
Ткань жёлтого плаща рвётся, а затем расправляется, поднимается, превращаясь в огромные стрекозиные крылья. Больше ничего я увидеть не успеваю, потому что мы срываемся с места и бежим к пещере, спотыкаясь и падая.
Когда до щели остаётся не больше пятнадцати метров, я слышу музыку. Она не похожа ни на что, и на всё одновременно. Музыка обволакивает, оплетает голову шёлковыми нитями. Музыка превращается в холодную землю, в горячую воду, в безграничное чёрное пространство, а затем и в осознание того, что это пространство бесконечно, от чего начинает подташнивать. Музыка превращается в историю, историю о глупом мальчишке, таком маленьком в сравнении со Вселенной, таком ничтожном, таком потерянном…
Старк прислоняется к стене и тяжело дышит, оглядываясь по сторонам. Взгляд у него дурной, как у домашнего ворона, впервые увидевшего работающий пылесос. Я думаю о том, что существо в жёлтом сейчас играет не для нас. Играй оно для нас, мы бы тут не стояли. Я думаю о Никите, и о том, что, наверное, стоит чаще называть его по имени, хотя бы мысленно. Пусть он нас сюда затащил, но пойти на такое ради малознакомого Старка и Юры, который тебе откровенно неприятен…
– Вроде… – бормочет он, но не успевает закончить.
Пещера наполняется визгом. Жаль только, он не может заглушить музыку. Выхода в Задверье больше не видно, его залепила шевелящаяся грязно-серая масса. С трудом я различаю среди неё кожистые крылья и когти. Мы со Старком переглядываемся. Конечно же, он прикидывает, полезут ли бабаи наружу. А я просто считаю неудавшиеся проверки. Когда за последние три года таких набирается десяток, я бросаю это неблагодарное занятие. Именно в этот момент Старк всё-таки лезет в щель. А я стою, как идиот, и не могу заставить себя сделать шаг. Старк останавливается и кивает в сторону тьмы в щели, за которой с равным успехом может скрываться как нутро шкафа, так и ещё один параллельный мир.
– Чего стоишь?! – орёт он. – Ты дебил что ли?
Я вываливаюсь из шкафа Персефоны в освещённую спальню. Посреди комнаты стоит хозяйка со шваброй наперевес. Растрёпанная, в белой пижаме с единорогами, которая больше подошла бы подростку, а не женщине средних лет, она должна казаться смешной, но в этом «сейчас» я впервые боюсь её по-настоящему.
– Где он? – спрашивает Персефона тихо и хрипло.
Ответить ей никто не успевает. Из распахнутых дверей шкафа-истории вылетает первый бабай. Здесь, в нормальном мире он не издаёт ни единого звука, даже крылья не хлопают. Персефона лупит по нему шваброй и, ожидаемо, промахивается. Монстр бросается на Старка и они, сцепившись, катятся по полу – сплошной клубок из рук и крыльев. Я бросаюсь к товарищу, но тут из шкафа показывается ещё один бабай. Голова и одно крыло высовываются прямо из стенки, от чего дверь, начавшая было закрываться, дёргается. Я даже успеваю удивиться, насколько же он медлителен, прежде чем всадить нож в отвратительную голову по самую рукоять. Только после этого я бросаюсь к Старку, но он, схватив одной рукой бабая за то место, где у монстра должно располагаться горло, а другой за крыло, принимается колотить уродливой головой об стену. Когда на обоях появляется  пятно зеленоватой крови, а монстр, наконец, обмякнув, шлёпается на пол, Старк поднимается и с хищной ухмылкой берёт с подоконника так удачно оказавшийся там утюг. Я отстранённо думаю, что сказали бы маркетологи фирмы тефаль о такой рекламе? Наверное, их бы это определённо не обрадовало. Старк несколько раз лупит бабая по морде, затем берёт мачете и буквально разрубает монстра напополам. В комнате застывает тяжёлый запах влаги и пыли. По полу растекается зеленоватая кровь.
Персефона так и стоит со шваброй, глядя на шкаф широко распахнутыми глазами. Строгое красивое лицо приобретает растерянное выражение. Она больше не похожа ни на госпожу, ни на няньку. Теперь она напоминает маленькую девочку, только-только услышавшую от мамы о том, что любимый дедушка отправился на небо к ангелам.
– Их же там… – бормочет она, ни к кому конкретно не обращаясь, и, видимо, совсем не волнуясь из-за возможной неисправности утюга. – Они же… они же только его… они не лезли из-за него… где он?
– Я бы больше беспокоился, что сейчас ещё парочка этих ребят к нам на огонёк заглянет, – отмечаю я, запоздало натыкаясь на многозначительный взгляд Старка.
– Где он? – повторяет Персефона, не слыша, похоже, ничего.
Опомнившись, я вытаскиваю из шкафа дохлого бабая, извлекаю нож из его головы, прикрываю дверцы. Подбегаю к столу, хватаюсь за него, в надежде подпереть им вход в Задверье, но когда ножки сдвигаются с места, раздаётся такой омерзительный скрежет, что я немедленно бросаю эту затею. Соседи запоздало лупят по батареям. В принципе, я с ними солидарен. Проще ждать визита бабаев с занесённым ножом прямо здесь, чем двигать стол. Да и всё равно монстры оттуда, похоже, могут выбираться только по одному.
До бабаев, похоже, доходит самый очевидный план действий врага. Они больше не высовываются. Шкаф теперь выглядит как самый обычный шкаф, так, будто он не скрывает в себе историю целой параллельной Вселенной. Персефона смотрит на него всё так же растерянно и удивлённо. Старк быстро рассказывает ей о нашей прогулке к Плачущему Древу Нигдени, о бабаях и о гигантской мухе с флейтой.
– Он же не сможет один зайти, – бормочет Персефона, сжимая треклятую швабру так, что костяшки тонких пальцев белеют. – Может, он даже не сможет добраться… это же Флейтист. Он же может…
Если как следует присмотреться к серебряным кольцам на пальцах Персефоны, можно заметить на них тонкие чёрные полоски от пайки. Словно они все до одного не подошли своей владелице, и та отнесла их к ювелиру, чтобы переделать. Для чего я это вам рассказываю? Потом поймёте.
– Слушай, – устало говорит Старк, опираясь на шкаф, – Ян, по всему выходит, что бабаи к тебе не лезли потому, что Никиты боялись, а так-то они тебя очень даже хотят сожрать. Сейчас им бояться некого. Конечно, сюда они не сунуться, кое-какие мозги у них явно имеются, хотя и маленькие, конечно. А, если мозги имеются, они сейчас ждут по ту сторону, пока ты пойдёшь вызволять Никиту. Кроме того, бабаи же могут ходить туда-сюда. А если они его боялись, что не лезли, один из них наверняка вытащит его назад.
На какое-то мгновение мне кажется, что сейчас Персефона приложит Старка шваброй. Но вместо этого она только растеряно кивает ему и уходит на кухню.
Мы караулим под шкафом. Персефона возвращается, оттаскивает туши бабаев в коридор, уходит на кухню, и снова возвращается уже с кофе и криво нарезанными бутербродами. После она просто сидит на месте, таращась на шкаф. Старк вяло предлагает запустить какой-нибудь сериал. Персефона без слов включает компьютер, открывает браузер и тыкает в открытую вкладку с фильмом, который то ли Никита, то ли они вдвоём успели посмотреть на две трети. На экране космический корабль опускается на поверхность чужой планеты. Кофе не спасает, глаза слипаются. Я то проваливаюсь в черноту, то выныриваю из неё. Когда киношное чудовище расправляется с очередным астронавтом, Персефона выходит из комнаты. Из ванной доносится плеск воды.
– Зачем, говоришь, мы в это ввязались? – вяло спрашиваю я у Старка. Язык ворочается во рту дохлой рыбиной. Спать хочется просто ужасно.
– Ну, кто-то же должен это делать, – резонно отмечает Старк, давясь зевком. – А я думаю, если сюда вылезет толпа этих ктухлов на минималках, они не ограничатся одной Яной. Они и весь дом могут сожрать. Потому пока что лучше подождать. Им наверняка скоро надоест, если уже не надоело. А Никите, – добавляет он, ёрзая, – я за это рога всё-таки пообломаю. Мало того, что в тактике говно, так ещё и не рассказывает ни о чём.
– А не боишься, что сожрёт?
– Не. Он, конечно, страшный как моя жизнь, но есть никого из нас не будет. Как ты вообще на них вышел? На этих двоих, я имею в виду.
– Фильм – говно, - невпопад отвечаю я. – А как вышел… знаешь, Старк, я не особо об этом говорить хочу. Скажем так, пять лет назад пошли мы с Татьяной Игнатьевной по одному делу в серый дом. И вот иду я по коридору, смотрю, а там у стенки монстр стоит и краску когтем ковыряет. В общем, неудобно вышло.
– Ты его убить попытался?
– Да, только не сразу. Идиотская затея. Как выяснилось, монстр Персефоны сильный, как бугай, а сама Персефона травмат на работу носит. В общем, я попробовал, а они меня скрутили в парке и вежливо объяснили, что я немного неправ. Вот почему врачей на входе в дурку не обыскивают, а?
– Потому что врачи не станут отдавать травмат психам? – уточняет Старк с ухмылкой и снова зевает, прикрывая рот предплечьем.
Я тоже зеваю, тупо разглядывая седую прядь в его чёрной шевелюре.
– Но психи могут его отобрать, – возражаю я, – или украсть. Кроме того, вообще-то это запрещено.
– Юр, у тебя в джинсах разряженный ствол. Это тоже вообще-то запрещено. Так, следующий пункт у нас по плану выходит, в Задверье. Как думаешь, король снимется с места, когда узнает, что мы в курсе, где искать? Или, может, будет ждать нас с армией чудовищ? И ещё важный вопрос: можно ли его как-то выманить?
Я пожимаю плечами, киваю на шкаф и снова пожимаю плечами. Мысли отказываются собираться воедино, разбегаясь юркими тараканами, как только я пытаюсь ухватиться за них.
– Думаю, – продолжает Старк, – можно. Если он был человеком, на него можно надавить. У любого человека есть то, что ему дорого.
– Знать бы, на что давить, – сухо замечает Персефона, заходя в комнату. На голове у неё полотенце, почти такое же лиловое, как и синяк у неё на скуле. Она уже переоделась в узкие джинсы и свитер. Если б не морщины вокруг глаз и не измученное лицо, можно было бы подумать, что ей не больше двадцати.
– Кроме того, – добавляет она, – если только он не идиот, книгу он с собой брать не будет.
– Мне казалось, ты не особенно веришь в существование Короля Чудовищ, – замечаю я.
Персефона криво ухмыляется.
– Я верю в то, что есть дегенерат, где-то раздобывший «Двери и пороги». Потому что факт этого налицо. Верю в то, что этот дегенерат нашёл способ управлять чудовищами. Иначе какой смысл и бабаям, и людям без тени говорить о короле? Ладно, допустим, они зачем-то договорились, но почему тогда толпы монстров бегут в одном направлении, при этом не оставляя после себя огрызки людей? Я не верю в саму легенду. Король чудовищ. Симбиоз человека и монстра, такого сильного, что он аж беспомощного. Бессмертное создание, повелевающее порождениями Нигдени. Ха. Не бывает бессмертных. Всё однажды заканчивается. Каждый человек, даже самый великий, однажды исчезнет. Вначале как биологическая особь, а затем – как часть истории. Каждый вид, включая наш, вымрет. Каждая звезда или остынет, или взорвётся сверхновой. Даже Вселенные не вечны. Если верить в теорию, что любая часть Вселенной повторяет её историю, это относится и к Задверью. Чудовищ, в конце концов, тоже можно убить, – она замолкает и снова смотрит на шкаф, сжав кулаки. – Скоро рассвет. Бабаи солнечный свет не любят, так что днём никто из них сюда не сунется. Ни один, ни с кем-то ещё. Знаешь, Антон, я не знаю, что это за Настя, с которой ты из туалета звонил, но если она тебе дорога, не рекомендовала бы встречаться с ней в ближайшее время. Дегенерат с книгой скорей всего уже в курсе, что ты в это ввязался, а если пока он ещё об этом не знает, бабаи ему непременно доложат. Расскажут, как ты выглядишь, как пахнешь, чего боишься. За тобой установят слежку. Уж поверь, мест, откуда может выглянуть белая рожа со щупальцами гораздо больше, чем можно представить. Наверняка такие есть и у тебя в доме. А как ты сам заметил, у любого человека есть то, что ему дорого. Неуязвимы только те, кому нечего терять.
– Те кому нечего терять – слабы, – парирует Старк. – Потому что им сражаться не за что. Разве что за идею, но тогда это изначально так себе мероприятие. Юр, а ты как думаешь?
– А я думаю, что спать хочу. И что вы ещё спорить не начали, а уже мне надоели, – вяло отвечаю я Старку. – А ещё думаю, что сразу же после рассвета нам всем стоит свалить отсюда. Король Нигдени если ещё не знает где мы, то непременно скоро узнает. Вряд ли эти ваши бабаи будут докладывать только о Старке. А поскольку король уже понял, что мы продолжаем лезть куда не надо… в общем, на его месте я бы послал сюда карательный отряд. И это не произошло только потому, что у него, наверное, связь барахлит.
О том, что у короля с некоторой долей вероятности уже имеется то, что дорого Персефоне, я предпочитаю молчать, даже не намекая, как это сделал Старк. Она наверняка и сама понимает, что её глупый монстр сейчас вполне может сидеть где-нибудь в клетке из живых костей посреди огромной Нигдени, выступая здоровенной глупой рогатой приманкой. Или жизнерадостно выкладывать типу в костяной короне все подробности её планов. И что-то вторая версия кажется мне чуть более правдоподобной.
– В любом случае, он меня везде найдёт, – бормочет Персефона так, будто пытается сама себя убедить в лучшем исходе. – И поймёт, почему мы ушли. И найдёт меня. Юра, ты как-то говорил, что знаешь место, где монстров не бывает. Это всё ещё так? Отлично.
Квадрат окна постепенно сереет. Один за другим тухнут оранжевые глаза фонарей. Мы ждём появления монстра из шкафа, как бы банально это не звучало, но монстр так и не появляется.
Мы выходим из дома на этот раз втроём: Персефона с туго набитым рюкзаком, Старк с ошалевшим взглядом и мачете под косухой, и я с пустой головой, в которой с грохотом перекатываются шарики несформированных мыслей.
Только знаете что? Это плохая история. Давайте лучше я расскажу хорошую.